Чертова ведьма - Вайс Лора
— Нет, — мотаю головой, — не скажу. Не могу.
— В таком случае позволь поискать блошек, — запускает пальцы в шерсть, насколько это возможно.
— Каких найдешь, все твои.
— Вот это щедрость, — издевательски медленно опускается на меня.
Но в ушах тем временем так и звучит: «Я люблю тебя». И эти слова в совокупности с ее движениями, видом ее разгоряченного тела — что-то неземное. А главное, мое. В какой-то момент я перестаю понимать реальность, остаются только ощущения, а возбуждение растет с такой скоростью, что контролировать его уже не получается, тогда вжимаюсь головой в матрас, зажмуриваюсь, и все…
— Прости, — успеваю произнести, как внутри происходит взрыв эпических масштабов, разгоняющий ударную волну по всему телу.
— Прощаю, — накрывает мои губы своими. — Сегодня можно, мой любимый комиссар.
— Угу, — кажется, язык тоже перестал слушаться. Могу только кивать, мычать и дергаться, ибо отголоски удовольствия все еще бьют по нервным окончаниям. Чувствую, завтра мне будет стыдно за такое свиноподобное поведение. Но что поделать…
Последних сил хватает на то, чтобы переползти повыше к подушкам и отключиться.
Тем же днем, но несколькими часами ранее
Риша
Неделю! Целую неделю я живу в этом огромном белом доме. Увы, мне здесь слишком светло, слишком просторно, слишком пусто и чрезвычайно неуютно. А еще невыносимо богато. Никогда не любила помпезность. Вот мои родители, несмотря на скромный достаток, всегда мечтали о больших деньгах, в основном, конечно, их мечты сводились к удачному замужеству дочерей, именно такой путь обогащения они считали самым быстрым и оптимальным. Но и тут я испортила им малину, когда связалась с нищим некромантом, да еще и аферистом. Да, Андрэс оказался форменным засранцем, но с ним я чувствовала себя настоящей волшебницей. Не некроманткой, даже не ведьмой, а именно волшебницей. Знаю, глупо, наивно, по-детски, однако это были настоящие эмоции, которые дарили счастье. Забавно, но я не злюсь на Андрэса за то, что он сдал меня полиции с потрохами, предал, так сказать, нашу любовь. Не злюсь, но злорадствую. Помню, как подмигнула ему на прощанье, когда его уводили бравые полисмены из зала суда. Ох, Андрэс, надеюсь, тебе там хорошо икается. Но что-то я отвлеклась.
Гедель очень старается, можно сказать, из кожи вон лезет, чтобы мне у него было уютно, только все старания бессмысленны. Как я и говорила, это не мой мир, не моя среда обитания. И единственное место, где мне более или менее комфортно — это его задний двор с небольшой оранжереей.
Сегодня утром Арон уехал на работу, как всегда, не в настроении, правда, его скверное состояние уже стало нормой. Просто бедолага боится, что вернется, а меня нет. Честно говоря, на пользу отношениям все эти страхи точно не идут, однако Гедель настолько не уверен во мне, что не может не психовать. Хотя я его прекрасно понимаю и не осуждаю, он боится не напрасно, мне действительно хочется сбежать отсюда. Последние три дня я просыпаюсь с мыслью о побеге, но потом начинаю всячески себя уговаривать, жалеть Арона, в итоге успокаиваюсь — правда, ненадолго.
Думаю, нам пора сесть и поговорить. Не хочу ни себя мучить, ни его. Даже наши разовые встречи дарили куда больше удовольствия, радости, волнения, чем то, что происходит сейчас. К тому же я беременна от него, но если расскажу, Арон меня ни за что не отпустит. Вернее, уйти-то я всегда смогу, но морально буду страдать от чувства вины. Лучше все оставить как есть.
Что ж, а время идет. Полдня я провожу на заднем дворе — готовлю ящики для зимовки живоглотов и птицеедов. Два месяца мои малыши будут спать, так что почва им нужна максимально богатая питательными веществами и личинками, которых они будут постепенно поедать. А еще им нужны тепло и сырость. Оранжерея для этого самое подходящее место. Что до лафеев, эти красавцы не нуждаются в зимовке, поскольку живут в доме, разве что в холодные месяцы они менее активны. Лафеи удивительные создания, они так любят друг друга, так заботятся друг о друге, что, глядя на них, невольно начинаешь мечтать о такой же любви и заботе. Например, сегодня утром самец кормил самку завтраком, потом чесал ее воздушными корешками. За ними можно хоть весь день наблюдать, настолько они прекрасны.
А когда почти заканчиваю с делами, дверь оранжереи открывается. На пороге появляется Гедель. И какой-то он совсем подавленный, отрешенный.
— Почему так рано вернулся? — пересаживаю последнего живоглота в зимовочный бокс, засыпаю корешки теплой землей, отчего малыш откровенно млеет.
— Да вот… произошли изменения в расписании, высвободилось несколько часов, — явно сочиняет на ходу. — А ты как? Все хорошо?
— Ну да. Как видишь, огородничаю. Бежать не пыталась. — Ой, я это вслух сказала? Как нехорошо.
— Ты издеваешься, да? — еще сильнее насупливается.
— Нет, Арон, не издеваюсь. Просто ты ведешь себя как одержимый. Сегодня и вовсе сорвался с места посреди рабочего дня, чтобы проверить, никуда ли я не делась. И не пытайся доказать обратное.
— А что я могу поделать, если вижу, как тебе все не нравится? Ты ведь даже не скрываешь этого.
— Хочешь поговорить? — отряхиваю руки от земли.
— Да, было бы неплохо.
— Хорошо, давай поговорим.
И когда мы выходим из оранжереи, я откровенно ахаю. В каменной беседке, что стоит в пяти метрах от нас, на столе, накрытом белой скатертью, красуется бутылка вина, рядом стоит чаша с моими любимыми тыквенными пирожными, а еще в вазочке белеет изящная хризантема.
— Ой, — что-то теряюсь, — как неожиданно.
— Ну, я подумал, что разговоры хорошо разговаривать под бокал вина. Да и вообще хотел пригласить тебя на свидание, а потом пришла идея с беседкой. Чем не свидание, верно?
— И правда…
Гедель по всем правилам этикета выдвигает для меня стул, сам устраивается напротив, после чего разливает вино по бокалам. Тут я вспоминаю, что пить мне уже нельзя. Но от одного глотка вреда не будет. А вот пирожные придутся как нельзя кстати.
— Скажи, что не так, — берет свой бокал, однако пить не торопится. — Я не оправдал твоих ожиданий?
— Дело не в ожиданиях вовсе. Я уже давно объяснила тебе все как есть.
— Ну, то, что тебе у меня не нравится, вижу. А я? Я тоже не нравлюсь?
— Между нами изначально все очень странно. Наше знакомство замешано на страсти, на влечении. Физически мы, не побоюсь этого слова, идеально подходим друг другу, а вот эмоционально совершенно разные. И дело не в том, нравится мне здесь или не нравится, просто мы разные.
— Почему же мне кажется, что все не так? Что мы похожи.
— Самообман? — пожимаю плечами. — Попытка выдать желаемое за действительное?
— Я люблю тебя, в чем уверен на все двести процентов. Это не самообман, Риша. Это факт. Скажи, что мне сделать, чтобы ты поверила? Чтобы дала мне шанс? Снести этот дом к бесам и построить одноэтажную избушку? Утыкать двор памятниками и крестами? Обнести двухметровым забором? Что, Риша?
Я вижу блеск в его глазах. Ну что же он творит? У меня и так желание реветь возникает через каждые три минуты.
— Не нужно было вообще все это начинать, — быстро отвожу взгляд, еще чуть-чуть, и расплачусь.
А он подходит ко мне, опускается на корточки:
— Послушай, — берет за подбородок, — у меня есть одна дурная черта, я очень плохо понимаю слово «нет» и всегда иду до конца. Ты мне нужна как воздух, понимаешь? И я сделаю все, но добьюсь тебя.
— Помнится, кто-то говорил, что отпустит, если ничего не выйдет.
— Говорил, даже верил в это, пока не прожил с тобой под одной крышей эти дни.
— К чему ты клонишь?
Его слегка безумный взгляд меня как-то настораживает.
— К тому, что ты все равно будешь моей и будешь со мной. К тому, что я не оставляю тебе выбора.
— А если я не захочу?
— Даже если не захочешь.
