Игры скучающих купидонов - Татьяна Геннадьевна Абалова
Визг хозяйки напугал мохнатое чудище не меньше. Оно выскочило из своего укрытия и начало метаться по стенам и потолку, скидывая на пол всю кухонную утварь.
– Уф, сволочь! Чуть сердце не выскочило! – распознав в чудище породистого кота, неизвестно как пробравшегося в охраняемый дом, Нинель дрожащими руками отставила фужер в сторону. «Наверное, тетя Глаша на цокольном этаже не закрыла форточку».
Кинувшись в подсобку, супруга владельца ресторанов вышла оттуда с метелкой, которой домработница собирала пыль с верхних полок.
– Пошел вон, ворюга!
Кот жалобно мяукнул и перепрыгнул со шкафа на холодильник. Получив синтетическим ежиком по морде, он с тоской посмотрел на брошенную колбасу и метнулся к двери. Нинель побежала следом.
Но приблудный котяра не захотел покидать дом. Он потрусил в сторону половины Замкова–младшего.
– Ха–ха! – победно воскликнула эффектная блондинка и потрясла метелкой. Нинель точно знала, что коридор приведет кота к закрытым дверям, но озадаченно замерла на месте, когда «ворюга», махнув на прощание пушистым хвостом, исчез за порогом. – Павел? Ты дома? – спросила она и шагнула в темноту.
Павел с каменным лицом сидел в кресле у телевизора, по которому шел балет «Лебединое озеро». Заскрипела оконная рама и Нинель, сглотнув комок ужаса, перевела на нее взгляд.
«Кар–р–р!» – произнес кот и выпрыгнул на улицу.
«Не хватало еще, чтобы зимой молнией полоснуло по небу!», – подумала Нинель, и тут же дом содрогнулся от раската грома. Блондинка выпустила из рук метелку и попятилась к двери.
Ледяной ветер, ворвавшись в открытое окно, с силой хлопнул массивной дверью, отрезая путь к отступлению.
– Ч–ч–что здесь происходит? – спросила Нинель, поворачивая голову к поднимающемуся из кресла Павлу.
– Судить тебя будем, Нинель Исаевна, – с усмешкой в голосе произнес кто–то за ее спиной. Госпожа Замкова в страхе обернулась.
Из темноты вышел молодой мужчина. Даже сейчас при неясном освещении включенного телевизора можно было различить, что он необыкновенно красив. Светлые кудри спускались до самых плеч, пухлые губы кривила легкая усмешка, от которой учащенное сердцебиение немедленно возобновилось, а от взгляда темных глаз по телу пробежала волна, имеющая некое сходство с волной возбуждения. Нинель испытывала именно такое чувство, когда смотрела вниз с последнего этажа небоскреба, где окна в пол вроде бы и защищали от падения, но в то же время не скрывали, какая бездна прячется за ними.
– Судить? За что? – блондинка кокетливо поправила локон, выбившийся из высокого «конского» хвоста.
– За дела твои неправедные…
– Павел, кто это? И что он такое говорит? – она намеренно изящно повела плечами, зная, как действовал такой прием на бывшего любовника.
– Я не Павел…
«И правда, не Павел, – сердце пропустило удар. – И как я могла обознаться?»
Черты стоящего по другую сторону мужчины были более мягкими, волосы более длинными, а в непривычно–светлом взгляде светилось такое море боли, словно ему уже было жалко женщину, которая еще не понимает, что ее судный час настал.
Настало самое время кричать, звать на помощь, но Нинель словно оцепенела.
За спинами обоих мужчин распахнулись белые крылья. В руке темноглазого появилась стрела, что светилась ярким золотом, а в ладонях светлоглазого заклубилась пелена, которую он, печально вздохнув, накинул на голову подсудимой.
И сейчас же в мыслях Нинель понеслись видения всех ее неблаговидных поступков, некоторые из которых уже и позабылись, так давно они случились. И чем больше их было, тем сильнее пелена тянула к земле. Казалось, что ноги не выдержат и подкосятся, и стукнется Нинель лбом о начищенный до блеска паркет, но нет, удержалась и даже стояла ровно, хотя давил на плечи гнет немалый.
Она попыталась скинуть пелену, рвануть ткань с головы, чтобы вздохнуть свободно, но ловила руками лишь воздух да пряди растрепавшихся волос.
– Что это?!
– Наказание, – произнес тот, кто держал в руках сверкающую стрелу. На нее нельзя было смотреть без содрогания. – И тем тяжелее оно станет, чем больше зла совершишь.
Нинель рухнула на колени, не в силах остановить всплески памяти, что причиняли почти физическую боль. И звенело в ушах одно единственное слово, в которое она никогда не верила, считая выдумкой тех, кто готов жить в шалаше.
«Любовь, любовь, любовь, любовь…»
– А–а–а! – закричала она, хватаясь руками за голову. – Любви нет!
– Любовь – это награда, – темноглазый ангел тронул золотой стрелой лоб Нинель и остановил хоровод страшных мыслей. – И ты получишь ее, если сделаешь все правильно.
– Что я должна сделать? Что?!
– Пелена подскажет, – мягко произнес второй ангел и… растаял в темноте.
Утром Нинель проснулась с сильной головной болью. Рядом на тумбочке стояла початая бутылка шампанского. Скинув с себя покрывало, хозяйка усадьбы поморщилась – фужер, в руках с которым она заснула, покатился и хлопнулся об пол с другой стороны кровати, разлетевшись на сотню мелких осколков.
«Надо меньше пить, – подумала Нинель и поплелась в ванную комнату. Рассматривая свое безупречное лицо в зеркале, она запоздало сообразила, что муж опять не ночевал дома. Его подушка не смята. – Тревожный звоночек. Интересно, что на этот раз придумает в свое оправдание?»
Как же сильно ей нужен был ребенок! Он – гарантия того, что Замков до конца своих дней не сможет отделаться от его матери.
– Ох! – острая боль прошила ее тело. Нинель согнулась пополам. – Что это?!
И тут же засмеялась, хотя на глазах навернулись слезы.
– Нет, это бред! Какая пелена, какие ангелы? Сон, это лишь страшный сон.
Но коленки предательски дрожали.
– Надо бы написать его жене, что я уже беременна, пусть позлится, – это была всего лишь проверка, но нестерпимая боль между лопатками заставила закусить губу.
Самое страшное, что боль уже не отпускала. Лежала огненным камешком на сердце. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Саша! – позвала Нинель, тяжело опираясь на перила лестницы, ведущей на первый этаж.
– Да? – глаза младшей сестры тревожно мерцали. Она стояла в школьной форме – в плиссированной юбочке и в жакете с эмблемой, и казалась такой юной, такой беззащитной…
«Как я могла так поступать с ней?» – невольно подумала Нинель и удивилась, почувствовав, что боль потихоньку унимается.
– Павел не звонил?
– Нет, – сестра отчего–то побледнела.
«Боится меня?»
– Хорошо, иди. Ты уже опаздываешь.
Мужа она нашла в кабинете. Он спал на диване, даже не раздевшись.
Нинель стояла над ним, прижимая дрожащие пальцы к губам.
Алексей выглядел плохо. Черные круги под глазами, щетина на дряблых щеках.
«А он похудел…»
– Нинель? – мужчина резко поднялся, но тут же привалился к спинке дивана. Видимо у него закружилась голова. – Что случилось? – Замков–старший устало потер лицо и только после этого заметил, что с его молодой женой не все в порядке. – Ты плачешь? У тебя что–то болит?
– Да, – она встала на колени и положила ладони на его руки. – У меня болит душа.
– Если ты беспокоишься обо мне, то не надо. Я сейчас умоюсь и опять буду
