Спасти(сь) (от) дракона - Елена Амеличева
Я облегченно выдохнул, проводив взглядом эту бешеную зефирку. С сердца будто сняли часть тяжелого груза, не дающего дышать. У Хафсы еще три зуба имеется, этого ему вполне хватит, чтобы покусать любого обидчика моей ягодки, будь то хоть сам султан. В крайнем случае, швырнет тюрбаном и зашибет насмерть. А если без шуток, то…
— Госпожа, госпожа… — шепоток рабочих отвлек меня.
Я посмотрел на белую дорожку и увидел шествующую по ним мать. Редкая красавица, даже у меня замирает сердце, когда вижу, как точеная фигурка плавно движется, овеянная солнечным светом. Каштановые волосы, волнами ниспадающие на спину и грудь, мягко колышутся в такт шагам. Ею хочется любоваться, не отводя глаз.
Именно это я и сделал, с улыбкой лаская точеный профиль, губы, словно бутон розы, яркие и без женских ухищрений и будто невзначай оттеняющие нежнейший персиковый цвет лица, брови вразлет над большими прозрачно-голубыми очами в опушке из красиво изогнутых ресниц, и нежный маленький носик.
— Приветствую вас, матушка, — я склонился в поклоне перед самой красивой драконицей в мире.
Не зря в народе ее именовали Несравненной и Сердцем султана — до тех пор, пока не появилась эта проклятая Нагиня, вторая жена отца.
— Приветствую тебя, сын! — бархатный голос обнял меня, а следом прижала к себе и сама мать.
Терпкий сильный аромат цветков драконьего дерева окутал, ударив в нос. Она всегда пахла ими, сколько себя помню. Странно, но на моей ягодке этот аромат лежал по-другому, был более нежным, сливочно-сладким с нежностью шелка и почти неявными резкими нотками, словно сильные черты характера еще были растворены в мягкости, присущей молодости и наивности.
Правильно говорят, что драконье древо проявляет истинное в человеке. Моей матери еще в юности пришлось стать сильной, чтобы выжить. Асурия — принцесса самого сильного драконьего клана, она стала добычей моего отца, когда он одержал над ними победу. Ее судьба была известна — стать наложницей Повелителя.
Но девушка, совсем еще дитя, смогла пробудить в его жестоком сердце, не знающем пощады, ранее не изведанное чувство — любовь. Он взял ее в жены, мало того, назвал своей королевой. На свет появился я, укрепив отныне незыблемый авторитет матери.
Но после нескольких лет мира и процветания, которыми Империя была обязана влиянию на мужа мудрой королевы, в нашу жизнь Шасиана. И все рухнуло. Нагиня — жгучая брюнетка с бездонными черными глазами, роскошным телом и воистину змеиным коварством отлично разыграла свою роль, охмурив Повелителя.
Асурия впала в немилость, мой отец видел теперь только новую пассию. Каждую ночь он проводил в ее опочивальне. Как следствие, вскоре она понесла и, конечно, добилась титула второй жены. В ночь церемонии, когда султан признал наложницу супругой, я впервые видел слезы на лице матери.
На свет появился мой брат. Вопреки всем обычаям ему дали родовое имя — Аман, которое принц получал только после того, как садился на трон, заменив умершего отца. Еще одна пощечина моей матери. И мне — я, первенец, более не считался наследником.
Детство кончилось в тот день. Мы оба, и я, и Аман, стали куклами в руках своих матерей, шахматными фигурами, которые они двигали по полю, изобретая один хитроумный ход за другим. Наши с братом успехи и неудачи — в учении, искусстве боя или просто жизни отныне были тесно вплетены в игру под названием «борьба за трон».
Шасиана побеждала, должен признать. За шестнадцать лет она родила Повелителю еще трех сыновей, немыслимая удача для дракона, ведь даже один малыш в семье уже считается благословением Богини. Королева Асурия же произвела на свет лишь дочь — и то, я до сих пор не представляю, как она заманила мужа в свою спальню.
Нашептывая из раза в раз на ухо супругу, что его первая жена проклята Богиней, Нагиня добилась своего. Когда я ушел на войну, достигнув возраста драконьей зрелости, мою мать лишили титула и сослали вместе с дочерью во дворец в провинции.
Продуваемый всеми ветрами, едва не развалившийся, он первым делом мстительно запустил мне в лоб черепицей, когда я, вернувшись с победой, примчался за матерью и сестрой. Вопреки приказу Повелителя я привез их обратно в столицу и молил его изменить решение — в благодарность за мои славные завоевания.
Со скрипом, но мне удалось получить его разрешение на то, чтобы мать и Суриана остались во дворце рядом с ним. Это сделало меня злейшим врагом Шасианы. Укрепившая свою власть как никогда, она не желала упускать из рук титул королевы, до которого ей оставалось сделать лишь шаг. И пошла ва-банк.
С ее подачи Повелитель отдал мне тот приказ, выполнение которого даровало неприкосновенность королеве Асурии, сохранение всех привилегий и жизнь в почете и уважении до скончания ее века. В противном случае, если я не успел бы к оговоренному сроку, мать и сестра лишились бы всех титулов, содержания и навсегда поселились в самом дальнем уголке Империи.
Не знаю, как хитроумная Нагиня узнала о сне, который я вижу еще с детских лет — о хрупкой девушке, которую должен спасти. Шасиана приказала жрецам искать ее во всех землях, проводить все время в молитвах Богине, чтобы подсказала, где ее искать. Проводя один ритуал за другим, они узнали, где она. И, хуже того, поняли, кем является Найяна — последней магиссой огня из ныне живущих.
Довольная змея воспользовалась таким шикарным шансом и упросила Повелителя выставить именно эту цену за благополучие и безопасность моих матери и сестры. Я привожу девушку из своего сна, чтобы она стала женой Амана, успев к дню, когда вся Империя будет праздновать День Богини плодородия. Если не привожу или не успеваю к сроку, королева Асурия становится бывшей королевой, низложенной до простой наложницы. А мы с сестрой — практически никем.
Все просто.
— Я горжусь тобой, сын! — мать с гордостью посмотрела на меня. — Эта проклятая шлюха считала дни, пока тебя не было. Постоянно говорила, что ты не справишься. Нашептывала твоему отцу, что и я, и мои дети прокляты Богиней! А ты с триумфом вернулся домой, выполнив клятву! Гадина своим хвостом подавится! Исходит, наверное, сейчас ядом в своих покоях!
Я натянуто улыбнулся. Язык не повернется признаться, что в последний момент наплевал и на мать, и на сестру. Готов был вести обычную жизнь, хоть кузнецом стать, хоть хлебопашцем, лишь бы мы с
