Цвет ночи - Алла Грин
— И храни эту девчонку, — стальным тоном добавляет он. — Она не должна пострадать из-за вас, драконов.
Затем подходит ко мне. Нас разделяет друг от друга не больше шага.
— Твоя мать… — произносит он. — Помни, что однажды, в каком-то из миров, ты обязательно встретишься с ней снова. Ты же знаешь… Теперь знаешь.
Странно, но после сегодняшнего путешествия в ирий, после моего вновь разбившегося сердца у меня находятся силы для улыбки. Пусть слабой, но искренней.
— Куда ты уходишь? — спрашиваю я.
— Сейчас я нужен людям. Как в самой яви, так и на рубеже. У меня много работы.
Конечно, нет ничего удивительного в том, что Велес отправлялся в мой мир. Долгие века он благоволил людям, проявлял к ним доброту и даже защищал. Долгие века он направлял туда души, которые должны были родиться и прожить свою особенную, ни на что непохожую жизнь. Вот и сейчас он отправлялся туда, чтобы делать то, что должен был. К тем, кого любил.
Я прощаюсь с ним. От Велеса веет душевным теплом. Кинли беспокойно хлопает крыльями, не находя себе места, словно понимая речь изгнанного бога, словно осознавая, что сейчас он покинет нас. Когда мужчина в длинной коричневой шубе уходит, Кинли скулит, но быстро находит успокоение на руках Гая.
А мы собираемся вернуться в замок, в прибежище цмоков. Вместе с Евгенией, которая последовала с нами из ирия. Она в миг обращается в грифона и летит вслед за драконами, чтобы спасти свою любовь и мой мир.
11. Лестница в пекло
Шаги глухо стучат о каменную брусчатку внутреннего двора замка. Плотнее укутываясь в чёрный мех, я дрожу от холода, клацая зубами, глядя в небо, на тучи, из которых сыплется снег. Неспешно падая, он покрывает шапкой землю и мои волосы.
Кинельган рассекает воздух, резвясь на улице, а я его терпеливо жду. Мы здесь не одни; вдали, у ворот, стоит пара цмоков, в облике людей, подобно часовым. Я вижу костомах на крышах окружающих меня зданий, и сама хожу под присмотром одной из них, следующей за мной по пятам. В глубине мыслей всё же задаю себе вопрос: она присматривает за мной по поручению Константина или пасёт, как добычу? До сих пор не до конца доверяю им. Константина поблизости не было, как и Яна, и я решала не идти на поводу у собственного любопытства и не задавать себе мысленно вопросов о том, повела бы себя эта костомаха иначе, если бы пара цмоков не наблюдала за нами.
Когда Кинли надоедает играть, мы возвращаемся в дом. Мой преследователь, моя стража в чёрном изорванном плаще, тащится за мной. Чтобы не оказаться с ней наедине в коридоре, я ускоряю шаг, и ощущая себя глупо, ведомая иррациональным страхом, почти пробегаю до следующих дверей. Они распахиваются, я лицом к лицу сталкиваюсь с женщиной-цмоком, врезаюсь в неё и отшатываюсь. Она кладёт ладони мне на плечи, фиксируя меня на месте, не давая мне упасть и мягко улыбается. Однако, как только Кинли взлетает и усаживается ко мне на плечо, улыбка исчезает и дракониха опускает руки. Выражение её лица граничит между холодностью и отвращением. Они определённо через силу терпят присутствие моего домашнего дракона здесь.
Через время оказываюсь в столовой. Здесь почти пусто — немногочисленные гости больше не в праздничных нарядах, на них надеты доспехи, за их спинами в ножнах покоятся мечи. Столы уставлены свежей, ещё не тронутой едой, принесённой костомахами. Мой стражник, мой преследователь, от которого я пыталась убежать, замирает у стены — его потрёпанное одеяние сливается с тенями. Кинли без устали уплетает лакомства, в то время как у меня не получается притронуться к еде. Я устала, я собираюсь идти поспать — так быстрее снова увижу Яна. Так быстрее он вернётся из ада. Скорее всего, они ещё даже не успели выдвинуться туда. Возможно, он всё ещё был в замке, и я не знала, придёт ли он попрощаться со мной. Может быть, они и вовсе уже отправились в пекло.
Покинув столовую, поднимаюсь этажом выше и бреду в комнату, которая временно, но является моей. Прохожусь по каминному залу, увешанному портретами. Вглядываюсь в знакомые лица драконов — Яна, Валентины, Константина, Алексея и даже Александры. Пусть с ней у них и были разногласия, но они не вычеркнули Александру из своей семьи, оставив её лик на стенах, среди своих. Чего нельзя было сказать об их матери, и тем более отце. Их портретов здесь не было.
Тихий стук раздался позади. Обернувшись, я увидела, как Кинли тычется носом в стекло. Ещё один звук, тихий и скрежещущий, доносился издалека — холодные кости ударялись друг о друга при ходьбе.
Я не дрогнула, не повернула головы. Сосредоточив своё внимание на своём маленьком драконе, я двинулась к нему, чтобы забрать и унести в покои. Проходили секунды, а я всё ещё оставалось живой. Не знаю, откуда во мне рождалась эта тревога. Она словно была фоном моего вынужденного одиночества здесь. Все, кого я знала, сейчас были сейчас заняты важными делами, более важными, чем я. А мне была отведена участь оставаться здесь, в безопасности, в их доме, в крепости, в обители. В то время как в мире людей начиналась война.
Приблизившись к Кинли, я замерла у окна. Тот продолжал тыкаться в стекло, попеременно отвлекаясь и крутясь вокруг себя на подоконнике. Снегопад на улице усилился; разворачивающаяся метель будто смела костомах с крыш — они парили в воздухе, над двориком. Одна из них, появившись будто из ни откуда внезапно ударилась в окно с обратной стороны, испугав меня, заставив отскочить назад. И она… постучала в него. А затем эхо скрежета за моими плечами стало гулким и звонким. Я метнула туда взгляд — скелет без кожи в чёрном изодранном полотне стремительно двинулся в мою сторону. Я охнула. Моё сердце буквально замерло в груди.
Рычание разнеслось по залу — громкое и раскатистое. Я слышала его словно из соседних комнат, словно доносящееся с улицы, оно было вездесущим, угрожающим и направленным на меня.
Я никак не успела отреагировать — не знаю, почему костомаха ослушалась своего хозяина, но произошло то, чего я больше всего боялась: ледяные тонкие пальцы схватили меня за запястье и больно сжали.
Мой крик, мои попытки вырваться, обжигающий огонь Кинли, который почему-то был направлен в стекло, а не на моего врага — ничто не
