Ведьма на выданье - Марина Сергеевна Комарова
Бабка Яджина уже была при смерти.
— Ты беременна, внучка, — сказала она. — Теперь я ухожу, а вас будет двое. Будь осторожнее. Разум твой болен. Если вдруг что приключится, кто останется с маленьким твоим человечком? Подумай, внучка. И прости за все, если когда обидела…
Бабка Яджина умерла. Я похоронила её по-нашему, под древним дубом, оставив на могиле красную калину.
Долго плакала. Становилось всё хуже. Понимала: права бабка Яджина. Ох права. Неладное со мной.
В положенный срок родилась девочка. Здоровенькая и смешливая.
А через месяц приехал он, мой красивый пан. Серьёзный до ужаса, дочери обрадовался, назвал Алиной. Хотел забрать в город, да только я совсем уже не в себе была. Как узнала, так чуть лютой волчицей не кинулась — показалось, что хочет отобрать дитя у меня навсегда.
Он какое-то время тут побыл, а потом снова уехал. Да не один, а с моей девочкой.
Не знаю, через какое время наступило просветление. Осознала, что я в крови и в грязи. Стала безумицей, которая не в состоянии о себе позаботиться. И с горечью поняла, что он не мог поступить иначе. Меня так просто в родном лесу не возьмешь, потому увез одну дочку.
Стоило только встать, как снова рухнула на пол, осознав, что натворила в приступе безумия. Прокляла! Прокляла отца своего ребенка, превратив в волколака до того момента, как наша дочь не станет взрослой и сильной. И не назовет его по имени.
Завыв, впилась ногтями в своё лицо, снова раздирая в кровь. И рыдала так, что к хижине больше никто не рисковал приближаться.
Сейчас редкий момент просветления. Поэтому я дописываю эти слова и прошу того, кто отыщет мою девочку и моего любимого… слезно прошу: скажи, что я их люблю. И буду любить после смерти. Прощения не прошу — нельзя меня простить никог…»
На этом письмо обрывалось. В горле встал ком.
Я не знал Альжбету, но картина в голове сложилась быстро. Медленно поднял взгляд и встретился с желтыми глазами волколака.
— Анджей?
Имя хрусталём упало на пол и разлетелось на осколки. В хижине поднялся безумный ураган: меня швырнуло в стену, Змеевского — к окну.
В голове загудело от удара. Однако после того, как ветер стих, удалось разглядеть медленно поднявшегося с пола мужчину. Обнажённого и исцарапанного, но вполне целого.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
— Дядюшка Анджей, а вы ничего так сохранились после беготни в волчьей шкуре, — наконец смог произнести я.
— Ты тоже ничего после подселения смоли, — заметил он хрипло и ломано, словно каждое слово давалось с трудом, но всё же весьма бодро.
Узнаю Каторжинского, однако.
Анджей быстро подошёл к столу, скользнул по нему беглым взглядом. Задержался на письме, в янтарных глазах мелькнула боль. И я осознал: он тоже любил Альжбету.
— Прокляла, значит… Вот кто, — тихо сказал он. — А я на всех уж подумал, на всех, кроме тебя, милая…
— Почему проклятье спало? — очнулся Змеевский, видимо, переварив увиденное. — Ведь это не Алина вас назвала.
Анджей посмотрел на нас, потом покачал головой.
— Альжбета была безумна. Её проклятье тоже сработало не сразу, превратив меня в волколака спустя тринадцать лет. При этом я совершенно не помнил, кто я и что когда-то был человеком. Спустя долгое время память стала возвращаться.
— И снятие проклятия тоже пошло не так, — мрачно добавил я.
— Да. Когда я сразу увидел Алину, то инстинкт убивать взял верх, но потом удалось опомниться. И она тоже что-то почувствовала, раз взяла меня с собой без видимых на то причин.
Он чуть прищурился, глядя на мою руку, всё ещё сжимающую кулон.
— Но сейчас у нас нет времени, мальчики. Нам пора будить спящую красавицу. Поэтому быстро в замок. И дайте мне что-то надеть.
— Вам идет и так, — лениво заметил Змеевский.
И удрал так быстро, что алый огненный шар не успел припалить белые волосы.
* * *
— Алина, возвращайся!
Голос повелительный, не терпящий возражений. А ещё будто чьи-то руки ухватили и тянут к себе.
Непрекращающийся кошмар, царивший до этого, словно разогнали; миг — и меня укутало в теплый и надежный кокон.
— Давай, девочка, иди ко мне.
— Алина, — а это уже голос Лешека. — Я люблю тебя. Я не могу без тебя жить. Ты нужна мне. Вернись.
И вдруг стало как-то светло и легко, словно не было рядом жуткой смоли, оглушающего одиночества и бесконечной безвыходности.
— Алина…
Глаза ослепило ярким светом. Я зажмурилась. Кто-то тряс меня, не сильно, но чувствительно.
— Она приходит в себя! — в этом вопле смешались радость и неверие в происходящее.
— Алина, Алиночка…
Горячие губы начала покрывать моё лицо поцелуями. Я полупридушенно пискнула, попыталась вырваться, но куда там! Меня держали так, что тут барахтайся — не барахтайся, толку не будет.
С трудом сфокусировав взгляд, поняла, что Лешек сжимает меня в объятиях, нахально заняв половину кровати. Но это полбеды, а вот то, что тут толпа народу и все умиленно лыбятся — совсем другое дело.
Князь, советник его белый, Малгожата, Вислава, Горневич и ещё какой-то незнакомый мужчина. Светловолосый, с пронзительным взглядом желтых глаз, такой весь элегантный до чертиков, что хочется позвонить в ад и выписать себе модельера.
И все смотрят на меня, будто чего-то ждут.
Ощупав себя, настолько это можно было в тесных объятиях Лешека, и глубокомысленно выдала:
— Я не умерла.
Сначала у всех вытянулись лица, а потом грянул дружный хохот, и я поняла, что в целом все довольны.
— Алина-а-а! — заорал кто-то сверху и плюхнулся на меня немалой тушкой. Лешек благородно отстранился, давая мне возможность сделать глубокий вдох.
— Бецик! — заорала я. — Имей совесть, ты меня раздавишь!
— Мне можно! — самодовольно заявил летучий мыш. — Я же твой любимый фамильяр!
— Очень тяжелый фамильяр, — проворчала я, но всё же сгребла его в охапку.
Я ещё слаба и чувствую себя не очень хорошо. Однако самое страшное позади, поэтому можно расслабиться и потискать двух самых замечательных мужчин на свете: Бецика и Лешека. А остальные могут погулять!
…солнечный свет заливал всю террасу, утро выдалось на удивление теплым. Вот тебе и осень. Напротив меня сидел он. Ведьмак. Анджей Сапковский. Тьфу, Каторжинский. И не надо тут хихикать. Почему-то каждый раз, глядя на папеньку, хотела назвать его именем известного писателя.
— Так это был артефакт? — уточнила я, делая глоток кофе.
Нам подали завтрак на террасу, и это восхитительно. Кофе в Вайвельском замке столь хорош, что я всерьёз подумывала выкрасть поваров Шлях-Успенского.
— Именно, — кивнул Анджей, нарезая подкопченное мясо. —
