Метка рода (СИ) - Богатова Властелина

— Что с княжескими воинами? — разлепив губы, спросила, набираясь смелости — ей нужно знать это.

Старший ухмыльнулся, врезая взор своих непроницаемых глаз, ничего не ответил, развернулся и пошёл прочь. Вейя проводила его взглядом, чувствуя, как постепенно тиски страха разжимались, и ослаблявшая дрожь пролилась по телу.

До поздней ночи, пока не загустел луг золотистым светом от пылавших костров, что разожгли кангалы, к пленнице никто так и не подошёл больше. Вейя окончательно перестала себя чувствовать, закоченев, всё нутро дрожало. Она проваливалась в беспамятство каждый раз и каждый раз вздрагивала, оглядываясь лихорадочно, сжимая зубы, но с этой стороны воза, куда её посадили, ничего толком не было видно, и оставалось гадать, что там в самом гнезде становища происходит. Подёргала руками, пытаясь пошевелить пальцами, как тут плечи сжали чьи-то руки.

— Шувуу мэл гайхав[3]?

---------------------------------------

[1] Ямар шувуу харна — Смотри какая птичка.

[2] Үүнийг ав. Та явах хэрэгтэй — Бери её. Уходить нужно.

[3] Шувуу мэл гайхав? — Замёрзла птичка?

Глава 75

Вейя дёрнулась, высвобождаясь из хватки. Кангал сгрёб её с земли, разворачивая спиной, развязал верёвки, но не дал и опомниться, к себе лицом повернул, сковывая подбородок мозолистыми пальцами, вперился взглядом, опуская его медленно на губы. Вейя поморщилась — от него разило потом и горьким дымом.

— Что тебе нужно? — прошептала, едва языком шевеля. Он ухмыльнулся, к себе ближе притиснул. — Отпусти! — Вейя взвилась, да только сил едва хватало на ногах стоять. Тот ручищи на бёдра опустил, смял больно. — Отпусти, старший ведь приказал не трогать. Отпусти, слышишь?!

Твёрдые жёсткие губы прихватили кожу на шее, Вейя зажмурилась, потеряв землю из-под ног, как вдруг послышался сквозь туман оклик громкий, а в следующий миг стальная хватка ослабла, и Вейя, потеряв опору, вновь упала в траву и отползла чуть. И пока завязывался между старшим и приспешником его спор, огляделась — простор кругом и свобода, рукой подать, а ночь может укрыть от глаз, сберечь. Так всё внутри зазвенело в надежде от спасения близкого, что Вейя, не помня себя, бросилась в бурьян, продираясь сквозь него, не чувствуя, как кожу обдирают колючие ветви, слыша грохот собственного сердца. Глаза почти ослепило от страха и волнения, когда вырвалась из дебрей и пустилась вниз по склону наугад почти, лишь бы подальше, лишь бы уйти — страх, что нагонят, бил в спину хлеще кнута, подстёгивая не останавливаться ни на миг. Вейя не понимала, слышала ли она окрики и голоса татей или это ей казалось, не обернулась ни разу, выбирая бурьяны повыше, прорываясь через них. Сколько так бежала без оглядки — потеряла счёт, кажется, что ещё рядом с лагерем была, потому не останавливалась, не обращая внимания на то, как зудели ноги, а грудь распирало от рваного быстрого дыхания, которое становилось скудным и колючим.

Вейя упала без сил, понимая, что бежать уже никакой мочи. Даже пошевелиться не могла, сотрясало всё тело дрожь, чувствовала, что если ещё сделает шаг, то умрёт, хватала жадно ртом воздух, который не вмещался в распалённые, затвердевшие в камни лёгкие. Закрыла глаза, унимая круговерть и душившую тошноту, и, кажется, всего лишь на миг провалилась в беспамятство, а когда открыла глаза, поняла, как замёрзла, что всё нутро сжималось.

Сжимая зубы, пошевелилась в траве, слыша тишину, лишь шуршание лёгкого ветерка касалось слуха. Вейя подняла взгляд, осматриваясь. Небоскат подёрнулся лёгким утренним золотом, дышал чистотой и свежестью, густо пахло сухой травой, что послужила Вейи постелью. Не веря, что удалось сбежать из плена, пошатываясь, поднялась, да тут же вся тяжесть прошлого дня навалилось непомерным грузом. Сощурила глаза на яркое око, что неторопливо выплывало тягучим воском из-за ровного окоёма. И как теперь узнать в какой стороне аил Барайшира? Как добраться и не наскочить на ту свору кангалов, что едва не погубили? Вейя и понятия не имела, осматривая пологие холмы одинаковые, куда ни глянь. Простор да тишь. Вейя оглядела подранные кисти рук, на которых темнели следы от веревок, расправила рукава, поправила пояс, разгладив платье. Ждать нельзя, главное теперь — идти, всё равно куда-нибудь доберётся, если повезёт — к реке какой выйти сможет, а там должны быть селения. Не может же такого быть, что степь пуста совсем оставалась?

Немного приведя себя в порядок, Вейя выбрала направление к солнцу, идти дальше, откуда она убежала, ускоряя шаг, всё ещё опасаясь, что кангалы рыщут поблизости, и нужно торопиться, по плечам аж зябь ледяная расползлась, какую опасность минула.

Глава 76

Далебор очнулся от того, как его скручивает огненными жгутами боль, но так и не смог разлепить веки: всё лицо будто кипячёным свинцом облило, как и грудь, из которой через воспалённое горло сочилось скудное дыхание. Левое плечо будто вовсе отнялось, и страх шипами пронизал всё тело, оттого что не чувствует руку. Сделав усилие, пошевелился, да тут же новый прилив боли скрутил, заставив откинуться на постель, мокрую от пота.

 — Лежи, сотник, рано тебе ещё вставать, — женский незнакомый голос просочился через пелену тумана, запоздало узнал голос лисицы.

Воспоминания копьями пронизали его одно за другим.

— Кангалы. Побили всех, твари.

— Богам нужно помолится за то, что жив остался, — снова голос рядом опалил слух.

Далебор облизал сухие горячие губы, сглотнув туго, ощущая колючий ком в горле, разлепил всё же веки. Сквозь мутный туман в полумраке различил овальное бледное лицо Огнедары, залитое светом золотистым от горящей лучины. Запоздало Далебор ощутил и скольжение прохладной мокрой ткани на своей шее и груди, что царапала кожу нещадно, будто открытой раны касаясь.

— Где мы? — медленно оглядел взглядом низкий деревянный потолок и тут же прикрыл потяжелевшие веки.

— У Барайшира, тебя привезли сюда сильно раненого… — начала и замолкла.

— А остальные?

— Много убитых, но шестеро раненых, они тут, в аиле, — выдохнула тяжело, смачивая ткань, журча водой.

Далебор вновь сглотнул, осмысливая то, что услышал.

— А Вейя? — имя дочери воеводы горечью амброзии по языку разилось, и нутро всё застыло в ожидании.

— Не знаю… не нашли мы её. Тугуркан говорит, что её увезли кангалы, и, скорее… — она выдохнула, тяжело застыв на миг, только чуть плечи в напряжении приподнялись, — в плен попала. Тугуркан отправился к Тамиру… — Далебор, напрягшись весь, подняться попытался, да тут же голову залило тьмой. Огнедара всполошилась, призывая не шевелиться. — Что ты делаешь? Хочешь скорее на ноги встать, сотник, отлежись сперва. У тебя плечо перебито и рана глубокая в боку, хочешь кровь, чтобы ушла? — зелёные глаза полянки искрились яростью, губы её дрожали то ли от гнева, то ли испуга, но черты её вдруг поплыли, смазываясь в одно сплошное пятно.

Далебор почувствовал, как мышцы все обмякают, а его самого вновь потянуло в пожар, в котором метался неизвестно сколько времени.

***

Когда в следящий раз Далебор очнулся, жар уже отпустил, по телу прокатывалась прохлада. Он прищурился, поворачивая голову, вглядываясь в разволочённое оконце, в него густо лился клином солнечный свет, отбрасывая на голый дощатый пол белую полосу. Далебор перевёл взгляд на низкую запертую дверь, потом на печь, вспоминая, что именно отсюда он и забрал опоенную дурманом Вейю. Вспомнив о дочке Гремислава, пошевелился, раскалывая панцирь сухой боли, что сковал его тело. Скривился, приподнимаясь чуть на здоровый локоть, оглядывая перетянутый бок и предплечье тканью, пропитанной уже подсохшей кровью, тёмными разводами расползавшейся за края. Злость взяла от бессилия — тело никак не хотело слушаться, но с глухим рычанием всё же сел на лавке, опустив стопы на прохладный пол. Трясло всего, как от лихорадки, сжал зубы, ожидая, когда темнота рассеется, а в голове стихнет гул, лишавший слуха. Потому и не заметил, как отворилась низкая створка и в ур вошла Огнедара.