Ненаписанное письмо - Игорь Толич
— Пошел ты! — крикнул я.
Мы улыбнулись друг другу.
Я запомнил Криса именно таким — улыбающимся добродушным хамом.
Не зная, суждено ли нам еще свидеться, я знал наверняка, что в любом случае буду скучать по нему. Мне будет не хватать его задора, легкости, беспринципности, юношеского рвения, удальства, дерзости мальчишки. Я уже скучал. Но меня манил другой континент — моя покинутая родина. Примерно через двое суток, я должен был очутиться там.
Сидя у иллюминатора, я старался не думать о том, как переживает эту поездку Чак. Я надеялся, что он уже спит. Мне самому поспать не удалось.
Вспоминался остров — его волны, местные жители, еда, пальмы, песок. Все, что мне удалось пережить и впитать за четыре месяца в этом райском для некоторых, а для меня — просто дорогом и важном уголке планеты. Меня захлестнула первая ностальгия.
Вчера, когда я пришел в кафе Сэма попрощаться с ним и с Пенни, я смотрел им в глаза и ощущал горечь расставания. Думаю, они ее тоже ощутили. Сэм провожал меня с улыбкой.
Он сказал:
— У каждого своя земля. Мы все пришли из земли. Лучше стоять на земле, которая тебя держит.
— Я еду не ради земли.
— Джа тебя направит, — Сэм постучал морщинистой ладонью по моей спине.
— Джа недолюбливает белых.
— Джа любит всех, — ответил Сэм с упреком. — Некрашеные дети — тоже дети. Им нужно еще больше заботы. И проследи, чтобы твой здровенный белый друг не наделал каких-нибудь глупостей. У него много мяса, но мало мозгов.
Я засмеялся:
— Сэм, Кристиан хороший парень.
— Хороший. И ты хороший, — он подтолкнул меня в спину той же рукой, которой до этого хлопал. — Иди. Иди-иди.
Сэм направлял меня к Пенни, которая спряталась в коморке за баром и подслушивала нас, стоя у дверного косяка. Я встал рядом, почти не видя ее.
— Пенни…
Она заплакала.
— Пенни, я уезжаю. Я еду к женщине, которую люблю. Мне грустно уезжать, Пенни, но ничего не поделаешь.
С другой стороны косяка выползла тонкая сухая ладошка. Я аккуратно взял ее за пальцы и мягко сжал их.
— Пенни, я не хочу обещать, что вернусь. Но я хочу поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала.
Она затрясла головой — я видел только кусочек ее лица, маленького и худого, печального, милого, плачущего.
— Пожалуйста, не плачь, — сказал я и попросил: — Выйди сюда.
Пенни медленно вышла, и мы обнялись. Я поцеловал ее трясущуюся руку.
— Я тебя увижу… — произнесла она.
— Я не знаю…
— Я знаю, — твердо сказала Пенни. — Я тебя увижу потом. Через одну жизнь.
Я помолчал и все же кивнул.
— Да. Встретимся через одну жизнь.
Она снова заплакала, прижалась ко мне всем своим существом. Мы простояли так какое-то время, пока она не подняла голову. Наверное, ждала прощального поцелуя. И я поцеловал ее в лоб. Пенни опустила глаза, руки, плечи, затем снова посмотрела на меня.
— А Чак?
— Чак едет со мной.
Пенни вдруг ушла обратно в коморку и снова появилась, уже держа в ладонях какие-то мелкие предметы.
— Это для тебя. Это для Чака.
Она отдала мне две латунные подвески с Буддой на простых хлопковых веревочках. Одну она повязала мне на шею. Вторую я позже приделал к собачьему ошейнику.
— Учитель жил в роще Джета, — объяснила Пенни. — Он благословил тебя своим словом, когда ты родился. Не забывай учителя.
— Не забуду, — пообещал я. — И тебя не забуду.
Она обняла меня за шею, долго смотрела в глаза, потом привстала на цыпочках и оставила единственный поцелуй на моих неподвижных губах.
Я улыбнулся ей, улыбнулся Сэму.
Дальше я держал путь в клинику, чтобы забрать готовые справки для Чака. К воротам кафе меня никто не провожал. Я слышал, как бьются волны о прибрежную полосу возле террасы, где мы с Сэмом покуривали прежде марихуану, и ни минуты не сомневался в том, что Пенни будет точно так же биться этой ночью в своей кровати, пытаясь забыть меня.
1 ноября
Я прилетел в первую столицу. Впереди была еще одна — столица моей родины. Но я выбрал рейс с пересадкой на следующий день, чтобы мой бедный пес успел немного оклематься от происходящего.
Первым делом, выйдя из самолета и пройдя паспортный контроль, я кинулся не за вещами, а на пункт выдачи особого багажа. Мне вручили контейнер с сонным Чаком. Похоже, таблетки хорошо подействовали. Он только успел проголодаться, но не успел запаниковать. Я поскорее вытащил его из пластмассового карцера и обнял. Чак лизнул мне лицо и сразу повеселел.
Мы пообедали с ним тут же, в аэропорте. Я ел хот-дог, а Чакки — свою собачью еду, но не забыл все-таки выпросить кусочек от моего блюда.
Дальше мы доехали до гостиницы и немного прогулялись, чтобы размять лапы — и ему, и мне. Следующий перелет, завтра утром, обездвижит нас на целых десять часов.
Когда я впервые летел на остров, я взял прямой рейс из столицы. Но из-за Чака сейчас пришлось изменить маршрут. Меня это не пугало. Даже то, что его перевозка уже вылилась мне в стоимость еще одного взрослого билета, нисколько не огорчило. Наоборот, я радовался его присутствию. Я чувствовал, что наконец не один, что делаю какие-то шаги, планирую, иду к цели, которая до сих пор мне до конца не ясна, но кто-то есть рядом. Этот кто-то останется со мной, даже если планы мои разломаются на кусочки, Чак не перестанет меня любить и уважать. В его мире, в нашем мире я останусь на своем месте, несмотря ни на что.
Именно поэтому на вежливое предложение Сэма приглядеть за собакой, когда я уеду, я ответил отрицательно. Отныне я был в ответе за судьбу Чака целиком и полностью, пока смерть не разлучит нас. Наверное, в каком-то смысле эти узы были для меня крепче, чем узы брака. Супруги могут развестись, как уже произошло когда-то в моей жизни. И потом я уже не интересовался, как поживает моя бывшая жена. Знал только, что она с другим мужчиной, прочих вестей я не искал.
И о тебе, Марта, я в данный момент не знал ровным счетом ничего. Я бы мог позвонить Башо заранее, но решил отложить разговор с ним до возвращения. Это был первый пункт моего плана. Признаться, дальше я не загадывал. Просто понял в тот момент, когда достал из ящика зажигалку, что обязан вернуться. Именно сейчас. Спустя почти
