Ведьма на выданье - Марина Сергеевна Комарова
Он вздрогнул. Сквозь тьму в глазах стала прорываться изумрудная зелень. Да, по законам романтики не мне бы это говорить. Только тут всё серьёзнее, тут спасение жизни.
— Я хочу, чтобы ты оставался моим мужем. И хочу, чтобы у нас была дочь с твоими глазами и улыбкой.
Его рука сжала плащ с такой силой, что послышался треск ткани. Ещё чуть-чуть — сдернет к кузяковой бабушке.
— Смоль и смоль. Я пережила собственную смерть, не думаешь ли ты, что такое присутствие меня испугает? Я сама живу чужой жизнью. Тебе ли не знать?
Лешек не знает, а смоль — знает. И снова чернота затапливает зрачок.
А потом плащ отлетает в сторону, и он забывает как дышать. Потому что на мне только невесомое черное кружево и больше ничего.
Его губы накрывают мои. Целуют жестко, страстно, не давая думать о чем-то другом. Но мне и не надо. Сама набрасываюсь на него с такой же безумной страстью, будто занимаюсь любовью в последний раз.
Хотя почему «будто»?
— Алина, — хрипло прошептал Лешек. — Алина…
— Потом, — выдохнула я и снова прижалась к его губам.
Огонь пробежал по всему телу, дышать стало просто невозможно. Но мне всё равно. Я целовала своего мужчину с такой страстью и желанием, что вмиг на задний план отошло всё на свете.
И чем сильнее полыхала страсть, тем страшнее бушевала во мне тьма князя. Страсть опаляла, губы и руки Лешека обжигали, а сила бурлила безумным потоком, который того и глядя разорвет изнутри.
— Возьми… — хрипло прошептала я. — Войди в меня, стань со мной единым целым.
И насколько же это двояко. Слова, в любой другой ситуации бы имевшие эротический окрас, сейчас ещё и прямой призыв.
Лешека долго уговаривать не пришлось. Он подхватил меня, усадил к себе на колени.
Мысли спутались, кружа безумным хороводом. И когда я уже была готова закричать от пронзившего тело удовольствия, в ушах вдруг зашумело, а перед глазами всё завертелось с такой скоростью, что пришлось зажмуриться.
Внутри будто вспыхнула новая вселенная, руки и ноги онемели, потеряв всякую чувствительность. Меня накрыла ледяная волна, а потом в ушах раздался дикий визг.
Я закричала от ужаса, но с губ не сорвалось ни звука.
«Лешек, Лешек! — билась мысль. — Помоги, спаси!»
Но он не слышал, не мог слышать.
А меня подхватил гигантский смерч и снес в чудовищную бездну. На этот раз исчезла вся чувствительность, крик застрял в горле. Меня крутило и швыряло, как крохотную пушинку.
Вокруг что-то ревело и рыдало нечеловеческими голосами. Ещё чуть-чуть — и накинется на меня, сомнет, сожмет и… всё.
— Твар-р-рь, — прорычал кто-то на ухо. — Ненавижу тебя. Смогла всё же! Ненавижу! Подыхай тут теперь, на границе между мирами!
Рычание превратилось в визг, по телу пронеслась волна острой боли. Я всё же заорала и наконец-то потеряла сознание. Только даже после этого чувствовала: кто-то ненавидит меня с такой силой, что… что все мои неприятности только начинаются.
Убаюкивающая тьма протянула ко мне руки и крепко обняла, лаская и укрывая от жуткой действительности.
Спать… спать, только спать теперь.
* * *
Голова болела так, словно кто-то очень долго бил ею о стену. Отдельно от тела.
Я с трудом разлепил глаза. Виски пронзила такая боль, что я, застонав, сжал их пальцами.
— Доброе утро, пан Скорбута, — прорвался через эту красную раскалённую боль голос Шлях-Успенского. — Вы живы, хоть и выглядите отвратительно. Поздравляю, вы практически вдовец.
Тут же стало не до боли. Я повернул голову и встретился взглядом с пронзительными черными глазами князя, сидящего в кресле напротив.
— Водички? — ласково предложил он, протянув мне стакан.
— Спасибо, — хрипло произнес я, схватил стакан и осушил его одним махом. Немного полегчало. — Какой ещё вдовец? Где Алина?
— Под присмотром лекаря, — сказал Шлях-Успенский. — Но шансы невелики. Что вы помните?
Что я помню?
Стало совсем дерьмово — помню я всё с отвратительной четкостью. И от этого к горлу подкатила дурнота. Только вот самое последнее как в тумане.
— Что произошло? — еле слышно спросил я, запуская пальцы в волосы. — После того, как я, как мы…
— Достигли пика наслаждения? — с готовностью подсказал он.
— Мой князь, если бы не субординация, я бы сказал что-то другое, но… могу сказать только одно — да.
Раздражение и гнев пришлось затолкать подальше. Ссориться с князем, который сейчас владеет нужной мне информацией, — верх глупости. Пусть и очень хочется подойти и просто по-человечески дать в морду.
Шлях-Успенский усмехнулся.
— Произошло прекрасное, я даже не ожидал такого эффекта. Слушай…
Оказалось, Князь Претёмных поделился с Алиной своей силой. Точнее, передал княжеский дар, который обычно достается в качестве благословения кому-то из ведьм, явившихся на Выданье. Сила была очень желанной, а смоль именно к ней и стремилась.
Поэтому под завязку наполненная тьмой Алина пришла ко мне. Во время эмоционального накала и оргазма смоль рванула в неё. Но в тот же момент подействовали заклятье и зелье пани Валевской, направленные на перевоплощение.
Я стиснул зубы.
Ведь знал же, прекрасно понимал, что это за ритуал. Сам никогда не проходил, но сталкивался по работе. А это… это может значить, что Алина никогда не встанет. И от этого стало настолько страшно, что все бои с нежитью и прочими тварями показались детской забавой.
— Как вы могли на это пойти?
Собственный голос показался чужим. Улетучилась вся осторожность и всё почтение к князю. Теперь я готов придушить его своими руками.
Шлях-Успенский явно почувствовал моё настроение. Правда, трусом он никогда не был, поэтому только поднялся с кресла.
— А как могли не пойти? Смоль опасна, пан Скорбута. Подставлять под удар гостей, а то и всех жителей Речи Шветной я не собирался.
— Но у вас был я, — шумно выдохнув, сказал ему. — Можно было просто уничтожить…
— Заткнись, мальчик, — ласково приказал он и вышел из комнаты.
Я ухватил стоявший рядом на столе подсвечник и запустил им в кресло, где ещё недавно сидела влиятельнейшая персона государства.
Уничтожу. Удавлю прямо на его гребаном троне, если не будет способа вернуть Алину к нормальной жизни. Я…
— И чтобы через полчаса был у меня в кабинете, вандал кузяков! — донеслось из коридора.
* * *
Время шло. И мы ничего не могли сделать.
Алина лежала бледная и безмолвная. Князь поместил её в кокон своей силы, которая не давала отойти в мир иной, но этого было мало.
— Перевоплощение — вещь странная и непредсказуемая, — хмуро говорила Валевская, и я не знал,
