Другой край мира (СИ) - Иолич Ася

– Он и вправду редко ошибается.

– Но ошибается?

– Кирья, нет людей, которые никогда не ошибаются. Все совершают ошибки.

– А ты совершал ошибки, о которых жалеешь?

– Да. И много.

– И какая самая большая? О какой ты больше всего жалеешь?

– Я думаю, у меня всё впереди. Кирья, почему такие вопросы?

– Да так.

Она встала и прошлась по комнате, сунув руки в карманы. Он хмыкнул, и она вопросительно обернулась.

– У нас кирьи не ходят с руками в карманах.

– Почему?

Он молчал.

– Конда, почему? Отвечай! – она взяла стул и поставила перед его кроватью. – Сказал «Ако», говори и «Бер»!

– У вас в алфавите первая буква называется словом «вода»?

– Да. А у вас?

– «Анайе». Это значит «жизнь». В значении «возрождение»

– А. Так что с карманами? Не надо заговаривать мне зубы.

– Я сказал не подумав.

– Поздно. Тебе надо было думать. Теперь я не отстану от тебя, пока ты не скажешь.

– Кирья, ты сильно изменилась с того дня, как мы познакомились.

Она пожала плечами.

– Это плохо?

– Нет. Нет... – Он рассмеялся и сел на постели, пальцами убирая волосы с висков назад. – Это не плохо.

– Карманы.

– А ведь я сначала не поверил своим людям, когда они оправдывались. Кирья, я извинюсь перед ними. Они говорили мне, что...

– Конда! – она встала и шагнула прямо к нему. Он задрал голову и смотрел на неё снизу вверх, жалобно сведя брови.

– Только не бей! – умоляюще прошептал он. – Пощади!

Она мгновение смотрела на него ошеломлённо, потом оба расхохотались.

– Ребро больше не болит, – сказал он наконец. – Наверное, зажило. Иначе я бы сейчас валялся, скорчившись от боли.

– А тебе можно вот так сидеть, свесив ноги?

– Нет. Только не говори арем Дэну.

– Конда!

– Ладно, ладно! – сказал он, ложась на спину и поднимая ногу на свёрнутое рулоном одеяло.

– Как твоя нога? – спросила Аяна, глядя, как лёгкая ткань штанины обрисовывает жёсткую повязку под ней.

– Очень чешется под повязкой.

– Насколько я знаю, это обычное дело. Дай я посмотрю.

Она встала со стула и нагнулась над его ногой, подтягивая штанину. Конда резко сел, отчего его ноги дёрнулись и подскочили, и схватил её за запястье.

– Нет.

– Я лекарь. Помнишь? Гватре. А ещё ты сам касаешься меня.

Он смотрел на неё обжигающе тёмным взглядом, потом медленно разжал руку.

– Если ты будешь так дёргаться, то сделаешь только хуже. Твои ноги подскочили, когда ты сел. Арем Дэн не предупреждал тебя о вреде резких движений? Ближайшие пару недель тебе нужно особенно беречь ногу.

Она говорила, закатывая штанину, и он не останавливал её. Повязка из дерева и глины выглядела целой, а ступня не отекла и не посинела. Аяна пожала плечами.

– Всё цело. Кроме ноги. Я могу съездить к арем Дэну и попросить поменять повязку. Тогда перед тем, как тебе сделают новую, ты сможешь почесать ногу.

– Он был вчера. Я ночью почесался и сместил что-то в повязке. Сола зашла и долго бранила меня, а потом послала Сэла за киром Дэном. Так что это свежая.

– Тогда давай попробуем тебя отвлечь. Расскажи мне про карманы.

Он со стоном схватился за голову.

– Кирья, это невыносимо! Скажи, как я могу это прекратить?

– Сбежать отсюда.

Она смотрела на него серьёзно.

– Ты спрашивала меня про мои ошибки, – сказал он, закрывая глаза. – Сейчас я думаю, что это моя самая большая ошибка.

– То, что ты пришёл ко мне тогда, или то, что ты сбежал?

– Можно мне сонную отраву?

– Отвар. Сонный отвар.

– Неважно. Дай мне стакан. Нет, два, и погуще. Я готов уже и на это.

– От двух стаканов ты станешь холодным и проспишь три дня, и твой рассудок умрёт. У меня столько нету, и я бы не налила тебе, если бы и было. Ты ответишь наконец на мои вопросы? Ты сказал: «Я отвечу на твои вопросы и скажу тебе всё, что ты захочешь узнать». Я хочу узнать про карманы и про твою ошибку.

– Я могу выбрать вопрос?

– Да.

– У нас кирьи не ходят с руками в карманах, потому что у них нет карманов.

– А где они носят свои вещи?

– У них нет вещей, которые они носят с собой. У кирьи нет имущества. Она... если образно выразиться, сама в некотором роде... ну...

– Но как же...

Аяна вспомнила про туфельки, обтянутые шёлковой тканью, и вопрос про кресало и нож как-то сам собой отпал.

– Но гребни... Еда? Шнурок на всякий случай? Прялка, чтобы занять руки? Книга?

– Нет. От кирьи требуется только красиво выглядеть, хорошо пахнуть и мило улыбаться. Она – украшение дома. Её капойо носит то, что нужно, чтобы кирья оставалась украшением.

Он посмотрел на неё внимательно.

– Ты не спрашиваешь, кто такие капойо. Тебе знакомо это слово? Верделл! – он хлопнул себя по лбу. – Так вот кто...

– Теперь второй вопрос. Про ошибку.

– Ты сказала, я могу выбрать один!

– Я имела в виду, что ты можешь выбрать, на какой ответить первым.

– Кирья, ты мучаешь меня! – Он зажмурился. – Зачем ты пришла?

– Воло позвал меня.

– Воло?!

– Да. Он пришёл с утра и сказал, что не может найти никого, кто бы сидел с тобой.

– Со мной уже не нужно сидеть. Я сам могу дойти до нужника и сам хожу купаться. Смотри! .

Он сел, дотянулся до костылей и неловко встал, опираясь об изголовье и стараясь беречь ногу, а потом сделал несколько шагов перед Аяной.

– Хорошо. Но Воло сказал, что ты боишься быть один взаперти.

Конда осторожно сел обратно на кровать и взъерошил волосы.

– Какая ерунда. Зачем он это придумал?

– Придумал? Так это неправда?

– Полнейшая ерунда, – очень уверенно сказал Конда.

Аяна вспомнила олем Ати и изо всех сил мысленно попросила прощения у неё.

– А знаешь, что я сейчас сделаю, Конда? – проникновенно спросила она, делая шаг и нагибаясь к нему. – Я сейчас встану на этот стол и задёрну занавеску, – показала она пальцем. – Она плотная, и её можно отодвинуть, только стоя на столе. Потом я возьму этот фонарь и выйду с ним за дверь. Очень плотно, без зазора, закрою её за собой и пройду по коридору наверх. Я буду подниматься, выходя на свет, с каждой ступенькой приближаясь к свежему воздуху снаружи, к ветру и свободе. В то время как ты останешься сидеть здесь совершенно один, запертый в непроглядной темноте.

Она следила за его лицом, и в какой-то миг такая неистовая боль исказила его, такой безумный, безудержный ужас, что Аяна отшатнулась. Конда вцепился в матрас, она кинулась к нему и обняла, пряча его лицо на своём плече.

– Конда... Конда! – Она испуганно звала его, гладила и гладила по голове, и он всхлипнул. Аяна взяла его лицо в ладони, чуть не плача, и заглянула в глаза. – Конда, прости меня, если сможешь, прости!

– Не делай так больше никогда, – сказал он хрипло. – Никогда.

– Ты сказал, что это ерунда. – Аяна убрала руки и выпрямилась. – Ты сказал, что Воло придумал это. Ты обманул меня.

Он улёгся на кровать, положил ногу на возвышение и закрыл глаза.

– Это ещё одна ошибка. Я пытался лгать тебе.

– Я могу спросить?..

– Нет. Сейчас не можешь.

Она села к нему на кровать, и он отодвинулся.

– Кирья. Ты слишком близко.

Аяну захлестнуло безразличие.

– Да какая разница, – сказала она, не шевелясь.

Наступила тишина.

Она ждала, что он дёрнется от неё, рванётся в сторону или скажет что-то, но он внезапно повернулся на бок и обнял её, уткнувшись лицом в её бедро.

От неожиданности она резко подняла руки, но он не двигался, и Аяна скосила глаза. Он лежал, зажмурившись, нахмурив брови.

Она осторожно опустила левую руку ему на голову и стала гладить по волосам.

– Ты сделала мне больно, кирья. Очень, очень больно. Утешь меня, – пробормотал он в складки ткани её рубашки и штанов.

– И ты тогда наконец ответишь на мой вопрос?

Он сделал то, что она никак не могла ожидать.

Конда укусил её за бедро.

Аяна вскочила с круглыми глазами и метнулась от кровати.