Возлюбленный враг - Регина Грез
В моей семье ссыльных не было, куда ж дальше матушки Сибири ссылать. И без каторги предки лес валили вручную, мерзли и голодали, хоронили детей, умирающих от всякой безвестной напасти. Зато бабушка рассказывала, что в их родной деревне радовались, когда расстреляли местных кулаков - мироедов.
Они зерно по лесам попрятали, отказались лошадей сдавать в колхоз, банду сколотили и молоденькую учительницу - агитаторшу "за советскую власть" ржавыми пилами распилили на козлах. Ее именем потом школу назвали. Скоро в деревне появилась лампочка Ильича, трактора и надежда на светлое будущее. А потом началась война.
Только это неправда, что рабочие и крестьяне воевали из одного страха перед заградотрядами НКВД. Прадеды мои оба были добровольцы, не взирая на бронь от завода и колхоза ушли на фронт - знали, за что идут биться. Было за что..."
Ну, все, теперь мне точно до утра не успокоиться. С рассветом можно хотя бы делами отвлечься. Я с ногами залезла в кресло и замоталась пледом. Грау молча смотрел на мои манипуляции в полумраке, а потом сел на пол рядом и попытался пристроить свою голову мне на колени.
Это была такая наглость, что я даже обалдела и не придумала ничего лучше, как пригладить его волосы, да и не хотелось прогонять, если честно. Наверно, так коварно на меня действует дождь. На руку белобрысому демону или - ангелу... ничего не разберешь в темноте.
— Ася, я тебя люблю.
— Так всегда говорят, когда хотят… Стой. Ты зачем так сказал? Нам этого нельзя, ты же понимаешь. У нас с тобой все равно ничего не получится.
— Мы даже не пробовали.
Что он сейчас имел в виду, попробуй-ка, угадай! Наверняка новая пошлость.
— Ася, я люблю тебя, - не унимался Отто, будто завел старинную шарманку.
— Слушай, Грау, иди к себе! Всем будет лучше.
— Но и там я буду тебя любить, бесполезно закрывать двери - убегать и прятаться бесполезно, Ася.
— И что ты предлагаешь? Проснуться в одной постели поутру, ха! - проще простого, для этого даже не надо особой любви.
— Не знаю, что делать… я просто тебя люблю… и буду любить до конца, пока жив.
Я сейчас разревусь. Конечно, рассчитывает на то, что я расчувствуюсь и разревусь, он меня уже изучил, он - отличный психолог. Ну, чего привязался, то зверем смотрел, теперь в любви признается - какая-то мудреная игра, хитрая ловушка. Может, они на пару с Вальтером ставят на мне свои чертовы опыты, хороший - плохой, я где-то читала про такой метод.
— Грау, пожалуйста, уходи, я больше не хочу тебя слушать!
Он медленно поднялся и пошел к двери, а я поняла, что если он сейчас уйдет, мне будет во сто раз хуже и душа сейчас словно висит на волоске тоньше паутины.
— Подожди… только будь там, где стоишь. Скажи мне честно-пречестно, поклянись памятью своей матери - ты нарочно? - у меня дыхание перехватило от подступающих слез.
— Ты хочешь меня получить как трофей, да? Чтобы через меня отомстить... хоть как-нибудь да отомстить всем русским, которых ты ненавидишь, хочешь, чтобы я поверила тебе, а потом посмеешься над дурочкой? Скажи правду, Грау, я тебя пойму, и все будет почти как прежде, только без лжи.
— Ася, да ты что?! Как ты можешь так думать… Ася-я-а!
Он стоял у запертой двери, схватившись за голову, бормотал что-то себе под нос, не то стонал, не то мычал, я даже за него испугалась, а потом снова двинулся ко мне и я подскочила с кресла навстречу. Не знаю, как бы продолжался наш разговор дальше, но из комнаты Франца вдруг раздался дикий вопль, - мы вместе побежали открывать двери.
Через пару минут вдвоем залетели к мальчику, Отто кинулся включать свет, а я стала говорить, пытаясь отыскать на кровати самого Франца среди вороха подушек и одеял.
— Миленький мой, ты чего? Плохой сон, да? Мы же рядом, не бойся, все хорошо.
Наконец зажегся светильник и я увидела, что в глазах ребенка дрожат слезы. Франц трепетал в моих руках, как мотылек, еле мог отвечать:
— Там, в окне кто-то был, я видел, он смотрел на меня, он хотел войти…темный, большой… я видел.
У меня мурашки по спине поползли. Может, это как-то связано с Эммой, может, Франц почувствовал, что мамы больше нет? Между детьми и родителями есть особая связь. Я его успокаивала, Отто проверял окно:
— Там никого нет и быть не может. Франц, ты же сам прекрасно знаешь, дом хорошо охраняют. Курт и Вилли никого плохого к тебе не подпустят. Там просто дождь и ветер, не бойся. Эх, ты, будущий капитан, испугался бури. Представь, как поплывем охотиться на китов и моржей. Или останешься дома с девчонками?
Грау здорово перевел все волнения в шутку и к моему величайшему облегчению мальчик скоро и впрямь засмеялся, шмыгая носом и вздрагивая после бурных рыданий.
— Ася, ложись со мной, пожалуйста. И не выключай свет, пока я не усну.
Уф, неужели теперь можно спать! Отто побыл немного с нами и ушел вниз. Я старалась не встречаться с ним взглядом, я подумаю обо всем завтра, как любила говорить Скарлетт О, Хара. Через пять минут Франц мирно засопел у меня под мышкой.
Я не стала его отодвигать, мы пригрелись рядышком, лежа в обнимку и нам так было удобно. Тоже почти задремала, когда скрип открывающейся двери заставил широко открыть глаза. К постели подходил Вальтер...
Пару мгновений думала, не лучше ли мне притвориться спящей, но некоторые дурные воспоминания заставляли быть начеку. Я даже начала шепотом объяснять свое появление здесь в столь поздний час:
— Ему снился кошмар, он позвал меня, вот я и осталась.
— Ты правильно сделала.
Вальтер стоял, чуть покачиваясь на носках, словно на палубе корабля, от него пахло спиртным и сигаретами.
— Пойдем со мной, ты мне нужна... Ее больше нет.
Я зажмурила глаза и стиснула зубы. Если попробует ко мне сейчас прикоснуться, я закричу и разбужу его сына. Он отлично это знает и потому стоит и смотрит на меня, спрятав руки в карманы брюк. Он стоит у кровати долго-долго, кажется, целую вечность, и я лежу, боясь даже дышать, я словно окаменела. А потом услышала удаляющиеся шаги и звук закрывающейся двери. Я поцеловала влажные
