Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова
Понятное дело, когда ты к реке попал, грех не напиться. И уходить от нее не захочется. Вот Михайла и хочет за царевича зацепиться.
Так тут выгода обоюдная.
И Михайле хорошо, и царевичу свои люди надобны. Пусть остается, найдем ему работенку. Стольник, постельничий… да мало ли мест рядом с царевичем? Пусть под рукой будет, вроде как парнишка неглупый. И смерть сегодня от друга отвел.
Пусть при Фёдоре останется.
— Хорошо. Лежи, а я к тебе еще раз лекаря пришлю. Не думай ни о чем, найдется тебе местечко при царевиче.
— Благодарствую, боярин. Не подведу.
— Вот и не поводи, — еще раз остро взглянул Раенский, и вышел вон.
Михайла отвернул лицо к стене — и впервые позволил себе расслабиться.
Поползла злобная ухмылка, сверкнули зеленым болотным льдом глаза.
Все получилось ровно, как он и загадывал. Когда б к нему вдовая царица пришла, было б еще лучше, ну так не по чину ей. То и понятно. Небось, при дитятке сейчас…
Перепугался, царевич?
То ли еще будет!
Конечно, боярином ты меня не сделаешь, вотчину не подаришь, но при тебе я останусь, и денег найду, а дальше и видно будет. Не сразу Ладога строилась.
Год-полтора у Михайлы еще есть, а там и свататься можно.
Справится он.
Подожди, Устя, моя будешь! Только подожди чуточку.
* * *
Устя про отравление царевича тоже прослышала, плечами пожала. Кому он надобен-то?
Агафья за ней наблюдала внимательно, когда девушка упражнения делала. Подумала Устя, да и спросить решилась.
— Бабушка, а вот когда сила может волхвой управлять?
— Никогда, дитятко. Ежели случается так, то плохо это, очень плохо. Ты всадник, она — лошадь, и иначе тут никак нельзя.
— Но ведь бывает же иначе? Когда срывается оно в галоп, ровно само по себе?
— Бывает. И беды с того выходят великие. Ладно… может сила сорваться на человека, которого знает.
— Знает? Как?
— Кровное родство должно быть. На кровных родственников чаровать завсегда сложнее, а иногда оно и само идет. Чует сила неладное, а кровь-то одна…
— А ежели не кровный родич?
— Тогда о чувствах уже речь. Волхвы тоже люди, и чувства у нас есть, и бывало… случалось, когда для любимых все выплескивалось. И волхва потом погибала, и любимый ее — всяко бывало.
— А ежели не любимый? И не родич?
— Есть и еще один вариант, что для мужчины, что для женщины, — Агафья отвечала обстоятельно. Может, и хорошо, что девочка этот разговор завела, лучше о таком-то знать. — Вот выйдешь ты замуж, думаешь, просто так все будет?
— Ну…
— Я сейчас не о словах в церкви сказанных, хотя и они силу имеют. Я сейчас о том, кто твоим первым мужчиной станет. Думаешь просто так раньше следили за этим строго? И следили, и смотрели, и бывало такое, что и на капище все происходило? Часто бывало? И для парней, и для девок?
Слышала о таком Устинья. Только церковь то свальным грехом объясняла, а на самом деле оно как?
— Объясни, бабушка. Не понимаю я покамест.
— Между тобой и первым твоим мужчиной связь образуется. Равно как и у парней с первой их женщиной. Словно отпечаток это лежит. Для тех, кто силой не наделен, оно тоже опасно, но не так. Что с них взять-то? Поболеют, может, ребенок какой не выживет… опасно это для тех, кто силой наделен. Ежели все по доброй воле, любишь ты мужа, готова ему все отдать, тогда и ему хорошо, и у тебя втрое сил прибудет. А если связь с кем недобрым образуется, могут с бабы сил тянуть… да, и с мужика так же. И тогда плохо будет и мужику, и бабе, хорошо будет тем, кто станет силы твои пить.
Устя руку к горлу поднесла.
— А… может тогда сила узнать того человека?
— Ежели привыкли они друг к другу, то пожалуй, что и могла,. — задумалась Агафья. И не обратила внимания, как торопливо, желая скрыть бледность, отворачивается внучка, получившая страшный ответ. Если Федор и она…
— Бабушка, а разорвать такую связь можно?
— На капище. Волхвы то умеют и делают. Делали ранее.
— А ежели не на капище?
— Монастырь. Пост, молитва…. У всех по-разному это происходит, но думаю, лет десять, и свободна любая будет.
Устя чуточку свободнее выдохнула.
— Любовь еще. Когда человек любит, душа его любые оковы рвет, только чувство искренним должно быть, до последнего дыхания.
Чуточку полегче Устинье стало.
— А перепривязать?
— Никогда я о таком не слышала.
Устинья кивнула задумчиво. И то… как о таком услышать? Ее случай — единственный в мире, наверное, и она рассказывать не будет ничего.
Но в этой, новой жизни ее первым мужчиной Федор не станет.
Ежели не получится, как она задумывает, она… да хоть в кабак пойдет, к пропойце какому! Но только не Федор!
Больше — никогда!
* * *
Разговоры у царской четы велись обычно по ночам. После того, как первый пыл страсти утолен, можно и кваса испить, и поговорить.
Борису с супругой и разговаривать нравилось.
Умна, этого не отнимешь. А и что толку в дурочке? Прекословить не будет? Так ведь и умных не рОдит! А для царя это важнее…
Ежели золотарь какой, так ему умная баба и не надобна — к чему? Выгребные ямы чистить и так справятся. А царю державу надо передавать. И глупых детей…
Эх, вот Федька баран бараном, даром, что царевич. И в кого бы?
Мать у него умна, этого не отнимешь, отец дураком не был. А сын не удался.
Кому его травить-то понадобилось?
— Вот и я удивляюсь, — согласилась рядом Марина. Оказывается, последнюю фразу Борис вслух произнес. — Кому это надобно? Он же ничего не решает, ни на что не влияет, и джерманцам то ни к чему, разве франконцам? Те могут. Но опять-таки, царевич — не дворняжка безродная. Когда ты дознаешься правды, ты не пощадишь.
— А дознался бы? Али нет?
— Почему б не дознался?
— Подумай, милая, когда б так случилось, что Фёдор яда откушал, да и помер в том кабаке. Могло
