Свет - Рейвен Кеннеди
В павильоне пусто, если не считать телег, которыми селяне собирают продовольствие, когда им его доставляют. Несколько изогнутых деревьев хватаются за землю, а на их узловатых, гнутых ветвях, усыпанных иголками, лежит снег.
Павильон срыт под выступом горы, и здесь, за грудами дров, за каменным углублением для костра, находится дверь в Погреб. Сперва я осматриваюсь, но помимо большой комнаты, набитой припасами, и замученного холодом стражника, здесь больше никого. Он кивает, когда я прохожу мимо, а потом исчезаю в расщелине горы, где стены гладкие и проход между ними такой узкий, что может пройти только один человек.
Растрескавшаяся дорожка длинная и неровная, и какое-то время я иду совсем вслепую, поскольку в этой расщелине темно. Когда я прохожу до конца и протискиваюсь, гора становится чуть просторнее. По бледным стенам пещеры проходит несколько голубых линий, отбрасывающих тонкий свет.
И хотя я укрыт от стихии, внутри намного холоднее. Холод тут застойный и держится вечно. И все же, приближаясь к железной двери, установленной в горе, я чувствую, как мне становится жарко. Когда я подхожу к зарешеченному окну и заглядываю в него, из моего рта вылетает пар – единственный признак того, что здесь минусовая температура.
– Давно ты вернулся? – Я задаю вопрос, даже не повернувшись – это ни к чему. Я почувствовал его, как только вошел.
Райатт сидит, вытянув ноги. Его затененная фигура загораживает свет фонаря, висящего рядом, оранжевое пламя которого подпитывает масло, добываемое из принадлежащих нам шахт.
– Пару часов, – небрежно отвечает он, и я наконец поворачиваюсь к нему.
– Здесь только один. – В моем тоне слышится вопрос.
Райатт чешет затылок, отчего черные волосы местами становятся взъерошенными. Обычно он отпускает локоны длиннее, чем я, и всегда ворчит, когда ему приходится стричься.
– Ты сказал, что для допроса тебе нужен один.
– Я сказал, что для допроса мне нужен хотя бы один, – поправляю я.
На его лице ни тени раскаяния.
– Если бы ты хотел, чтобы они все остались в живых, то стоило прислать Джадда. Я же сказал, что не позволю сюда вернуться крысам Мидаса. Напомню, этого желал и ты, и я, – говорит он и кивает на камеру. – От остальных я тоже получил, что хотел. Тем более учитывая, как их чертовски трудно оказалось найти.
– Сколько их было?
– Четверо. Повезло, что их засек мой тимбервинг. Так-то я и обнаружил их укрытие на холме недалеко отсюда. Услышав, что ты вернулся, они бросились врассыпную, как истинные крысы, но буря застала их врасплох, и им пришлось приземлиться.
Ладно, буря хотя бы на что-то сгодилась. Мы с Райаттом искали их несколько дней, и я уже начал волноваться, что поиски не увенчаются успехом.
– Я так понимаю, ты получил удовольствие, убив остальных трех?
Райатт коварно ухмыляется.
– Мертвецы прекрасно украшают замерзшую пустошь.
Кивнув, я снова смотрю через зарешеченную дверь и вижу жалкое подобие человека, распростершегося на полу и дрожащего в отделанном золотом пальто. Интересно, сколько дней Аурен потратила на то, чтобы позолотить эту падаль? Сколько энергии, времени и сил потратила на поддержание репутации и самолюбия Мидаса? От одной только мысли об этом по спине пробегает жаркая волна гнева.
– Ты рано встал, – говорит Райатт, повернув ко мне лицо, наполовину скрытое тенью, а наполовину освещенное синим цветом.
Я молчу и сажусь напротив него на бочку. Если откровенно, я почти не сплю, как и Аурен. Проворочавшись всю ночь, перед рассветом мне удается задремать на пару часов, но ровно до тех пор, пока она не возвращается в спальню.
Брат низким голосом спрашивает:
– Она по-прежнему не встает днем?
Я бросаю на него взгляд.
– Она привыкает.
– Правда?
– Что, черт возьми, это значит?
Райатт пожимает плечом.
– Я вижу, каким становится ее лицо всякий раз, когда кто-то упоминает о золоте. Она в ужасе.
– Ничего подобного, – огрызаюсь я, стиснув зубы от злости.
– Как скажешь.
– А чего ты так беспокоишься?
– А почему не беспокоишься сам? – парирует Райатт. – Той ночью мы все ее видели. Может, внешне Аурен и кажется горой, но в действительности она вулкан, который скоро извергнется. А когда она так делает, это не какой-то пустяк.
– Она справится.
Однако Райатт не сдается. Но иного я от него и не ждал. Половина его личности всегда мне противоречит.
– Она боится своей силы, и небеспричинно. Но когда вопрос стоит о магии, страх представляет опасность. Кому, как не тебе, это знать.
Мы смотрим друг на друга, стоя по разные стороны узкой дорожки. У него за спиной сияют синие полосы пещеры, а мерцающие лампы словно противодействуют этому свету.
– Это займет время.
– И сколько времени ты можешь себе позволить?
Я провожу рукой по волосам, дергая за кончики.
– Столько, сколько ей, черт возьми, понадобится.
Он недовольно и несогласно качает головой.
– Может, ты и король, но даже тебе не под силу это выдержать. К тому же тебе претит тут находиться.
– Вовсе нет.
Райатт закатывает глаза.
– Конечно, нет. Вот почему ты приходишь сюда, только когда это позарез нужно.
Кажется, что зубы вот-вот треснут от того, насколько сильно я их стискиваю.
– Мне нужно править королевством.
Он усмехается.
– Ага, именно. Но до этого тебе нужно было защищать эту деревню.
Я резко подаюсь вперед, упираясь локтями в колени.
– Я и защищаю деревню. Ты и половины не знаешь, на что мне приходится идти, чтобы ее защитить, и чем я пожертвовал.
Райатт смеряет меня взглядом, который, наверное, в точности отражает мой взгляд.
– Ты и правда хочешь обсудить жертвенность, брат? Потому что я отказался от своей личности, чтобы тебе служить.
Иногда пропасть между нами кажется непреодолимой. Например, сейчас, когда мы ссоримся.
– Ты вообще там бывал? – спрашивает он.
Я резко выпрямляюсь.
– Не задавай вопросов, ответы на которые тебе и так известны. У тебя не настолько утешающий голос.
Он не обращает внимания на мою острóту.
– Стоило бы знать.
– Райатт, я был немного занят.
– Именно. – Его голос сочится презрением, и он встает. – Что ж, попробуйте вписать это в свой график, Ваше Величество. – Брат насмешливо отвешивает поклон и уходит.
Я смотрю ему вслед с омерзительным ощущением в груди. Спина Райатта напряжена, а в походке заметна злость.
Трудно представить его таким, когда перед глазами мелькает иное воспоминание – когда он был щуплым мальчишкой ниже меня более чем на фут, с растрепанными черными волосами и губами, испачканными джемом.
Тогда он никуда не уходил. Всегда следовал за мной или пытался схватить за руку, опутывая озорной улыбкой. Мы играли и искали приключений,
