Сердце Кровавого Ангела. Дилогия (СИ) - Снежная Марина

— Неплохо для человека, — спокойные слова Первородного пролились бальзамом на изрядно пошатнувшееся чувство собственного достоинства. — Мало кто продержался бы в схватке с вампиром столько, сколько ты.

— Так я могу надеяться, что вы позволите мне провести его инициацию? — тут же встрял в разговор Бурр.

— Мальчик сам на это согласен? — чуть откинувшись на спинку кресла, спросил Первородный. — Знает обо всех деталях обряда и о том, что его ждет?

— Да, — заявил Бурр поспешно.

— Что ж, тогда у меня нет возражений, — холодные светлые глаза повелителя снова пробуравили насквозь. — А теперь нам стоит обсудить более важные вещи, — он больше не смотрел на меня, давая понять, что мое присутствие здесь дальше считает излишним.

Бурр мягко велел мне удалиться, и я не стал возражать. Уже и так едва на ногах держался, настолько вымотали схватка с вампиром и нервное напряжение.

Впервые после приезда в замок Дагано удалось поужинать в одиночестве, чему я только обрадовался. Весь в предвкушении поразительных перемен в собственной судьбе, с аппетитом съел простую, но сытную пищу и улегся спать. Будущее рисовалось в самых радужных красках. Сам Первородный счел меня достойным стать вампиром, и его похвала насчет моих возможностей воина тоже приятно согревала душу. Как бы я ни относился к представителям этой расы, но похвала из уст врага особенно значима.

Проснулся я от странного ощущения. Будто кто-то толкнул в бок, заставляя мгновенно вынырнуть из зыбкой паутины сна. Недоуменно ворочаясь, осознал, что сплю один. Бурр, неизменно приходящий ночью в мою постель, в этот раз изменил обыкновению. Видать, Первородный загрузил его по полной. И я только обрадовался этому, блаженно раскидывая руки и ноги и широко улыбаясь. Послышался приглушенный смех, тут же заставивший насторожиться и резко сесть на кровати. При слабом лунном свете я различил темную фигуру, застывшую в кресле.

— Кто здесь? — стараясь не выдавать дрожью в голосе страх, спросил я.

Готов был поклясться в том, что не слышал звука чиркнувшего огнива. Свечи в комнате зажглись сами по себе, причем все одновременно. Невольно расширившимися от потрясения глазами я уставился на Первородного, невозмутимо сидящего в кресле и смотрящего на меня. Что ему здесь нужно?! Неужели, как и Бурр Дагано, падок на красивых мальчиков? От последней мысли по спине пробежала липкая струйка пота. Я прекрасно сознавал, что этому существу будет абсолютно плевать на мое сопротивление и жалкие угрозы лишить себя жизни.

— Где Бурр? — отодвигаясь как можно дальше и лихорадочно озираясь в поисках возможного оружия, выдавил я. Хоть и понимал, что даже будь здесь оружие, у меня нет ни малейшего шанса остановить могущественного вампира.

— Я отослал его из замка для выполнения одного поручения, — спокойно откликнулся Первородный. — Вернется завтра вечером.

Я нервно сглотнул подступивший к горлу комок. Тревога моя все усиливалась, как и крепли подозрения насчет цели этого ночного визита.

Первородный, внимательно наблюдающий за мной, чуть улыбнулся.

— Не переживай, твои прелести меня мало интересуют.

— Тогда зачем вы здесь? — чуть переведя дух, спросил я осторожно.

— Не люблю, когда мне врут, — спокойно откликнулся вампир.

Я смог лишь непонимающе приподнять брови. Первородный все же снизошел до объяснений, его глаза при этом полыхнули стальным блеском.

— Я задал Бурру прямой вопрос, он соврал.

— Какой вопрос? — мозги напрочь отказывались соображать, присутствие Первородного подавляло и внушало оторопь.

— Насчет того, все ли он рассказал тебе об инициации. Из того, что успел заметить, могу сделать вывод, что кое-что от тебя утаили.

— Что именно?

— Ну, к примеру, то, что вампир, подаривший тебе дар крови, становится твоим хозяином. И любой его приказ ты просто не сможешь не исполнить. Привязка на крови. Его воля становится твоей волей. Даже то, что самому тебе глубоко противно, ты выполнишь без раздумий.

Я почувствовал, как зазвенело в ушах, все перед глазами закружилось. Услышанное постепенно доходило до сознания и, чем больше я понимал, на что сам же готов был подписаться, тем сильнее накатывало негодование. Проклятый Бурр решил перехитрить меня, обвести вокруг пальца, а я повелся, как наивный простак! И если бы не предупреждение Первородного, уже завтра мог бы стать тем, кем становиться не желал. Вечно молодой и красивой игрушкой ненавистного вампира. А еще осознавал, что Первородный раскрыл мне глаза вовсе не из благородных побуждений. Ему всего лишь захотелось наказать своего Наперсника за вранье. И скажи Бурр ему правду, даже не подумал бы ломать планы вампира.

На душе было мерзко и гадостно. Все мои надежды рухнули в одночасье. Теперь я знал, что не соглашусь на проведение обряда, а в ответ разъяренный Бурр наверняка снова начнет применять пытки. Пытаться ломать и прогибать под себя. А может, проще будет сделать вид, что согласен, и в последний момент не принять дар крови? Хоть так разрушить коварные планы ненавистного врага. Губы тронула обреченная холодная улыбка. Пожалуй, именно так и стоит поступить.

— Догадываюсь, что сейчас творится в твоей голове, — с усмешкой сказал Первородный. — Решил умереть? Так не терпится на тот свет?

— А у меня есть выбор? — с горечью спросил, глядя в суровое лицо вампира. — Хотя, пожалуй, все-таки есть. Умереть быстро и относительно безболезненно, или долго и мучительно.

— Если бы я желал твоей смерти, то вряд ли бы еще сидел тут с тобой, — покачал головой Первородный. — Ты заинтересовал меня, мальчик. Мне нравится сила твоего духа и честность, внутреннее благородство. Поверь, они встречаются не так часто. Не нравится мне в тебе лишь излишняя импульсивность и наивность. Но эти недостатки обтесает время, и у тебя оно будет. Если, конечно, не пожелаешь сдаться прямо сейчас.

— Что вы имеете в виду? — я боялся поверить вспыхнувшей надежде, в упор глядя на Первородного.

— Ты ведь меня понял, — он слегка улыбнулся и поднялся с кресла. Его озаренная сполохами свечей фигура казалась еще более внушительной и даже устрашающей, но почему-то я сейчас его не боялся. — Примешь от меня дар крови, мальчик?

— Да, — хрипло выдохнул я, глядя, как он приближается. Неотвратимо, как сама судьба.

На мгновение мелькнули опасения, что у меня нет причин доверять этому существу, что Первородный может оказаться еще более худшим хозяином, чем Бурр Дагано. Но эти мысли улетучились тут же. Сам не знаю, почему, но был уверен в том, что поступаю правильно. Да и желание навсегда освободиться от ненавистного извращенца, стремящегося приковать к себе, перекрыло оставшиеся сомнения.

Даже не вскрикнул, когда сильные руки выдернули из кровати и прижали к себе, а острые клыки пронзили кожу на шее. Ощутил, как мощным потоком вытекает из меня кровь. Боль смешивалась с чем-то вроде тянущего удовольствия. Я не делал попыток вырваться или облегчить дискомфорт. Был полон решимости довести все до конца. А к боли было не привыкать после всего, через что заставил пройти Бурр Дагано. Слабость одолевала все сильнее. В конце концов, мое тело полностью обмякло в руках, держащих так легко, словно я был тряпичной куклой. В какой-то момент осознал, что мы сидим в кресле, а вампир прижимает меня к себе, словно маленького ребенка. Никогда еще собственное тело не казалось таким хрупким и невесомым. Дышать становилось все тяжелее, и я понимал, что с каждым глотком из меня по капле вытекает сама жизнь. На миг стало страшно, и я попытался вырваться.

— Все хорошо, не бойся, — услышал спокойный голос вампира, и он подействовал отрезвляюще. Бурр ведь говорил, что для того, чтобы обряд прошел успешно, из человека нужно выкачать практически всю кровь. Он должен быть на грани жизни и смерти, когда станет принимать в себя темный дар.

И я окончательно расслабился, позволяя делать с собой все, что угодно. Единственное, что от меня требовалось — настроиться на принятие дара крови. И я думал о том, что и правда желаю этого. Желаю стать сильным и могущественным. Так, чтобы никто больше не смел играть моей жизнью. В какой-то миг почувствовал, что выскальзываю из собственного тела и вижу происходящее со стороны. Вижу могучего воина, держащего на коленях внешне хрупкого юношу и приникшего к его шее. Лицо человека такое бледное и ничего не выражающее, что накатило что-то вроде жалости. Такие лица бывают у тех, кто смирился с собственной смертью и уже находится на грани.