Элис Хоффман - Третий ангел

«Любовь всей моей жизни», — сказала она себе. Ангел из ангелов. И разрыдалась так, будто сердце у нее рвалось на части. Окружающие подумали, что это последствия трехсуточного непрерывного стресса.

Оставшиеся летние дни она провела, наслаждаясь общением с сыном. Осенью не стала возвращаться на курсы медицинских сестер, вполне можно подождать год, прежде чем опять приступить к занятиям. Ей хотелось, чтобы осень длилась вечно. Зеленые листья ясеней и дубов пожелтели и стали такими, какими она их больше всего любила. Теперь, отправляясь на прогулки, она и отец брали с собой малыша, укладывали его в рюкзак, который доктор перекроил, устроив нечто вроде заплечного мешка индейцев.

— Тебе надо взять патент на это изделие, — шутила Фрида. — И женщины всего мира станут именно так носить своих детишек.

Пол не был капризным ребенком. Глаза его, сохранившие прежний серо-голубой цвет, рассматривали окружающий мир с удивительным вниманием, доктор и его дочь отмечали это с полным единодушием. Казалось, что ребенок улавливает разницу между пением сороки и воробья. Явно предпочитая при этом сороку, что довольно странно. И сам, когда к нему обращались, издавал довольно схожий писк. А когда чуть подрос и стал выпевать свои гугуканья, Фрида догадалась, что у ребенка совершенный слух, и объяснила это себе тем, что часто слушала пластинку Джеми, оставаясь вдвоем с малышом. Пластинка звучала, когда она усаживала его на стул возле окна и когда они ложились после обеда немного отдохнуть. Однажды она могла бы поклясться, что ребенок напевал рефрен из «Призрака», звучавший особенно печально. Слова у этой песни тоже были грустные, когда она их писала, но музыка довела пронзительность песни до несказанной высоты. Холодок пробегал у нее по спине, когда она услышала знакомый мотив из уст малыша. Но потом решила, что, конечно, ошиблась. Ни один ребенок на свете, даже ее ненаглядный младенец, не может обладать такой врожденной музыкальностью.

Но все же Фрида была убеждена, что ее дитя предназначено для великих дел. Конечно, почти все матери заблуждаются относительно своих чад, но это соображение ничуть не уменьшало вероятности необыкновенной судьбы, уготованной Полу. Ей казалось, что она знала этого ребенка всю жизнь, он был ее судьбой; именно его она и искала, когда сама не знала, к чему стремится ее душа.

— Ты был так не прав, — сказала Фрида отцу.

Они шли лугом к коттеджу, возвращаясь после одной из своих прогулок. На обоих были походные ботинки и свитера, поскольку нынешняя прогулка предполагалась особенно долгой и далекой. Малыш спал в своем заплечном домике за спиной доктора. Она никогда прежде не чувствовала себя до такой степени счастливой.

— В любви нет ничего сложного.

Известие о гибели Джеми обрушилось на нее в самый обычный день в разгар обычных хлопот. Пол, теперь трехмесячный карапуз, остался дома с Биллом, а Фрида поехала на соседнюю ферму. Купив все, что было нужно, она сложила покупки на заднее сиденье машины, села за руль и включила радио. Альбом Джеми оказался настоящим хитом, и в то лето его транслировали едва не все радиостанции. И вдруг она с ужасом услышала сообщение диктора о том, что популярный певец погиб в автокатастрофе. Случилось это еще месяц назад, во Франции. Все это время Фрида была так занята хлопотами с ребенком, что совершенно не слушала новостей. И теперь трагическое сообщение сразило ее. Певец Джеми Данн, его супруга Стелла, ее сестра и барабанщик из группы Джеми погибли. Его не было в мире уже почти тридцать дней, а Фрида жила, ни о чем не подозревая, возилась с Полом, ходила на прогулки и ничего не знала о случившемся. Также сообщили, что Мик Джаггер включил популярную песню «Призрак Майкла Маклина» в свой репертуар. Потом диктор сказал, что в том концертном зале в Челси, где Джеми дал свой последний лондонский концерт, состоялось богослужение в память погибших и что рядом с залом, прямо на улице, зажгли тысячу свечей. Поклонники Джеми соскребли с асфальта воск от них в качестве сувениров.

Она долго сидела неподвижно, не могла даже пошевелиться, затем тронула автомобиль с места. Вместо того чтобы взять первый поворот, который вел на дорогу к дому, она свернула на второй и отправилась на юг, в сторону Лондона. Доехала до первой заправочной станции, залила полный бак бензина и позвонила домой. Когда Билл снял трубку, сказала ему, что погиб один из ее старых друзей и что ей нужно поехать в Лондон. Она постарается вернуться как можно скорей.

— Кто-то из отеля, в котором ты работала? — уточнил муж.

Они почти никогда не говорили между собой о тех временах, которые она провела в Лондоне.

— Да, — коротко ответила она. — Мы были друзьями.

— Ты расстроена?

— Не очень. Не переживай за меня.

Она ненавидела езду по перегруженным транспортом городским улицам, но не отступала. Тревожилась только, что не найдет стоянки, поэтому припарковалась прямо на Кенсингтон-Хай-стрит. Парк перед домом Стеллы она помнила. В тот раз он показался ей гораздо больше, на самом деле это был вполне городских размеров скверик, отделенный от улицы поросшей мхом викторианской решеткой. Относительно дома у нее не было полной уверенности, на этой улице они не сильно отличались друг от друга, все были построены в одном стиле. Но оказавшись здесь, она мгновенно вспомнила, что дом, в котором жила Стелла, показался ей похожим на свадебный торт. И тотчас узнала этот белый особняк.

Она поднялась по ступенькам и постучала. Открыла дверь горничная.

— Очень сожалею, но миссис Ридж не принимает, — объявила она.

— С чего вы взяли? — В вестибюль вышла хозяйка дома. — Разумеется, я принимаю. — Она подошла чуть ближе и вгляделась в лицо Фриды. — Мы с вами знакомы?

— Немного, — ответила Фрида. — Я была у вас однажды. Знакомая ваших дочерей и Джеми.

Дейзи Ридж внимательно изучала лицо девушки.

— Вы та молодая особа с чемоданом, — уверенно произнесла она.

— Правильно.

— Входите.

Миссис Ридж велела подать чай. В этот день одета она была в черный костюм, туфли на высоких каблуках, и Фрида чувствовала себя толстухой-коротышкой в неуместных в такой обстановке джинсах, рабочих туфлях и клетчатой куртке, которую носила когда-то ее мать, до того поношенной, что на манжетах были белые потертости.

Супружество миссис Ридж распалось еще до трагедии с ее дочерьми, и теперь она жила в доме одна, потеряв всех, кто для нее хотя бы что-то значил. По утрам даже не верилось, что она уже проснулась, к чему ей эти пробуждения? Иногда приходило в голову, что ее сестра правильно сделала, что ушла из жизни так рано — в том возрасте не так чувствуется привычка к жизни, не так много теряешь, уходя из мира.