Тень заговора - Злата Иволга
— Что? Зачем?!
— Мне уже наскучило ломать над этим голову. Может, ты подскажешь, что мне с ним делать?
— Как он появился в тюрьме?
— С улицы, конечно. Причем еще в то время, когда ты заведовала городской тюрьмой. — Элвира чуть нахмурилась. — Если я не ошибаюсь, его привели в ту ночь, когда тебя вызвали во дворец, а я весь день провалялась с похмельем.
Ингрид хмыкнула, но тут же озадачено поджала губы.
— И за что его забрали?
— Уличная драка, оскорбление патрульного, сопротивление при аресте. Ничего серьезного, конечно, если не считать, что его личность до сих пор не установлена.
— А сам он что говорит? — Ингрид внезапно стало нехорошо. Подозрительные личности множились, словно грибы после дождя, а разбираться со всеми, как всегда, не хватало времени. Впрочем, при такой погоде грибы в лесах должны расти на редкость быстро.
— Только ругается и требует…
— Перо, бумагу и аудиенцию у королевы. Значит так, Элвира, скажи ему, что аудиенцию он не получит, так как ее величества нет в столице. Остальные его требования пообещай удовлетворить в том случае, если он назовет свое имя. С заключенными торговаться не положено, но сейчас я не вижу другого выхода.
— Хорошо. Я попробую. Надеюсь, он не проявит любопытства по поводу отсутствия ее величества.
Ингрид прикрыла глаза и вздохнула. Суридцы, таскающие за собой трупы правителей, казались уже не такими забавными и непонятными.
Тюрьма, столица, Илеханд
Он очнулся от дремы и в который раз закашлялся, вдохнув дым чадящего факела. Этот факел, висящий прямо перед глазами, успел превратиться для него в воплощение кошмара, граничащего с бешенством. Впрочем, бешенство уже не так терзало его, уступая место безнадежности. Недаром, илехандские тюрьмы вошли в поговорки. Сколько раз он слышал от лихих побратимов: «лучше квас пустой, чем к королеве на постой» и «проще из мира духов сбежать, чем из илехандских застенков».
Справа попискивала крыса и что-то шевелилось. Он приподнялся на локте и прислушался: к крысам он уже успел привыкнуть, но шорох настораживал. Узник поднялся на ноги и осторожно подошел к решетке. «Гасить свет», — неожиданно раздался далекий голос, и послышались торопливые шаги стражников, которые обходили камеры, и знаменитые кошмарные факелы затухали на ночь. Узник смотрел в сторону, откуда шел стражник, отметив про себя, что странный шорох затих. «Спокойной ночи», — монотонно проговорил человек с фонарем, специальными громадными щипцами гася факел. Он пошел дальше, громко стуча сапогами и бубня свое «спокойной ночи». Тюрьма ко всему прочему славилась обходительным обращением с заключенными.
Он вздохнул и провел рукой по лицу: надо бы поспать, если уж во внешнем мире наступила ночь. Он сел у решетки, облокотившись на стену, и вслушивался в удаляющиеся шаги стражника. Было душно и жарко.
Снова послышался подозрительный шорох. Звук потихоньку приближался, и узник уже потянул с ноги сапог, чтобы прибить наглую крысу, решившую подобраться к нему не со стороны обычных нор, а от решетки. Внезапно его охватило ощущение, что напротив него, у решетки, кто-то есть. И не крыса, а нечто более крупное.
— Доброй ночи, — раздался тихий голос.
— Что ты здесь?.. Как?.. Впрочем, не важно, ты всегда был талантливым мальчиком. — Узник оправился от потрясения, бросил сапог на пол и сел у решетки. Его руку накрыла теплая ладонь.
— Трудно было, честности охраны можно позавидовать — только один польстился на деньги, но взял немало. У нас бы за такую сумму три побега организовали. Как ты?
Он еле сдержался, чтобы не засмеяться в голос от отчаяния.
— Не очень хорошо. Или ты ожидал другого ответа?
Ночной гость помолчал, потом узник почувствовал, как что-то легло в его руку.
— Что это?
— Зеркало. Я подумал, что…
— Только тот, кто не побывал здесь, мог решить, что я захочу полюбоваться на себя! — взорвался узник. — Забери его!
— Не злись, я думал, что тебя оно может порадовать, — вздохнул гость, потянув зеркальце обратно.
— Ладно, я заберу его, с тенями от проклятого факела побалуюсь. — Узник с ворчанием взял подарок, а гость улыбнулся, зная, что он с нетерпением теперь будет ждать света, чтобы заглянуть в блестящую поверхность.
— Думаю, долго тебе это делать не придется, — вслух сказал гость.
— Ты решил устроить мне побег?
— Конечно.
— Мы разоримся. Я сам выберусь.
— Не уверен. В благополучном Илеханде последнее время неспокойно.
— Можно подумать, у нас будет лучше, если я внезапно появлюсь. Паши, наверное, уже успели съесть друг друга.
— Будет, и ты сам об этом прекрасно знаешь. Значит, я зря приготовился взывать в очередной раз к твоей совести? Ты решил вернуться?
Узник тихо рассмеялся и долго молчал. Потом вздохнул и продолжил ровным голосом.
— Да. Но это решение, к сожалению, не может повлиять на мое мнение о себе. Ты сам видел, насколько я мудр, умен и ответственен. Я могу тысячу раз пожалеть о своих поступках, только надо было просто не совершать их. Дядя был прав — я как был, так и остался избалованным ребенком. Еще и злопамятным к тому же. Не самые лучшие качества для повелителя. Ты смирился со смертью отца и смог жить дальше, а у меня не получилось.
— Я… — секундное замешательство. — Разве в этом сейчас дело?
— Или я ошибаюсь?
— Нам надо вернуться домой. Я вытащу тебя из этой кошмарной норы…
— В первую очередь я не позволю тебе рисковать собой, независимо от того, собираюсь я вернуться или нет.
— Тебе придется смириться.
— Повторяю тебе — деньгами здесь ничего не решить. Одно дело заплатить стражнику за свидание и совсем другое за организацию побега. Никто из местных на такое не пойдет. Я пытался добиться встречи с королевой, или хотя бы генералиссимусом. Бесполезно. Мне не дают даже возможности написать письмо!
— Здесь что-то происходит. Дворец сейчас напоминает ощетинившуюся крепость, а весь гарнизон, вплоть до последнего гвардейца-пьяницы, словно воды в рот набрал.
— Ты представляешь, что будет, если тебя поймают?
— Тогда придется признаваться.
— Ты с ума сошел!
— От кого я это слышу?
— Не одному же тебе твердить мне про мои обязательства. И вообще я считаю, что мое место тебе подходит больше.
— Твое… что? Ты прекрасно знаешь, что я не могу!
— Дядя давно размышляет над этим. Проблема в том, чтобы убедить в этом совет.
Гость хотел что-то сказать, но, судя по звуку, поперхнулся воздухом.
— У меня есть один вопрос, — сказал узник. — Фике сильно страдает?
— Она хочет освободить тебя, — глухо ответил гость.
— Ей не нельзя в это вмешиваться. Я не хочу, чтобы и она попала
