Фамильная реликвия (СИ) - Винтер Ксения

— Не смотри, — услышала я вкрадчивый голос Леонарда. — Не нужно. Всё уже закончилось.

Я слышала его слова, но до моего сознания они словно не доходили. В груди нестерпимо жгло, и мне хотелось разорвать собственную грудную клетку и вырвать сердце, только бы эта боль прекратилась.

— Сеня, хватит притворяться дохлым! — крикнул Леонард. И мне показалось, или я, действительно, услышала в его голосе нотки паники? — Поговори с ней, не видишь, меня она не слышит!

— Женя, — голос Семёна звучал взволновано и немного хрипловато, однако вполне узнаваемо. — Женя, пожалуйста, успокойся! Я жив и здоров. А ты сейчас нас всех угробишь!

Я не понимала, о чём он говорит. Как я могу нас угробить? Я ведь ровным счётом ничего не делаю!

Жжение в груди стало совершенно нестерпимым. Боль была настолько сильна, что пробилась даже сквозь тот противоестественный вакуум, воцарившийся в моей голове. В моём мозгу словно щёлкнул невидимый переключатель, и я закричала.

Где-то зазвенело разбившееся стекло. Ладонь, закрывавшая мне глаза, исчезла, но увидеть что-либо я не успела: Леонард решительно обхватил руками моё лицо и накрыл мои губы своими губами, бесцеремонно засовывая свой язык мне в рот, буквально впитывая в себя мой крик. И чем дольше мы с ним целовались, тем слабее становилась боль, пока не исчезла полностью.

— Умница, — одобрительно хмыкнул демон, с точностью определивший момент, когда кризис миновал. — А теперь спи. Тебе нужно восстановить силы.

Спать мне не хотелось. Я открыла было рот, чтобы возмутиться, но Леонард, усмехнувшись, демонстративно щёлкнул пальцами перед самым моим носом, и я благополучно отключилась, погрузившись в мягкие объятия Морфея.

Момент истины

Проснувшись, первое, что я увидела — знакомый потолок в доме бабушки. Растеряно моргнув, я медленно села и огляделась по сторонам, силясь понять, что я здесь вообще делаю. Разве это не место преступления?

На стуле возле кровати стояла спортивная сумка, с которой я приехала в деревню. Поднявшись с кровати, я подошла к ней и открыла: все вещи были аккуратно сложены точно так, как это обычно делала я сама.

— Странно, — пробормотала я. Мой взгляд невольно скользнул на собственные руки. Кожа на запястьях была абсолютной целой, а ведь после моих трепыханий в тщетной попытке освободиться от пут, на них, определённо, должны были остаться ссадины. — Неужели это был просто сон?

Натянув джинсы и футболку, я вышла из-за шкафа. Бабушки в основной части дома не было. Нахмурившись, я вышла во двор, но и там никого не было. Запрокинув голову, я посмотрела на крышу — на ней не было ни пятнышка крови, и вообще какого-либо намёка на то, что там совсем недавно висел труп.

Чувствуя себя этакой Алисой, провалившейся в кроличью нору, я вернулась в дом, накинула на плечи ветровку, и вновь вышла на улицу, решив прогуляться по деревне, чтобы выяснить, какого чёрта тут происходит.

Стоило мне только выйти за ворота, как я тут же наткнула на Глафиру Фёдоровну, уверенно идущую в мою сторону с небольшой плетёной корзинкой в руках.

— Женечка, ты проснулась! — Глафира Фёдоровна окинула меня сочувствующим взглядом. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — настороженно ответила я. — А что?

— Такое горе, такое горе! — запричитала старуха. — Анечка, конечно, была уже не молода, но всё равно, для тебя это, наверняка, страшное потрясение. Хорошо хоть не мучилась. — Женщина слегка понизила голос и доверительно сообщила мне: — Говорят, смерть во сне — самый лучший вариант. Ни боли, ни страданий. Просто заснул и не проснулся.

Я почувствовала, что окончательно перестаю понимать, что тут происходит. Почему соседка утверждает, что бабушка умерла во сне? Её же убили!

Решив прояснить ситуацию, я направилась к дому Николая. Однако, дойдя до него, замерла в изумлении. Дом выглядел совершенно заброшенным: крыльцо покосилось, окна были заколочены, а двор зарос травой.

— Быть такого не может!

Впору было начать сомневаться в собственном душевном здоровье.

Стараясь не паниковать раньше времени, я пошла к главному поставщику информации в деревне — продавщице единственного местного магазина. Та встретила меня весьма радушно, даже выразила соболезнование по поводу смерти бабушки. Аккуратно втянув данную особу в разговор, я с изумлением обнаружила, что никто в деревне никогда не считал мою бабушку ведьмой, напротив, все её любили и уважали, и всех крайне огорчила её внезапная кончина.

Чувствуя, что начинаю сходить с ума, я вернулась домой и набрала номер Семёна. Тот принял вызов спустя буквально пару гудков.

— Проснулась? — не дав мне сказать и слова, сразу же спросил он.

— Да, — кивнула я.

— Жди меня дома, я буду через десять минут.

И завершил вызов.

Стараясь унять нервную дрожь в руках и хоть немного успокоиться, я поставила кипятиться чайник, а сама принялась накрывать на стол: достала из погреба банку с вишнёвым вареньем, перелила его в изящную вазочку и поставила в центр стола, нарезала батон и разложила в хлебнице.

Семён пришёл ровно через десять минут, как и обещал. Выглядел мой друг, мягко говоря, не очень: неестественно бледный, осунувшийся и хмурый, с покрасневшими и опухшими от недосыпа глазами.

Бесцеремонно усевшись за стол, Семён пристально посмотрел мне в глаза. Мой же взгляд против воли скользнул к его шее: на ней не было и следа той страшной раны, которую нанесли когти Рады. Да и царапины на его лице, полученные после встречи с Белой леди на кладбище, тоже бесследно испарились.

— Ты помнишь, — после достаточно продолжительного молчания заговорил Семён, пока я разливала чай по чашкам.

— Что помню? — я повернулась и внимательно посмотрела на друга.

— Обо всей той чертовщине, что произошла в деревне и её округе в последние дни, — Семён положил руки перед собой, стиснув пальцы в замок. — О демоне, выдававшем себя за фельдшера. О том, что твоя бабушка была ведьмой. О том, что я умер.

Шумно вздохнув, я нервно дёрнула головой, имитируя утвердительный кивок.

— Он стёр всем память, — мрачно заявил мужчина, и в его глазах я отчётливо видела недовольство. — Ты проспала почти два дня. Я же всё это время чувствовал себя полным психом. Ходил по деревне, слушал, что говорят местные, и не знал, кому верить: им или собственным воспоминаниям.

— И что помнят местные? — осторожно спросила я, пододвигая ближе к другу вазочку с вареньем.

— Николай никогда не приезжал в деревню, — сказал, как отрезал, Семён. — Церковь сгорела в результате несчастного случая. В бывшем ведьмином доме никогда не жила ведьма, так что никто его таковым не считает. И, следовательно, никто не считал ведьмой Анну Степановну. Она, кстати, умерла в результате сердечного приступа во сне. На следующий день после неё от кровоизлияния в мозг скончался Митрич.

— А как же следователь? — я растеряно взглянула на друга. — Разве ты не вызвал следственную бригаду? У них должны были остаться материалы по делу. Да и тело бабушки. По нему же видно, что это была далеко не спокойная смерть во сне!

— Нет никаких материалов, — покачал головой Семён. — Не было никакого вызова, я проверял. Приезжала скорая — у них на подстанции есть соответствующая запись, — и констатировала смерть. Позже тело Анны Степановны отвезли в городской морг. О том, что случилось на самом деле, никто ничего не знает и не помнит. Только мы с тобой.

Я поставила локти на стол и спрятала лицо в ладони.

— Я ничего не понимаю, — у меня голова буквально трещала от переизбытка информации. — Как такое вообще возможно?

— Видимо, изменить реальность и подкорректировать память огромной куче народа для демона как два пальца об асфальт, — сумрачно проговорил Семён. — Впрочем, учитывая, что он вот так запросто воскресил меня после того, как мне разорвали горло, я уже ничему не удивлюсь.

Я беспомощно покачала головой. Всё это совершенно не укладывалось у меня в голове.