Как повываешь? - Жаклин Хайд
Я перешла от лучшего секса в своей жизни с начальником, или парнем — или кто он там вообще — к тому, что стою дрожащая перед незнакомцем, ощущая покалывания по всему телу, как будто мех может снова покрыть меня в любую секунду. Совсем не так я представляла себе окончание этого вечера.
— Ты знаешь, кто я? — неожиданно для себя спрашиваю я, чувствуя, что он скажет правду.
— Ты — ликан.
— Я не ликан, — упрямо бормочу я с обидой, как будто пытаюсь убедить в этом саму себя. Боже, а что, если все это окажется точь-в-точь как в фильмах?
Он смотрит на меня с любопытством:
— Разве Коннор тебе не говорил? Оборотней полно, понимаешь? Чего не скажешь про вас двоих.
— В чем разница? — спрашиваю я. — Между оборотнем и, ну, такой как я?
Он скрещивает руки на груди и на мгновение задумывается. Затем пожимает плечами, словно то, о чем он подумал, не так уж и важно. Его голос звучит спокойно и безразлично:
— Оборотень — смертное существо, которое проклято превращаться в человеко-волка во время полнолуния. Они обычно одиночки. Перевертыш — это человек, который может стать таким разными способами: через особую кровь или заклинание. Они часто живут стаями и могут общаться телепатически. А есть еще такие, как Коннор, и, видимо, ты тоже. Очень редкий вид. Я думаю, вас называют ликантропами-оборотнями — бессмертные существа, которые могут по своему желанию превращаться в человекоподобных волков. Оборотни намного крупнее ликанов и не могут контролировать себя, в то время как у вас контроль есть. Они могут разорвать на части даже собственного брата, защищая свою пару и потомство. Перевертыши, напротив, вспыльчивы, но они сначала вынюхают тебя, а уже потом решат, стоит ли перегрызть тебе глотку.
Боже. Мой мозг едва справляется с тем, чтобы все это переварить. Будто все книги про оборотней, которые я читала, слились в одно целое. Как люди могут об этом не знать? Или, может, они знают, и именно поэтому существует так много книг об этих существах?
— Есть люди, которые охотятся на таких, как мы?
В нашей семье есть история, которую рассказывают детям, — о том, как предки охотились на оборотней, как в тех самых романах. Я всегда смеялась над этим и считала, что это просто сказки, как Санта-Клаус или Пасхальный кролик. Придуманные истории для веселого детства. Но если оборотни и перевертыши реальны…
По коже пробегают мурашки при мысли, что это может быть правдой. Я хочу, чтобы это была просто забавная семейная легенда.
Лахлан поднимает голову и говорит:
— Всегда были сумасшедшие, которые с вилами гонялись за существами из мифов и легенд. Они часто причиняли вред невинным.
— Понятно, — бормочу я. Похоже, охотников на оборотней все-таки нет, потому что его ответ был довольно туманным.
Я хмурюсь и вытягиваю руки, демонстрируя свою новую силу и осматривая тело. Оно стало крупнее, может, чуть выше, но у меня точно не четыре лапы.
Лахлан прочищает горло:
— Волки не примут тебя, понимаешь? Но я думаю, Коннор тебе все объяснит.
Коннор неделями пробирался в мою комнату, каждую ночь спал в моей постели, а оказывается, он какой-то ликантроп. Я рассказала ему так много о себе — о планах открыть пекарню, даже о своем неудачном браке. Я пыталась быть откровенной, в то время как из него приходилось вытягивать ответы клещами. Он хотя бы знает что-то о моих проблемах, а я о нем — почти ничего.
Я понимаю, почему он скрывал свою сущность. Наверное, никто бы не стал ходить и рассказывать, что он оборотень. Или перевертыш, или ликантроп. Я бы точно не стала. Но это не оправдывает того, что он превратил меня в это существо без всяких объяснений.
Живот сжимается от страха перед предстоящим разговором с Коннором, ногти превращаются в когти, из горла вырывается что-то среднее между рычанием и стоном. Я хочу его увидеть, но не знаю, что сказать при встрече.
— Я могу снова стать нормальной? — спрашиваю я, глядя на свои руки и делая шаг назад, когда на его лице появляется злость.
— Ах, ласс58! Ты прекрасна и именно такая, какой должна была родиться. Не убегай от этого и не прячься.
Я хмурюсь от его серьезного тона и снова смотрю на свою руку, словно боюсь, что она вот-вот схватит меня.
— Я не родилась такой.
— Он тоже не родился. И это неважно. Это судьба, — говорит он, подходя ко мне с протянутой рукой и нахмуренными бровями. — Ты хоть видела себя в этой форме? Когда он тебя укусил?
Я провожу рукой по шее и вздрагиваю, вспоминая, как его зубы впивались в мою кожу. Затем лицо заливает жар, когда я осознаю, почему он укусил меня тогда. И нет, я ни за что не скажу Лахлану, что это произошло, пока меня прижимали к стене, а я кричала от удовольствия, требуя большего.
— П-прямо перед тем, как я прыгнула в ров.
Лахлан смеется.
— Наконец-то он задал тебе хорошую трепку в постели, да? — в его глазах сверкает игривое озорство, как будто он все знает, и я ерзаю от смущения. — Я чую это на тебе. Я так и не узнал твоего имени, ласс.
— Уитли, — мой голос звучит многослойно, и я тут же хватаюсь рукой за лицо. Я снова изменилась, даже не осознав этого!
Сила едва ощутимо вибрирует под кожей, и я понимаю, что это то самое, что покрывает меня мехом. И у меня есть странное чувство, что это как-то связано со смущением.
— Я понятия не имею, что со мной происходит.
— Ох, а Коннор тебе не сказал? Ты его пара.
Он легонько хлопает меня по плечу.
Я хмурюсь.
— Его пара?
— Кто, блядь, дал тебе право рассказывать ей это? — раздраженный голос Коннора эхом разносится по стенам пещеры, заставляя меня ахнуть.
Мое тело покрывается мехом, сердце бешено колотится, когда я резко оборачиваюсь в его сторону. Он, кажется, пришел с той стороны, куда раньше уходил Лахлан за туникой. Я округляю глаза при виде его взъерошенных волос и грязного костюма Дракулы, покрытого пылью, словно он катался по земле по пути сюда. Даже на его лбу темное пятно. Босые ноги Коннора почти бесшумно ступают по каменному полу, а зрачки расширены, наполнены беспокойством и тревогой
