Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна
– Что будем делать? – громким шепотом спрашиваю я, оборачиваясь на заднее сиденье и тараща глаза на невольных пленников автомобиля.
– Пробежался глазами по договорам, – докладывает Костя, – но ничего не нашел про таинственный препарат.
– Как так?
– Да тут всякая бурда про диспансеризацию, анализы, плазмофорез… бла-бла-бла…
– Так плазмофорез – это переливание крови. Очищение организма. Настоящая процедура, – объясняю я. – Из крови извлекают плазму и клеточные составляющие – эритроциты, тромбоциты, лейкоциты, а потом очищенная кровь возвращается в тело, а плазма удаляется. Но это бессмысленно. Плазмофорез особого эффекта не дает, хоть и достаточно часто используется. Ищи информацию об особом препарате, уникальном.
– Да нет тут этого! Просто диспансеризация, обследование. Про лечение ни слова.
– Бред какой-то, – удивляется Женя. – Секретность на секретности и секретностью погоняет. У них комар носа не подточит, это ясно.
– Но не ясно, что делать. А если меня изолируют в кабинете и будут брать анализы?
– А ты не давай разрешения, не подписывай ничего. Скажи, что просто осмотреться хочешь. Понятно?
– Смотрю на Костю и удивляюсь, как в нем вдруг проявилась серьезность. Но слушаюсь его беспрекословно. Не зря он на юридическом учится. Да это и ежу понятно, что насильно меня лечить не будут.
– Хорошо. Но вы только рядом держитесь.
– Это без вопросов.
Глава 5. Демьян. Община
– Делай что хочешь, но малец должен жить! – хватаю за грудки тщедушного измученного парня и трясу. Черт, как его зовут-то?
– Но оборотень почти мертв, кровь уже нельзя брать! – оправдывается он, дрожа от страха.
Между собой мы называем его врачом, но на самом деле это медбрат из «Возрождения», которого мы похитили на выходе из клиники. Он нам нужен. Нам необходима кровь оборотней, на которую подсадил этот подонок Вежбицки, выдавая за чудодейственный эликсир, спасающий от всех болезней.
Теперь нам не жить без него, но оборотень у нас всего один, и силы его на исходе, он почти издох. Мы не знаем, где взять еще оборотней для подпитки наших сил. Этого каким-то чудом удалось изловить. Наверное, отбился от стаи и ослаб.
Но мы в ответе за того, кого приручили.
Я обязан спасти своих людей! По моей мине они сбежали из «Возрождения», я их уговорил, рассказав о том, что узнал от профессора. Он не знал, что я слышу его, говорил без утайки, насмехаясь над пациентами, которых подвергает экспериментам в подземных лабораториях замка.
Вкалывает кровь оборотня. Излечивает временно, изучает, как лабораторных крыс. А потом планирует уничтожить всю тестовую группу, чтобы стереть следы преступной деятельности.
Ведь никаких разрешений безумный профессор не получал, разве что на опыты над животными. Ирония в том, что по сути он законов не нарушал. Обнаруживая какими-то только ему известными методами оборотней, он делал из них сосуды для выкачивания целебной крови.
Но результат был непредсказуемым, на каждого отдельного пациента кровь действовала по-своему. Несколько пациентов просто-напросто погибли.
А мы? Вот что мы теперь превратились?
Мне нужно на воздух. Взлетаю по лестнице, наружу из мрачного погреба, где содержится пойманный оборотень и сторожащий его медбрат. Мимо снующих туда-сюда людей, наружу из небольшого двухэтажного домика, спрятанного в лесистой местности между горами. Свежий прохладный воздух ударяет в нос. Теперь я чувствую себя иначе, не как человек. Скорее как животное. Волк.
Мать, наверное, ужаснулась бы, увидев меня сейчас. А может, и нет. Кто знает? Ведь я жив, и это главное. Любая мать хочет, чтобы ее ребенок был жив и здоров.
Но примет ли она сына-оборотня?
Такого, чей облик во время приступов ярости и прочих эмоциональных вспышек меняется, и он становится похож на лесного зверя – удлиняются и темнеют ногти, становясь смертоносными когтями волка, ужасающий оскал клыков уродует рот, уши вытягиваются, и шерсть покрывает почти всю поверхность кожи, а само тело увеличивается в размерах в полтора раза, пугая при этом мерзким хрустом ломающихся костей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})В этом монстре я всё еще вижу себя, глаза остаются прежними, разве что горят диким огнем, но я уже не человек, а животное, только трансформироваться в полноценного волка не могу. Преобразование завершается на этой стадии. Неизвестно, как задумывалось проклятым Вежбицки изначально, но факт остается фактом: после вливания крови оборотня пациенты «Возрождения» исцелялись, а в качестве побочного эффекта приобретали прогрессирующий ген тварей, которых раньше видели только в кино и сериалах.
Может быть, все легенды и в самом деле правдивы, и по Земле ходят вампиры, феи, гномы и черт знает какие еще паранормальные существа.
Неважно, кто там и где существует. Мы думаем только о собственном выживании. Я привел в этот домишко, продуваемый свежими горными ветрами, одиннадцать человек, стал о них заботиться, взяв лидерство по праву основателя общины, а теперь не могу спасти.
Мы не живем, а существуем. Каждый день может стать последним.
И груз ответственности непомерно тяжел. К лидеру все вопросы, все претензии. Их страдания мучают, грызут душу. Не могу нормально есть, о сне так и вовсе забыл, проводя бессонные ночи в бесполезных метаниях.
Выхожу во двор, меня встречает темная беспросветная ночь, только одинокий фонарь над входной дверь освещает двор. Меня так и тянет в лес, но я не поддамся, ни за что не поддамся, хотя энергия переполняет меня и кровь в венах бежит обжигающим потоком.
Мне жарко. Стягиваю футболку и принимаюсь за колку дров. На придворовой территории масса дел, можно всегда занять ум и тело. Топор ладно лежит в руке, щепки летят во все стороны, работа спорится. Хочется устать до изнеможения, но волчья сила не дает даже утомиться. Дрова кажутся легкими, как спички, а топор словно нож, шинкующий зелень.
Теперь моя сила практически безгранична. Мне бы радоваться, что жив, здоров и силен…
Но я начинаю жалеть, что нашел в себе смелость и решимость осуществить побег. Втянул в мероприятие еще одного пациента, поляка Михала. А тот, в свою очередь, уговорил влюбленную в него медсестру наладить поток беглецов.
Мы выбрали общую судьбу – временно остаться в надежном укрытии, дожидаться окончательных результатов действия «вакцины», которая спасла наши жизни, но превратила в волкоподобных существ.
Но чего мы, собственно, ждем, сказать сложно.
Мы просто надеемся.
Анализируя поведение своих людей, понимаю, что не все приняли эти изменения с достоинством. Да, они не лежат в холодной земле. Но вынуждены каждый день бороться с новыми личинами.
Страшно женщинам видеть в зеркале звериные морды, чувствовать на всем теле густые волосы, ощущать желание бегать по лесам и охотиться на пахнущую свежей кровью дичь.
Мужчинам проще. Они стойко выносят наличие внешних признаков, охоту принимают как должное, но вот приступы агрессии…
Совместное проживание становится всё более опасным и непредсказуемым. Шесть мужчин и двое женщин – неизбежна неодолимая тяга делиться на пары, свойственная как людям, так и оборотням, но пока, к счастью, все держатся за моральные человеческие нормы. Никто не хотел вести себя словно зверь, подчиняясь только инстинктам.
Но дом так и звенит от напряжения, агрессии, страха и ужаса неизвестности.
Почему-то проще всего детям. Их трое, и они воспринимают выпавшее на их долю испытание как игру или приключение. Уж так устроена их природа, что тяготы жизни они переносят порой легче, чем взрослые.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})У двух мальчиков и девочки сложилась своя стая, обособленная и независимая, в которую нет доступа взрослым. Слишком рано повзрослели эти ребята, почему-то вбив себе в голову, что родители их бросили, они им больше не нужны такими… уродами.
Младшего зовут Уве, он родом из Германии. Группа сформировалась интернациональная, но общая трагедия быстро убрала языковой барьер, а совместное проживание ускорило понимание. Сложно назвать принятый язык – это смесь из разных языков мира, а не единый русский, английский или какой еще язык. Все понимают друг друга на интуитивном, а может быть, зверином уровне. Ведь животным не нужен язык, чтобы общаться. Иначе никак.