Крестной феей назначаю себя! (СИ) - Светова Ника

— Так могло быть, господин Рашмин, но не будет. Герцог Берштейн неудачно споткнулся и не успел запустить заклинание, — Бартоломью решительно вступил в разговор, ему не понравилось, что хакардийцу рассказывают слишком много. Но взбудораженный посол не унимался. Он, наконец, заметил состояние герцога, и теперь интересовался, что с ним произошло.

— Упал. Неудачно споткнулся и упал с лестницы, когда собирался дать заклинанию ход, — быстро ответил сыщик. Корнелис, напуганный настойчивыми расспросами, подошел поближе к старшему брату, и Айвен успокаивающе положил руку ему на плечо. Но выдавать парня хакардийцу Барти и не думал, маг считал, что своего круга вполне достаточно, чтобы разобраться с поступком младшего Линнеля.

Рашмин слушал пояснения Барти и рассеянно кивал головой, как будто совсем не интересуясь ответом на свои же вопросы. Черные масленые глаза бегали туда-сюда, губы застыли в бессмысленной улыбке — хакардиец явно обдумывал какие-то свои планы.

— Господин Рашмин?.. — Бартоломью вежливо напомнил о себе, и посол моментально ожил.

— Да, да, да… Как неудачно! Бедный герцог, желаю ему скорейшего выздоровления! А мне пора, господа, меня уже давно ждет мой повелитель Шамиршан!

Посол суетливо откланялся, прощаясь, и на просьбу Бартоломью о молчании спешно подтвердил, что он "никому ни слова не расскажет о услышанном в башне".

Когда шаги Рашмина затихли внизу, Айвен, молчавший все это время, с досадой произнес:

— Как неудачно вышло, что этот пронырливый хакардиец увязался за нами! Не верю я его словам, что он никому ничего не расскажет.

— Я тоже ему не особенно верю. — отозвался Бартоломью, — но он подошел уже к концу нашей беседы, так что сможет рассказать всего лишь о том, что герцог Берштейн хотел поразить гостей Бала особым заклинанием, но неудачно оступился и упал с лестницы в Часовой башне.

— Так значит, Корнелис…

— Ваш брат чуть было не убил человека, Айвен, но в его действиях не было преступного умысла. Думаю, когда первый министр придет в себя, он сам с ним разберется, — улыбнулся Форбенкс. — А пока Корнелис Линнель может оставаться в башне, но следите за ним построже, Бертоньо, как бы Ваш ученик еще кого-нибудь не прибил сгоряча!

— Конечно, конечно! — старый звездочет закивал головой, соглашаясь, а потом попросил мага. — Не будете ли так добры, доверить мне листок герцога Берштейна? Я хочу подробней разобраться, как он привязал временные радианты.

— Листок? А разве он не у Вас? — и тут же Барти звонко хлопнул себя по лысине и с досадой воскликнул. — Ах я, растяпа! Листок-то остался у хакардийца!

— А что, это плохо? Он может что-то натворить? — глаза Корнелиса загорелись, и все, исключая Эвелину, не обращавшую сейчас внимания ни на кого, кроме раненого Эрнеста, весело рассмеялись.

— Ну уж нет, молодой человек! — сказал Форбенкс, отсмеявшись. — Охоту на хакардийца я Вам категорически запрещаю.

— Если еще что-либо подобное сотворишь — отправишься со мной к бабушке на перевоспитание, — угроза Айвена оказалась посильнее запрета сыщика, Корнелис тут же сник и больше в бой не рвался.

— И все же? — задумчиво спросил Айвен. — Есть опасность в том, что листок с заклинанием оказался в руках хакардийца?

— О, я думаю, для нас никакой опасности! — не совсем уверенно заявил Бартоломью. — скорее он воспользуется необычным заклинанием в Хакардии для каких-нибудь своих целей!

— Но часовой механизм надо оградить дополнительной защитой! — непримиримый взгляд Корнелиса опять насмешил мужчин, и Бертолоньо пообещал, что немедленно установит усиленную, самую надежную, защиту.

— Ну почти немедленно, — уточнил старый звездочет, — я только запишу для себя заклинание с дополнением по времени, пока не забыл, и сразу займусь защитой. К часовому механизму больше никто не подойдет, кроме меня, Корнелиса, и тех, кто получит от нас допуск.

— Ну вот и отлично! — неунывающий Бартоломью посмотрел на своего пациента, на графиню Роддерик, сидевшую у изголовья Эрнеста, и бережно придерживающую его окровавленную голову, и бодро заявил. — Вот что, друзья мои! Герцога надо отнести в его покои, еще раз внимательно осмотреть и обработать рану! Давайте-ка. Айвен, возьмите раненого на себя, а я организую полог невидимости вокруг нашей компании.

— А я? — Корнелис недоумевающе смотрел на мага, не понимая, куда ему-то деваться.

— А Вы, молодой человек, отправитесь с нами. Сейчас Ваш наставник с головой уйдет в новую формулу заклинания и за Вами опять некому будет присмотреть. Так что отправляйтесь-ка с братом, а потом он отведет Вас обратно в Часовую башню. Надеюсь, Бертоньо, к тому времени Вы уже разберетесь в расчетах?

— Да, да, конечно, — согласно закивал Бертоньо. — пусть мальчик пообщается с родными, а потом мы закроем башню и сюда уже никто не войдет до следующего утра.

Видно было, как старику не терпится выпроводить гостей и спокойно подумать над формулой. Толстячок Барти, понимающе улыбнулся и подошел к графине. Бартоломью осторожно помог Эвелине подняться и отойти от раненого, а потом пропустил вперед Айвена. Могучий менестрель легко поднял бессознательное тело Эрнеста, Эвелина даже вскрикнуть не успела, как Айвен уже развернулся и бережно понес раненого вниз по ступеням. Графиня шла за ними след в след, глотая слезы и молясь про себя, чтобы Айвен не оступился. Бартоломью осторожно дотронулся до ее руки, но встретив непонимающий заплаканный взгляд, только покачал головой.

— Не нужно так расстраиваться, дорогая Эвелина, он скоро поправится, вот увидите. Уже завтра утром будет улыбаться вам и спорить с Вами.

Эвелина молча кивнула, ей не хотелось говорить сейчас. Да и что можно было сказать? Что человек, которого менестрель нес на руках, был для нее самым дорогим, самым близким из всех, кого она знала? Но поняла она это только сейчас, когда чуть было не стало поздно, когда его чуть не убили… А если еще вспомнить, как они расстались в последний раз, какие злые несправедливые слова Эвелина успела наговорить… И ко всему добавить ее отчаяние от того, что Эрнеста не будет на Лунном Балу, что он — теперь уже точно — не пригласит ее на Лунный Вальс…А графиня, каким бы странным ни казалось сейчас ей самой, ждала от него приглашения…Не сознаваясь в этом самой себе, ждала…

Все участники молчаливой процессии были так погружены в свои мысли и переживания, даже внимательный Барти всецело был занят поддержкой завесы невидимости, что никто не заметил толстой мужской фигуры, прятавшейся неподалеку. Черноволосый мужчина дождался, пока они отойдут подальше и незаметно проскользнул в дверь Часовой башни.

Глава 33

Эвелина, занятая своим запоздалым раскаяньем, и не заметила, как они дошли до покоев герцога Берштейна. У самых дверей Бартоломью снял полог невидимости, и дворецкий Джереми испуганно всплеснул руками, неожиданно увидев пришедших. А когда старый слуга разглядел своего любимого хозяина — бессознательного, окровавленного — он горестно воскликнул, но тут же взял себя в руки и перешел к действиям. Бартоломью распоряжался, а опытный слуга выполнял их как нельзя лучше, хоть временами и стирал слезы с глаз рукавом.

Уже через несколько минут окровавленная голова Эрнеста была промыта и забинтована. Джереми сам переодел хозяина и, с помощью Айвена, уложил его в чистую постель. Старик с отчаянием смотрел на бессознательное тело своего любимца, которому он верой и правдой служил с первого дня его появления во дворце. Только уверения Бартоломью, что герцог спит целительным сном, а когда проснется, силы его почти восстановятся, немного успокоили тревогу преданного слуги.

Закончив с перевязкой раны и отдав Джереми распоряжения на случай, если герцог проснется. Бартоломью собрался уходить. Айвена и Корнелиса он почти сразу отправил обратно в Часовую башню, опасаясь, как бы Корнелис не выдал себя, видя горе Джереми. И убедившись, что герцогу Берштейну теперь ничего не угрожает, Барти заявил графине Роддерик, что кому-то следует сообщить королю о несчастном случае, прозошедшем с его первым министром. И лучше всего, если этим кем-то будет он, Бартоломью Форбенкс.