Крестной феей назначаю себя! (СИ) - Светова Ника

— Ему надо всего лишь отдохнуть пару-тройку дней, а там и танцевать сможет! — весело добавил Барти, вернувшись к обычному своему шутливому тону.

— Как пару дней? — огорченно воскликнула Эвелина. — А как же Бал? Герцог Берштейн не сможет танцевать на Балу сегодня ночью?

— Однако, графиня! — Бартоломью искренне был удивлен. — Не много ли Вы хотите? Минуту назад боялись, что герцог не выживет, а сейчас Вас расстраивает, что его не будет на Балу? Нет уж, дорогая моя, балов в его жизни будет еще много, а здоровье после такого удара сразу не поправишь. Любой целитель подтвердит Вам мою правоту, дорогая графиня! Хотя… В данной ситуации, я думаю, приглашать целителя со стороны было бы весьма неосторожно.

Королевский сыщик Форбенкс цепким взглядом обвел всю компанию и остановился на Корнелисе.

— Ну-с, молодой человек, извольте-ка рассказать, с чего это Вы надумали бить по голове первого министра Армании?

— Так я же тогда не знал, кто он… — смутившийся Корнелис опустил голову, а его наставник поспешил подтвердить, что "юноша только принят в ученики и пока почти никого во дворце не знает".

— Хорошо, — Бартоломью опять мило улыбнулся, превращаясь в добродушного толстяка, — тогда я спрошу по-другому. С чего это Вы ударили по голове совершенно незнакомого Вам человека?

— У нас самые точные часы во всей Армании! — запальчиво крикнул парень. — Наставник говорил, что даже пылинка, попавшая в их механизм, может дать сбой. Самый маленький, незаметный для людей, но движение звезд и планет будет записано неверно, и в расчетах будущего появятся погрешности. А этот ваш…первый министр…Он забрался сюда, к самому механизму, и хотел что-то сделать с ним!

— Вы уверены в своих словах? — строгий взгляд Бартоломью и сожалеющий вздох старого звездочета немного охладили пыл Корнелиса.

Он опять смутился своему порыву и виновато пояснил:

— Если бы я знал тогда, что он первый министр… А то стоит какой-то мужчина, совсем рядом с наиточнейшим механизмом, к которому и подходить слишком близко нельзя! А он магичить собирался, это я сразу понял. Ну вот я и ударил со всей силы, пока он не натворил бед… У меня тогда в руках труба от телескопа была…

Эвелина, давно уже сидевшая рядом с раненым, негодовала, слушая признание Корнелиса: "Да как он мог даже подумать, что Эрнест замышляет что-то плохое?!" А вот Форбенкса заинтересовали слова о том, что герцог "собирался магичить". Он дотошно расспросил Корнелиса и Айвена, выяснил, что у младшего Линнеля есть небольшие способности, что парень успел изучить основы магии, пока полностью не переключился на астрономию. Бартоломью еще раз подошел к Эрнесту, так и лежавшему без сознания, вежливо попросил графиню Роддерик отодвинуться и бесцеремонно залез в карманы герцога. Возмущению Эвелины не было предела:

— Барти, как Вы можете?!..

— Тише, тише, графиня, — Бартоломью успокаивающе положил руку ей на плечо. — Не нужно так шуметь рядом с раненым. Кровь я остановил, дал герцогу средство, восстанавливающее силы. Но ему необходим покой, полный покой, иначе я ни за что не ручаюсь!

Эвелина послушно умолкла, лишь глаза сердито сверкали. А Барти уже разворачивал бумагу, найденную в кармане герцога.

— Так, интересно, что же мы имеем? — задумчиво спросил он сам себя.

Неожиданно ответил звездочет Бертоньо. Он тоже подошел взглянуть на листок и почти восхищенно произнес:

— Да это же заклинание полной тьмы! Смотрите-ка, оно до сих пор в ходу!

— А Вам откуда известно это заклинание, уважаемый господин Лорри? — вкрадчивый мягкий голос Барти словно призывал доверить магу все свои тайны, но Бертоньо Лорри и не думал ничего скрывать.

Старый астроном с гордостью рассказал, что когда-то давно, будучи студентом Магической Академии, изобрел заклинание "Полной тьмы на полчаса", а после выпуска оставил его следующим поколениям студентов. Как можно понять из названия, заклинание действовало всего полчаса, но зато темноту, окутавшую место, где его произнесли, нельзя было рассеять никакой другой магией. Ушлые студенты использовали полчаса темноты, чтобы пробраться туда, где им не полагалось быть или, наоборот, блвгополучно скрыться. Со времени учебы Бертолоньо прошло так много лет, что он не сразу вспомнил, как давно это было. Старый астроном был очень доволен и польщен, увидев, что его заклинание до сих пор в ходу.

— Вы посмотрите, как талантливо он его дополнил! — восторженно объяснял магистр Лорри. — Герцог привязал к моему заклинанию временные радианты и сделал его отсроченным по времени!

— А что это значит?

— Это значит, что заклинание можно запустить хоть сейчас, но действовать оно начнет в указанное время! Теперь я понимаю, зачем ему понадобилось так близко подобраться к часам, — в его варианте заклинание запускается, когда стрелки башенных часов подойдут к назначенному времени! А время он назначил… — Бертоньо с удивлением смотрел на листок, что-то высчитал в уме. — Весьма странно, но время указано так, чтобы полная тьма началась незадолго до слияния Трех Лун и скрыла их свет на целых пять минут! Причем радиус действия скроет слияние Трех Лун от всех, кто будет находиться во дворце!

— Но зачем?! — этот возглас вырвался из уст Эвелины, но ответить ей никто не мог, кроме герцога. А от него сейчас не было смысла ждать объяснений.

— Я знаю зачем! — неожиданно со стороны лестницы раздался знакомый неприятный голос. Удивленный мужчины расступились, открывая дорогу толстому черноволосому хакардийцу, который вбежал в комнату и тут же начал всех обвинять: — Это заговор! Заговор против моего повелителя Шамиршана! Его хотели убить в темноте!

— Успокойтесь, господин Рашмин, — графиня Роддерик досадливо поморщилась от высоких режущих тонов неприятного голоса, — Герцог Берштейн всего лишь хотел устроить особое развлечение для гостей Бала — показать появление Трех Лун на совершенно темном небе.

— Откуда Вы можете знать? — черные глаза Рашмина перебегали с одного лица на другое, ни на ком не останавливаясь надолго. — Откуда вы можете знать его планы? Я давно здесь, я все слышал! Это заговор, и я немедленно доложу своему повелителю, что здесь, в Армании, его хотят убить!

— Господин Рашмин, неужели я имею честь говорить с Вами — мудрейшим из послов Хакардии, которые когда-либо появлялись в Арме? — мягкий голос Бартоломью буквально обволакивал, убеждая успокоиться, и хакардиец сначала затих, а потом важно приосанился, соглашаясь с неприкрытой лестью, и заговорил уже совсем другим тоном:

— Вы угадали, уважаемый, я и есть Рашмин. А кто Вы, так хорошо знающий обо мне?

— О, я о многих знаю, господин Рашмин, — весело ответил ему собеседник, — я старший дознаватель Королевского Сыска, маг высшей квалификации Бартоломью Форбенкс. К Вашим услугам, господин посол.

Мужчины раскланялись друг с другом, и Барти продолжил свои обволакивающие речи. Все остальные умолкли и лишь чуть улыбались про себя, слушая, как маг убеждает хакардийца, что его подозрения беспочвенны. Герцог Берштейн всего лишь хотел произвести впечатление на гостей Бала, показав им необычное явление — сначала полный мрак, а потом появление Трех сияющих Лун. Неизвестно, насколько поверил Рашмин в сладкие речи, но о заговоре он кричать перестал, правда, потребовал, чтобы ему показали заклинание. Бертоньо, не видя в этом ничего плохого, показал хакардийцу листок, извлеченный из кармана герцога и даже рассказал, как именно заклинание привязано по времени.

— И что же, он все так точно рассчитал? Полная темнота должна была накрыть дворец всего на пять минут? — подозрительные нотки опять вернулись в интонации Рашмина, и старый звездочет принялся объяснять, что полное время действия заклинания длится полчаса, но полная тьма появится только вокруг дворца, а не внутри. В бальных залах, освещенных магией, никто даже не заметит сгустившейся за окнами темноты. Только последние пять минут, когда под действием магических чар стены и крыша дворца как бы исчезнут, открывая ночное небо, гости увидят окружающий мрак. Но они даже не успеют испугаться, как пройдут последние пять минут заклинания, и в полную силу засияет свет Трех Лун, особенно яркий на фоне совершенно темного пространства.