Екатерина Оленева - Призрачная любовь
Долго Лена лежала, вперяя невидящий взгляд в потолок, на котором воображение рисовало тонкий профиль под каскадом белокурых золотистых волос. Равнодушный холодный взгляд черных непроницаемых глаз. Горькая насмешливая улыбка на узких губах.
— Адам, — позвала девушка, — Как же я тебя ненавижу! И как сильно я тебя люблю.
Дверь открылась, пропуская в комнату две фигуры: Нуаду и его Кошку, Немайн.
— Елена, — вкрадчиво выдохнула женщина. В темноте явственно блеснули белые острые клыки. — Морена ждет нас.
Лена порывисто вскочила, судорожно кинувшись в гардеробную, чтобы привести себя в порядок. Но Роберт удержал её за руку.
Немайн покачала головой:
— Для той, к кому мы нанесем визит, наряжаться не надо.
Духи Сидов встали с двух сторон, крепко подхватив Лену под руки. Туманная дымка заволокла комнату. Та медленно растворялась и тонула в белом безмолвии. Туманам Междумирья стены, выставленные Стражами, оказались не преградой. Корабль истаял, словно был не более, чем голограммой.
Три маленькие фигурки зависли в пустоте, заполненной белизной. Белизна Смерти, окружившая их, была не менее жуткой, чем чернота жизни. Но более полной.
На мгновение ничего, кроме сознания и белизны не было.
А потом началось. Стремительное падение, — не полет. Резкое скольжение вниз, как на лифте, у которого оборвался трос. С бессчетной высоты. Отвратительный свист, рвущихся перетянутых струн, которым подпевали безымянные злые духи.
Они упали в снег. Голубые высокие горы льда, раскинулись повсюду. Везде, куда можно было дотянуться взглядом, голубым бликом переливались снега. И в бескрайнем ледяном море стояло только одно дерево. Осина. Черная точка в искрящемся белизной пространстве.
Под осиной неподвижно замерла тоненькая невысокая женская фигура. Не такими представлялись смертным бессмертные боги. Не было на ней ни мехов, ни тонких тканей, ни драгоценностей. Ни соболей, ни злата, ни серебра. Ни парчи старинной, ни шиншиллы новомодной.
Безмолвно созерцая ослепительный мрачный лик Воплощенной Смерти, Лена неожиданно подумала о том, что если бы в кино кто-то снимал появление Морены, он обязательно бы обставил его кучей спецэффектов. Отовсюду ползли бы мертвецы различной степени разложения, неслись чудища. Их явления дополнительно сопровождалось бы визгом, криком, гамом.
И все это было бы неправдой. Потому что, правда: вот она. Смерть конечна, холодна, нема. Она несет за собой непроницаемую стену тишины и бездействия.
Никто не бежит и не кричит. Никто не двигается. И — так тихо…
Худое, изможденное женское тело едва прикрывала рогожа, съезжающая с правого плеча. Грубая, широкая, свободно развивающаяся на обжигающе холодном ветру, хламида.
Единственным украшением богини были черные, как смоль, густые, как мох, мелко завитые в кудри, волосы. Их тоже тревожило ветром. Мрачным пламенем горели глаза, похожие на прорубь в пустоту. Огромные прекрасные черные очи, обрамленные пушистыми изгибающими ресницами. Законченность и конечность, холодное безумие затаилось в белом, без кровинки, лице. Было в нем не просто отсутствие надежды. Было отсутствие самой надобности в ней, — живительной и вездесущей спутнице жизни.
Красива была Морена. Как красив застывший зимний лес. Как красивы низко ползущие по небу облака, предвещающие зимнюю бурю. Такой красотой наполнены безмолвные скалы, закрывающие закатывающееся за горизонт солнце. Или бездонные глубины океана. Морена-Смерть. Освобождающая ото всего: горя и счастья, боли и наслаждения, любви и ненависти, долга и права.
От всего, что составляет жизнь.
Темный взгляд Богини парализовал, подобно укусу ядовитой змеи. Хотелось застыть, как эта ольха, и лишь мелко дрожать, дрожать, дрожать.
— Мы пришли проститься, Мориган, — произнес Роберт, склоняясь в почтительном поклоне.
— Прощайте, — хриплым, невыразительным, глухим голосом отозвалась Смерть. — Раз ты получил то, что хотел, можешь уходить. Я больше не держу тебя.
— Я свободен?
— Если хочешь, — равнодушно пожала плечами Смерть.
Мир был плотно укрыт пологом туч. Свет рядом с Мореной не гас, но из белого превращался в серый. С громким карканьем на плечо богине слетел огромный ворон, и она машинально пригладила его лоснящиеся перья.
— Чего ты медлишь? Почему не уходишь?
— Я обещал ведьме, оказавшей услугу, помощь.
— Я выполню данное тобой слово, — скупо слетело с божественных губ. — Идите с миром. Покоя вам. И хороших воплощений в новых мирах.
Лена наблюдала, как изображения Кошки и Проводника становятся плоскими, словно непонятные помехи мешали воспринимать их образ. А затем фигурки вовсе выветрились под порывами ледяного норда.
Елена и Смерть остались наедине. Девушка обратила к богине испуганный взгляд.
— К какому племени ты принадлежала при жизни? — спросила Смерть.
— Я русская.
— Русичи? Когда-то их волхвы почитали меня, хотя и меньше, чем Макошь и Ладу. Я любила эти племена, — Богиня повела бровью, пригладив вороньи перья. — Но потом они отвергли богов-покровителей. Подобно другим безумцам поклонились кресту. С таким же успехом могли поклониться виселице, если бы Иисуса не распяли, а повесили. Или колесу, если бы его четвертовали. Котлу, если бы сварили в кипящей смоле. Колу, если бы посадили на кол. Забавные создания, эти христиане.
Морена тряхнула головой, и тяжелые черные косы заполоскались по ветру.
— Не боишься меня?
Лена перед древней Богиней страха не испытывала. Чувствовала со стороны Морены симпатию. Да и самой ей эта вольная холодная черная птица пришлась по сердцу. Именно такой Лена хотела бы стать. Сильной, независимой, чуть грозной. И ко всему равнодушной.
— Меня боятся все. И всегда. Я то, чем нельзя овладеть, что никому не дано миновать или обмануть. Я — всему мера и конец. Кем бы не был человек, как бы не жил, рано или поздно я встану на пороге его дома. Не возьму взятку. Не услышу угроз или мольбы. Когда я приду, больше ничего не будет. Как же людям меня не бояться?
Но я — не зло. Даже не Тьма. Я Хозяйка Межи. Доброму человеку бояться меня не стоит.
— Я не боюсь тебя, — ответила Лена.
— Богов каждый выбирает себе сам, решая, чему поклоняться. Коль я тебе по сердцу и ты мне по нраву, столкуемся, девица? Хочешь служить мне? Служба моя честная. Даром, что зовут меня матерью кошмаров, — своих никогда не обижаю.
— В миру твоих прислужников некромантами называют?
— Некроманты служат Чернобогу, а не мне. Они насильственно отнимают у матери земли то, что принадлежит ей по праву, — прах. Мне они враги, а не слуги.
