Scherzo - Элисон Крафт
Он слегка развернул свою ладонь в сторону лица Люси, но не приблизил к нему.
— Когда она наконец заканчивала браниться, он целовал ее и брал руки в свои… С тобой я буду поступать так же.
От такого внезапного перехода к жизненным совместным перспективам Люси поперхнулась, на ее глазах выступили слезы. Наконец откашлявшись, она уставилась на Алекса с вытаращенными глазами:
— Алекс, что за фантазии?! Я не улавливаю направление вашей мысли! Но, если я правильно поняла, вы хотите сказать, что очень любили своих родителей, а они любили друг друга.
Он поднялся:
— Я пойду курить. А когда вернусь, надеюсь, ты скажешь мне свое имя, — в дверях он задержался, — ты красиво держишь и ломаешь хлеб.
Люси посмотрела на свои руки:
— Правда? — переспросила она. — А Ева Гарден исключительным образом умела держать в руках бокал с вином. Здорово бы было нам встретиться на одной вечеринке: она — с бокалом, я — с хлебом. На радость фотографам. Но… увы. Только вы мои навыки можете оценить.
— Ну, у тебя еще будет много фотографов. Они будут охотиться за твоими руками, чтобы сделать фото украшений с редкими камнями от лучших ювелирных домов… А сейчас успокойся, ешь хлеб и думай о том, что я сказал. Только не нервничай, пожалуйста. А, еще вот что. Мама каждое утро приносила папе в постель отличный кофе. И только потом он вставал, принимал душ, брился и… отправлялся на работу.
И Алекс вышел, оставив дверь открытой.
Пока его не было, Люси чувствовала легкое возбуждение и хотела, чтобы он поскорее вернулся. «За это время можно уже выкурить полпачки сигарет…» — думала она, посматривая на часы.
Когда он наконец появился в купе и задвинул дверь, Люси назвала свое имя и добавила:
— Но знаете, Алекс, имейте в виду: я не собираюсь провести свою жизнь в вашем углу.
— Если не захотите, то и не проведете, — легко согласился он, — …а папа, возвращаясь с работы, всегда приносил маме цветы. Всегда. Она всегда приходила от этого в восторг. И мне это очень нравилось.
Он произнес это так, будто в их прежнем разговоре не было паузы на длинный перекур. А Люси обратила внимание на то, что он употребил в обращение вежливое «Вы», хотя уже раньше легко и быстро перешел на «ты».
Они говорили все время, выдерживая длинные паузы, он часто выходил курить. А когда возвращался, разговор мог продолжаться с любой фразы, которая не имела отношения к предыдущей незаконченной теме. Со стороны могло показаться, что они думают и говорят не очень беспокоясь о последовательности разговора. Обрывки мыслей материализовались в слова. Или слова возникали сами по себе, как из воздуха, и тогда это их забавляло. Молчание тоже не имело ни начала, ни продолжения. Оба были немногословны, не задавали друг другу дежурных вопросов (как обычно случается у вынужденных попутчиков). Они почти ничего не рассказывали друг другу о себе. Никто не сказал откуда, куда и почему едет. Но потом, когда Люси вспоминала их ночной разговор, он казался ей удивительно содержательным и наполненным необыкновенно глубоким смыслом.
Он часто, слишком часто, как казалось Люси, выходил курить. Всегда неожиданно. Как бы на полуслове. На коротких остановках он спускался из вагона, чтобы пройтись вдоль перрона. Люси тревожно ожидала его возвращения, ловя себя на страхе, что он может не вернуться.
Впрочем, именно так и произошло. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Она не заметила, как он забрал свою сумку. Случилось это так: приближалось утро. Поезд остановился, Алекс сказал, что принесет им чай. Через некоторое время в купе появилась проводница, держа в руках один стакан с торчащей из него ложкой.
— Почему один? — спросила. Люси, — сейчас вернется мой сосед, он тоже собирался пить чай. Проводница удивилась и забеспокоилась.
— Сосед? Но вы же одна в этом купе едете?
— А почему тогда вы мне чай принесли, я же вас не просила. — в свою очередь резонно спросила Люси.
Девушка выглядела растерянно:
— Ну, мужчина, он проходил мимо и сказал, что вы просили, чтобы чай принесли…
— Куда он проходил мимо вас? — жестко спросила Люси.
— В следующий вагон. У вас что-то пропало? — совсем расстроенным голосом спросила девушка.
— Ох, простите меня, — Люси дотронулась до ее руки и устало улыбнулась, — все в порядке, не беспокойтесь. Я действительно его просила об этом одолжении: видела, что он шел в вашу сторону, а мне лень было обуваться.
Проводница облегченно улыбнулась:
— На этой станции поезд будет стоять минут двадцать, не меньше. Вы можете выйти на другую сторону от перрона. Там такое поле красивое, все седое. Это ковыль растет. И воздух утренний. Звенит. Тихо очень, в вагоне все спят еще. Я вам дверь открою.
— Спасибо, дорогая. Да, я, пожалуй, выйду…
Сначала Люси брела вдоль вагонов по дорожной насыпи. Но потом пошла вглубь поля. Она плавно двигалась в шелковистой траве, прикрыв глаза и вдыхая терпкий аромат земли. Неожиданно нога ее подвернулась и Люси потеряла равновесие. «Так… — она ощупала стремительно опухающую щиколотку, — надо подниматься и аккуратно возвращаться назад».
Она оценивающе прикинула расстояние до поезда: «Кажется, я ушла недалеко. Но если он сейчас тронется, и я не успею? Сколько времени уже прошло?» — вздрогнула Люси. Она попыталась встать, но все тело пронзила резкая боль.
Через мгновение она почувствовала пронзительный взгляд на своем затылке и осторожно повернула голову. Ошеломленная, она машинально схватилась за протянутую ей руку. Алекс присел рядом и свободной рукой поправил ее непослушную прядь на лбу.
Люси дернула головой и спросила со злой иронией:
— Вот ты где, готовишь травяной сбор для обещанного чая?
— Послушай внимательно, — сказал он со снисходительной улыбкой, — перестань метаться. Даже когда меня нет рядом, тебе не нужно беспокоиться. Никогда. На этом пути твоя и моя свобода и независимость ничем не ограничены. Я, как и ты, мы сели в один поезд, потому что выбрали это направление… и я буду сопровождать тебя до конца. Она разжала пальцы, обхватывающие его запястье, и отбросила от себя его руку.
Мгновенно что-то зажглось в ее правом глазу и из него выкатилась дрожащая слеза. Она боялась ссор во сне, зная, как потом трудно заснуть от внезапного пробуждения. «Боже мой, черт… этот красавец говорит мне… то есть
