Подработка на том свете - Татьяна Геннадьевна Абалова
– Твоя кровать. Когда–то, когда Фер сам делал вино, в этой посудине мяли ногами виноград. А теперь ты здесь будешь спать. Запах–то давно выветрился. Сейчас я сбегаю наверх, глядишь, найду какое одеяло. Не все же аспиды в клочья изорвали. А ты устраивайся, устраивайся.
– Я бы лучше на скамье поспала, – я с тоской посмотрела на Радиса, откупоривающего бутылку. Довольный хиппи уже поставил на стол два фужера.
– А на горшок при них будешь ходить?
– Какой еще горшок? – чуть не плача, переспросила я.
– Самый настоящий. Фаянсовый. Или ты на могилки собираешься по–маленькому бегать? Занавесочку в углу пристроим. Ведро с водой для умывания здесь же поставим. Готовить, думаю, на улице придется. Дом не позволит в подполе костры разводить. А ледник–то наш не тронули, – глаза у поварихи горели счастьем. – Припасов там тьма! Заживем!
Еще бы не быть ей счастливой. Собиралась в разрушенном доме век с хиппи коротать, а тут такая удача – остались те, о ком можно заботиться. Да и веселей вместе жить.
– Сейчас все принесу, – Маша подхватила юбки и выбежала. Я же прошла к мужчинам, которые смаковали вино.
– Мне тоже налейте, – буркнула я, толкая в плечо ангела. Марк подхватился, метнулся к шкафу. Выбрал фужер покрасивее и протер его краем своей рубахи. Я вздохнула. Уже все равно, раз спать придется, подобно Диогену в бочке, а умываться из кривого ведра. Не думаю, что после разгрома дома черными душами, хоть что–то осталось целым. Удача, что они не полезли сюда.
Пока Радис откупоривал новую бутылку вина, по его заверениям лучше подходящего для дам, я пошла вдоль стен. Пасторальные сцены на картинах внушали покой и безмятежность. Только я расслабилась – впервые за весь день, как неожиданно сотряслось все стеклянное, что было в подвале. Громко звякнули фужеры в шкафах. Следом заскрипели деревянные панели. По воздуху разнесся гул, больше похожий на стон.
– Что это? – подскочил с места Марк.
– Дом. Больно ему, – ответил Радис. Он поднял глаза к потолку. Светильники раскачивались, бросая тени на предметы.
Я прижала ладонь к деревянной панели.
– Потерпи, родимый, – прошептала, веря, что дом меня слышит. – Скоро мы соберемся все вместе. Никто никуда не уйдет, пока ты не выздоровеешь. Я тебе обещаю. Мы одно целое и нас не разделить. Нельзя нарушить равновесие, когда мы все так ценим и любим друг друга.
Дрожь пола прекратилась.
– Уф, успокоился, – выдохнул хиппи и плюхнулся на место.
– А тебе–то чего бояться? Второй раз, Маркуша, не умрешь, – ангел наполнил мой бокал темно–бордовым вином, повертел его, любуясь красками, сунул нос, чтобы вдохнуть аромат. – Монастырское. Шестнадцатый век. Умели же готовить, черти.
– Нас Фер за разорение его коллекции не заругает? – я села рядом с ангелом и осторожно пригубила вино. Плотное, тягучее, словно наливка, пахнущее травами и солнцем.
– Мы на тебя все свалим, – подмигнул насторожившемуся хиппи ангел. – Прихоть дамы – закон.
– Лучше пить не по прихоти, а за здоровье дома, – я как опытная алкоголичка, чокнулась фужерами с остальными. – Долгих лет нашему крову!
– Долгих!
– Не болей!
В шкафах звякнула посуда, но стены и пол обошлись без дрожи. Принято!
– Радис, расскажи, почему погиб прежний дом Дисе? – вино оказалось крепким и начисто смело все границы приличия. Любые вопросы не выглядели неловкими.
– А ты откуда знаешь? – покосился на меня ангел.
– Тондю проговорился. Сказал, что не хочет, чтобы наш дом пострадал, иначе вновь придется сыночка пристраивать. Выглядело все так, словно Дисе непутевый.
– Непутевый и есть, – Парадис вздохнул. – Открою тебе по секрету, в нашем доме все непутевые, включая Фера. Да и сам дом далеко не подарок.
Дом тут же ответил отключением света. Пришлось ангелу снова хлопать в ладоши.
– А что, я не прав? – с вызовом задрал он подбородок. А еще уверял, что вино на высших не действует. – Другие дома со временем в замки превращаются, а наш в обратную сторону пошел – из замка в черт знает что. И не смей говорить, что я подбавил масла в огонь. Все к тому и шло. Прости, брат, за честность.
– Я тоже слышал, – подключился хиппи – его речь сделалась невнятной, из чего я заключила, что и привидениям не чуждо опьянение, – в других домах к администраторам издавна обращаются не иначе как «леди». Они и сейчас сплошь леди. А у нас сначала перешли на «хозяйка постоялого двора», а потом и вовсе на «товарищ администратор гостиницы», – он приподнялся, чтобы привлечь внимание ангела к себе, – помнишь, такое при Советах было? А теперь к Шапочке нужно обращаться не иначе, как гражданка. Не барышня и не леди, а гражданка. Тьфу! Чего мы от дома хотим, когда сами рылом не вышли?
– Подождите–подождите! – я задрала ладонь, и оба моих собутыльника послушно перевели на нее взгляд. – Объясните, что значит, рылом не вышли? У других обитателей домов оно, что ли, лучше?
Ангел удрученно помотал головой.
– Наш дом издавна считался неблагополучным. И область тьмы, отведенная под него, не из самых спокойных. К другим хорошо, если раз в год призраки заглянут, а у нас они пачками прибывают. Даже автобус пришлось завести. И так всегда. А на каждого прибывшего надо внимание обратить, проблему его не только записать, но и решить, чтобы дальнейший путь ему открыть. Работы много, некогда по балам да высоким собраниям ходить, чтобы связи налаживать да выклянчивать у судей разрешение на расширение. А чем шире штат, тем дом считается престижнее. И сила в нем копится недюжинная, способствующая его процветанию.
Мы все одновременно вздохнули, остро чувствуя вселенскую несправедливость. Чокнулись, не произнеся ни слова.
Глава 24
Ангел открыл новую бутылку, а Марк притащил чистые фужеры. Негоже белое вино наливать туда, где–только что было красное. Только вкус и аромат портить.
– Обидно, что наших всего шестеро, – выдал свою озабоченность хиппи. – У других оно, знаешь, как?
– Как? – живо откликнулась я, придвигая к себе наполненный золотым нектаром фужер.
– Вроде и равновесие
