Цвет ночи - Алла Грин
Неужели такой и будет моя жизнь? Фальшивкой. Ещё долго. Без отца. Без родных. Они будут жить в другом месте, и я для них буду каплей в море, а они для меня, по-прежнему — всем. Неужели так и буду влачить с тягостью года, лишь в ожидании того, что когда-то, наконец, умру? И стану, наконец, собой. Что вспомню себя, настоящую. Иную. Неужели вся моя жизнь станет ожиданием лишь смерти? Освобождения? Станет необходимостью смирения с потерями, которые я несу. Возможно ли, что смерть наступит быстрее, чем я рассчитываю? Желаю ли я, чтобы она наступила быстрее?
Когда мы прошли через границу, я всё ещё плакала. Сильно и беспрерывно.
Ян остановился, развернул моё содрогающееся тело к себе и обнял, прижав к плотной ткани чёрного камзола.
— Велес, зачем ты это сделал? — раздражённо и сердито спрашивает он.
Но Велеса, который направляется к лодке на берегу, у воды, словно не заботит его обвинение.
— Она должна была попрощаться, — спокойным тоном отвечает он. — Всё, что произошло с ней — противоестественно, и ты это знаешь. Эта боль, причинённая волками из мира нави, помешала двигаться дальше её матери, не впустила её душу в вырай, не даст и ей. Ты этого пока не понимаешь, но поверь, со временем эта встреча спасёт её.
Велес скрывается в тумане, ступая ногами в воду, рождая тихий всплеск, оставляя нас наедине.
До нас лишь доносится его тихий, угрюмый голос: «Как же сложно быть людьми. Мне вас так жаль… так жаль…»
Я знаю, что Яну тоже жалко меня.
Мы стоим вдвоём, в безмолвной тишине, нас окружает влажный, плотный воздух, непрозрачный и матовый, пряча наши силуэты в безразмерном пространстве белого света. Ян чуть отстраняет меня от себя и убирает волосы с моего лица, решительно намереваясь успокоить меня.
Широкими ладонями он вытирал слёзы с моих опухших глаз, с моего лица и воспалённых губ. Руками он гладил меня по спине. Его губы нашёптывают мне, его дыхание касается моего лица. Мы стояли так близко друг к другу, что дышали одним воздухом.
И его действия не были напрасными. Это работало — я медленно приходила в себя. От спокойного голоса и мягкого тона — затихала. И мне хотелось ещё большей защиты, ещё большей близости с ним, я внимала теплоту его тела, его губ, замерших возле моих собственных, которые дрожали.
— Ава, ты справишься, — прошептал он, убеждая, вселяя в меня веру в лучшее, — я знаю тебя.
И всем телом, всеми мыслями я хотела к нему прильнуть, в него вжаться. Ведь в нем было моё спокойствие. Он — всё, что у меня осталось от прошлой жизни. Я хотела потянуться к нему, уткнуться носом в горячую шею, ведь находиться рядом с ним было естественнее, чем дышать. Всё, что я делала на протяжении своей жизни — это была рядом с ним, а он со мной.
Но вдруг я подняла на него глаза. И словно очнулась — между нашими лицами не оставалось никакого расстояния. И к нему самому словно пришло то же самое осознание.
Мы оба отодвинулись друг от друга.
Нет, не потому, что нам не было неловко. Совсем нет. Ведь мы не были чужими. Это было нечто другое. Да, мы были разными, но далеко не чужими. Но этот мир… Этот белый свет границы рая и мира теней… Этот красный свет из его прошлого, тянущийся из пекла… Эта его семья… Они вдруг резко встали между нами.
У нас была, всегда была дружеская тёплая связь, неразрывная и давняя, но взгляд Яна сейчас, слегка испуганный, неестественно напряжённый, словно говорил мне — чем это родство, чем эта связь может закончиться.
Его отец, Чернобог, убил возлюбленную Константина. И он мог бы причинить вред мне, если бы обо мне знал, чтобы наказать Яна, чтобы причинить ему боль и страдание, на языке которых Чернобог общался тысячелетия. Вот чем обычно заканчивается такая связь, будь она любовью, дружбой, любой иной привязанностью, имеющей любую, лишь какую-либо форму и выражение… Я понимала, что мы думаем об одном и том же, и было видно, что его разум был лишён покоя в эту минуту. Он отвёл от меня взгляд, глядя теперь поверх моего плеча. Опять отдаляясь. Гася драконье тепло. Превращая свой алый огонь внутри бессмертной души в синий лёд. Словно вспоминая о том, что должен быть холодным со мной. Или искренне желая этого. Какую именно боль могла принести Яну моя потеря? Бесконечное, неумолимое чувство разрушающей вины? Или скорбь?
Трогаясь с места, мы двигаемся сквозь белый пар и выходим к Велесу. Они с Кинли покорно ждут нас в лодке. Путешествие обратно в навь наполнено нашим абсолютным молчанием. Время здесь неопределимо. Растянуто. Неисчислимо. И по ощущениям, проходит несколько часов, прежде, чем лодка причаливает к берегу.
В матовых пластах воздуха просвечиваются силуэты цмоков, знакомых мне и не очень. Вместе с ними, в прозрачном платье, с лучистой золотой короной-нимбом на голове стоит Евгения.
Когда мы подходим к ним, Велес поворачивается ко мне и Яну и сообщает, что теперь, когда сделал для нас всё, что мог — вынужден оставить нас и идти туда, где он будет нужнее.
— Время для этого пришло, — объявляет он.
Мне кажется это справедливым. Он, правда, многое для нас сделал, действительно помог, хотя, возможно, вообще не должен был быть на нашей стороне. На стороне драконов. Особенно, учитывая взаимную личную неприязнь, что была у него с отцом Яна. Я знала его совсем недолго, но мне было не радостно от мысли, что прямо сейчас я вынуждена попрощаться с кем-то ещё. Сперва отец, сейчас Велес. Я, можно, сказать, привыкла к нему. Он был первым, с кем я познакомилась в нави. Первым из тех, кто не захотел меня съесть, похитить или убить. Он был добр ко мне. Очень добр. Он нашёл моего папу. Привёл его ко мне, чтобы я могла его обнять, когда не рассчитывала, что вообще когда-либо снова увижусь с ним.
Велес пристально и долго смотрит на Яна.
— Я тебе не отец, — говорит он, — поэтому всё же дам заботливый совет. Будь осторожен, черти тебя не возьми. Спускаться два раза за одни сутки в пекло — не самая удачная идея.
Ян кивает, храня безэмоциональное, каменное выражение лица. Велес делает
