Тайна Верховной жрицы - Виктория Виноградова
Глава 18. Император
Ожидая, пока министры уйдут, Альберг подошел к окну: из кабинета был виден кусочек площади, где сейчас обитали митингующие. Мешки, куски заборов, доски, мусор — площадь напоминала одну большую помойку. Толпа пьяных мужиков горланила народные песни.
«И это мои подданные», — император брезгливо поджал губы.
— Ты как? — подошел к нему Эр.
После того как погиб брат императора, советник превратился в заботливую няньку, чем раздражал Альберга. Если даже друг носится с ним, как с больным ребенком, то каким слабаком, должно быть, считают его остальные?
— Хотел обсудить с тобой один весьма щекотливый момент, — деловым тоном отозвался император. — Я долго размышлял над протестами народа и, кажется, понял, в чем кроется причина.
Эр по-мальчишески сел на подоконник, чем еще больше рассердил Альберга. В этом поступке он увидел всю несерьезность, с какой советник воспринимает текущий разговор.
«Он многое себе позволяет! Мне давно следовало бы поговорить с ним и объяснить, что дружба дружбой, но ему не следует забывать, что я больше не приятель по играм, а правитель Иривии!»
Однако Альберг так и не решился сделать замечание. Вместо этого продолжил развивать начатую мысль:
— Люди оттого столь неохотно платят военный налог, что не верят в реальность угрозы. Для них война, идущая далеко в море, сродни сплетням из-за океана. Они не понимают, что если враг прорвет оборону, то очень скоро савенийские солдаты окажутся в столице. Отчасти я понимаю людей: трудно бояться того, кого ты не видишь. Для них савенийская армия представляется чем-то абстрактным, неосязаемым.
— И что ты предлагаешь делать? Проводить экскурсионные туры к местам морских сражений? — иронично отозвался Эр.
«Вот опять! Даже советник открыто насмехается надо мной!»
— Нет. Я предлагаю переместить место сражения сюда, на континент.
— Ты… — Эр вытаращил на него глаза.
— Нет! — строго оборвал Альберг. — Я еще не сошел с ума. Кто сказал, что савенийцы должны быть настоящими?
— Хочешь инсценировать войну?
— Практически, — император заложил руки за спину и отвернулся от собеседника, уткнувшись взглядом в пол.
Ему было стыдно предлагать такое, и в тоже время он понимал, что пора действовать жестче. Взрыв поезда, в котором погиб родной брат вместе с семьей, заставили встрепенуться и понять всю серьезность угрозы. Нужны решительные действия, иначе следующая бомба прогремит во дворце. Раз народ не понимает всей опасности бунтов, придется наглядно показать, к чему приводит наивность протестующих.
— Я думал не о военных действиях — это слишком масштабно и могут возникнуть проблемы с правдоподобностью. Нет. Достаточно будет организовать несколько взрывов в столице. В идеале — подорвать лицей.
— Я не ослышался? Лицей? — Эр не знал, как реагировать. Ему показалось, что друг бредит.
— Почему нет?
— А если кто-нибудь погибнет?
— На это и расчет, — строго произнес государь. — Ничто не вызывает столько эмоций, как смерть ребенка.
— Не думаю, что это смешная шутка, — хмуро отреагировал советник.
— Я не шучу, — Альберг неожиданно уставился в лицо приятеля и тот, к своему ужасу, осознал, что император говорит абсолютно серьезно.
— Того и гляди начнется революция, — горячо продолжал император. — Как думаешь, что лучше: пожертвовать несколькими детскими жизнями или целой страной?
— Но это же ученики! — Эр спрыгнул с подоконника. Его трясло от задумки государя. — Почему нельзя просто выйти к народу и объяснить ситуацию? Люди не так глупы, как тебе кажется. Они поймут.
— Идеалист, — на лице правителя отразилась саркастическая гримаса. — Ты сильный духом и считаешь, что и окружающие должны быть такими. Но люди слабы! Им тяжело быть героями. Они не склонны превозмогать трудности во имя высшей цели. Пока мы не покажем, что враг реален и угрожает их собственной безопасности, дело не сдвинется с места.
— Но Альберг! В этом даже нет логики! — советник вцепился за рукав друга. — Какой смысл савенийцам устраивать взрыв в лицее? Это не стратегический объект.
— Ты не учитываешь одного факта, — Альберг высвободил рукав и отошел в сторону, вновь уткнувшись взглядом в пол, — когда разумом управляют эмоции — ему нет дела до логики. Никто не станет думать над мотивами террористов. А даже если кто-то и начнет задаваться таким вопросом, то ответ весьма прост: савенийцы — враги. Они пытаются запугать население, внести смуту, разъединить перед лицом опасности. Они варвары, для которых не знакома жалость. И столь кровавый теракт наглядно покажет народу с какими нелюдями мы воюем.
— И все-таки, если кто-то погибнет? Невинные дети не должны быть платой за единство народа. Это несправедливо!
— Ты заблуждаешься, — наставительно произнес государь. — Это и есть высшая справедливость. Судьба одного человека не может быть выше судьбы всего народа. Справедливость жестока. Она не признает гуманности. Нельзя принести людям благо не запачкав руки. Увы — такова цена для любого правителя.
— Знаешь, Альберг, обычно я всегда на твоей стороне, однако в этой затее, извини, ты не найдешь поддержки в моем лице. Я отказываюсь этим заниматься.
Император сжал кулаки, готовый вновь сорваться, но на этот раз сдержался. «Как же я от всех от вас устал! Никто не хочет мне помочь! Все только требуют, мешают, противостоят! И без того нелегко управлять огромной страной, а тут еще приходится тратить силы, чтобы переубедить помощников».
— Эр, пойми, я не испытываю удовольствия, собираясь взорвать лицей. И меньше всего хочу, чтобы кто-то пострадал. Тем более — дети. Но я не могу допустить начала революции. А все к тому и идет. Ты и без меня прекрасно знаешь, что Иривия не переживет этого. Савенийцы обязательно воспользуются моментом и захватят материк. Мне что, объяснять тебе как маленькому, что тогда случится со страной? Напомнить, в каком положении находилось наше государство, когда являлось савенийской колонией? Как эти варвары выкачивали магию из почвы? Как голодал народ? Каких сил нашим предкам стоило отвоевать суверенитет? Лично я не желаю повторения истории. И если для общего блага должны погибнуть несколько детей — что ж… мне не страшно испачкать руки. А ты или помоги мне, или отойди в сторону. Но знай, я в тебе разочарован. Не думал, что ты настолько сентиментален и наивен.
Альберг был твердо убежден, что, если он покажет народу всю опасность савенийцев, те объединятся против внешнего врага. Жестокого и кровожадного. Непопулярные законы отойдут на второй план. Когда на кону собственная жизнь и жизнь семьи, военные налоги кажутся справедливой платой за мир.
— Но дети — это наше будущее, — продолжал спорить советник.
— Ты говоришь так, словно я собираюсь
