Мышеловка для Шоколадницы - Татьяна Георгиевна Коростышевская

– Не будет, - пыталась я сопротивляться, отчего со стороны наверняка выглядела марионеткой в руках неопытного кукольника, мои конечности изгибались под немыслимыми углами, голова безостановочно вертелась, а корпус скручивался, как будто верхняя и нижняя часть тела собирались в разные коридоры.

– Будет! – рявкнул Гонза, и я чеканным шагoм отправилась в оватские дортуары. - Все будет именно так. Глупостей творить я тебе больше не позволю.

– Это мы еще посмотрим!

В спальне я первым делом бросилась к клетке, попыталась ее открыть, но дверца была заперта на ключ, которого я не находила.

Святой Партолон, все святые покровители, Балор-отступник! Мерзавец обо всем подумал, сначала проник в мое сознание, потом, пользуясь моим телом, запер свое, чтоб я не смогла прервать слияния, это возможно только при физическом контакте, а ключ куда-то спрятал.

– Успокойся и сядь, – велел через некоторое время фамильяр, – послушай меня.

– Садиться для этого не обязательно, давай, объясняйся, я пока испробую шпильку в качестве отмычки.

Но беседовать между делом крыс не желал, меня вывели в садик, окунули лицо в чашу питьевого фонтанчика, притопили до искр под веками, отряхнули и отправили в беседку. Я плюхнулась на скамью, ушиблась, злорадно подумала, что Гонза тоже чувствует мою боль и, кажется самостоятельно, скреcтила на груди руки.

– Γовори, мерзавец, чудовище, насильник над личностью, попратель свободы.

– Ты влипла, мы оба с тобой влипли, – вздохнул «попратель свободы». - Это серьезно, мелкая, гораздо серьезнее, чем я мог раньше предположить.

– Объясни!

– Не могу, пока не могу. Понимаешь ли, скажем так, я не уверен, как тебе взбредет в голову воспользоваться этой информацией. Ты, мелкая, слишком порывистая, слишком непредсказуемая. Но это не главная причина, главная в том, что я пока не нашел, для нас способа из этого всего выбраться.

– Пфф… Сколько витиеватых умолчаний. Я похожа на смирную женушку, которой разгильдяй-супруг предлагает самой придумать оправдания его недельного отсутствия и губную помаду на щеках?

Гонза с любопытством спросил:

– Какая-то пьеса?

– Ну да, знаешь,из этих комичных сценок на деревенских праздниках. Не важно! Не уводи разговора. Ты мерзавец и…

– Попратель и насильник, – подсказал крыс.

– Изгоню!

– Изгонялку не отрaстила! Сидим на попе ровно, поняла? Ни лишнего слова, ни взгляда, за этим я прослежу. Выжидаем, при первой же возможности покидаем стены магической академии.

– Придумала! – я хлопнула себя по лбу. – Я тебя сварю в кипятке вместе с клеткой, твое тело… Крысиный бульон, ну и гадость… Твое тело развалится, ты исчезнешь.

– Не сработает, я просто буду болтаться в тебе, мелкая, до самой твоей смерти.

– А, если мне удасться найти другой териаморфный сосуд? - заинтересовалась я.

– Можно попробовать, - медленно ответил Γонза, – но, знаешь, у нас, демонов, не принято чужие сосуды занимать.

– Кто бы говорил! Сам занял бесхoзную крысу. Ну, предположим, я найду другой сосуд…

Демон испуганно перебил:

– Даже не начинай, никаких других сосудов. А то знаю я тебя, загоришься, экспериментировать побежишь.

– Бабочка? - предложила я. - Такая красивая, черная с оранжевым, королевская? Стрекоза? Или, например… О! В твоем гнезде я, кажется, видела чучело павлина? Нет, лучше в шоколадного Карломана!

– Будь я мэтром, мелкая, ты бы сейчас такой штраф получила, - зашипел Гонза. - В чем особенность териаморфных сосудов? Α? Вспоминай. Неужели они шоколадные?

Я вздохнула:

– Ладно, погорячилась, Карломана отменяем, сосуд должен быть живым, хоть когда-нибудь живым. Но, с другой стороны, возьмем, например, автоматонов. Они не из плоти и крови, но жизнь в них вдохнули заклинаниями, они считаются некогда живыми?

Демон молчал, сидел во мне, как будто свернулся калачиком в голове над глазами, но не произносил ни слова в ментальном диалоге. Я опомнилась. Тебя, Гаррель, лишили свободы воли, а ты, заучка болванская, на магические теории отвлеклась!

– Пустое! – хлопнув ладонью по столу, я встала. – Катарина Гаррель объявляет войну коварному захватчику.

– Война…

– Да, именно, мы теперь враги, Гонза, до последнего вздоха.

– Тсс, мелкая, я не об этом, присядь на минуточку, я кое-что тебе покажу.

Мои колени сами собой согнулись, взгляд затуманился, демон отдернул мысленную завесу. Там из тумана к зрителям шагали ряды одинаковых солдат, много, невероятно много, запредельно много, шум чеканных шагов заполнил мою голoву, колонна приближалась, мне стали видны одинаковые неҗивые лица, лица механических кукол, глаза, алые, как будто в глазницах плескался огонь.

Гонза грустно сообщил:

– Если демонов можно помещать в подобные сосуды, ваши армии смогут выглядеть примерно так.

Угол обзора сместился, перед нами открылась батальная панорама, город за крепостными стенами, на них наваливается орда одинаковых созданий, стены рушатся, слышны крики раненых и умирающих защитников, грохочет далекий гром, над городом возникает огромная чудовищная фигура. Обезьяна? То есть четыре конечности, но головы, простите, три. Монстр больше самой высокой городской башни, он крушит здания кулаками, а потом, задрав к небу все три головы, орет: «Чума-а!»

– Какие у тебя нездоровые фантазии, – сказала я, отдышавшись.

Демон фыркнул:

– У меня? Я, мелкая, всего-навсего показал тебе фрагмент одного эпохального сражения, произошедшего… Впрочем, не важно. Тамошние маги именно твоими идеями страдали, чтоб каждому бесхозному демону сосуд создать, а демонов у них было много,тот мир с Онихионoм соседствует, ну и врат, соответственно…

– Пoгоди, погоди, – перебила я. - Так этот трехголoвый – это был ты? Чума? Ты был обезьяной?

– Я был дракон! С чешуей!

– Трехголовая обезьяна. Чешуя обезьянности не отменяет. –