Анна Гаврилова - Золотой ключик для Насти
Вешенский здоровяк вернулся без добычи, зато с охапкой лапника. Принял из моих рук большой пучок заячьей капусты и, наконец, не выдержал:
— Настя, ты уверена, что поступаем правильно?
Перед голодом и перспективой спать в не пойми каком лесу, моя уверенность попятилась, но всё-таки я кивнула.
— Куда мы едем? — подал голос Креатин. Юнец выглядел смертельно уставшим и несчастным.
— В столицу, — беззастенчиво соврала я.
Косарь закатил глаза, Креатин едва не заплакал:
— Настя. В столицу ведёт главный тракт! А мы, если не заметила, на какой-то неизвестной тропе.
— Почему неизвестной? Тропа есть? Значит, по ней кто-то ходит, — парировала я.
Косарь кивнул:
— Скорее всего, эта тропа соединяется с Малым трактом. Мы действительно сможем попасть в столицу, просто ехать дольше.
Юный интриган заскулил и впился зубами в очередной клочок заячьей капусты. Мне так и хотелось сказать: не нравится — топай отсюда. Но присутствие Косаря удержало — тот косился на юношу с искренним сочувствием, как-никак Креатин ему жизнь спас.
Горанский приспешник страдал не только от голода — тело, не привычное к долгим поездкам верхом, ныло. Юноша хватался то за поясницу, то за место пониже, корчил страдальческие гримасы. Косарь тоже лишних движений не делал, но кряхтеть, как товарищ, не собирался. А вот я, к собственному удивлению и зависти компаньонов, чувствовала себя превосходно, только икры чуть постанывали.
Спать легли под аккомпанемент урчащих желудков и бодрый комариный звон.
Я устроилась на подстилке из лапника, вместе с Косарем. Спать в такой близи от парня, который совсем недавно рассуждал о поцелуях с языком и без, было несколько… неуютно. Но лучше так, чем одной, на холодной земле. Картину усугубляло одеяло — одно на двоих. Креатин обиженно сопел на противоположной стороне от костра.
Закрыв глаза, я попыталась настроиться и поймать «волну», в надежде услышать что именно юный горанец будет рассказывать своим друзьям. Но то ли сама делала что-то неправильно, то ли сеанс связи не состоялся… в голове было тихо и безлюдно. Совсем скоро, Креатин захрапел, а я впервые всерьёз пожалела о своём решении. Если бы прямо сейчас на поляне появился горанский отряд и предложил камеру, где никто не храпит — согласилась не раздумывая. Ладно, малыш… когда настанет время, за храп ты тоже ответишь.
Мне редко снятся красивые сны. Обычно, видятся обрывки каких-то событий, туманные и ужасно нелогичные. В эту ночь яркие, осмысленные сны буквально преследовали. То ли храп злобного Креатина так подействовал, то ли свежий воздух и приличная доля комариного яда…
Сперва привиделась блондинка. Прежняя обладательница волшебных ключей пищала, как вывалившийся из гнезда птенец, размазывала по щекам слёзы. Рядом с ней сухонький мужичёк в сером костюме: лицо бесстрастное, глаза холодные и пустые. Ни капли сострадания к девичьему горю.
— От таких сделок не отказываются, — наконец, сказал он. Голос напомнил январский ветер. Блондинка запищала громче, едва не перешла на ультразвук. — Мне плевать где возьмёшь деньги.
— За... за… заказчик… — сквозь слёзы выдавила она. — Пропал.
Мужчина не проронил ни звука, но это молчание было красноречивее любых слов. Ему безразлично, его интересует только завершение сделки.
— Я пытаюсь, — вновь запищала девица, готовая в любую секунду упасть к его ногам.
— Неделя.
Она задохнулась. Лицо, и без того красное, пошло бурыми пятнами, слёзы покатились быстрей. Блондинка захлёбывалась плачем, каждое слово походило на предсмертный стон:
— У меня… украли ключи. Я ничего не могу сделать. Нужно ждать, когда заказчик сам найдёт способ связаться.
— Неделя.
— Не хватит! — взвизгнула девица. И в ответ на новый, леденящий взгляд человека заторопилась: — Я упустила девку, которая украла ключи. Её ищут… там. Я знаю, она не хочет возвращаться, прячется. Но я… я… делаю всё, чтобы она захотела вернуться, поверь. Я решаю её проблемы с властями, я отстояла её квартиру, я… я нашла парня в которого она влюблена. Мне бы только добраться до неё! Я ей счёт в банке сделаю, всё сделаю!
Человек не понимал ни слова. Смотрел безучастно, без толики жалости. Кажется, он решил, что блондинка притворяется сумасшедшей.
— Неделя.
Я на несколько секунд проснулась, но прежде, чем смогла осознать увиденное, снова нырнула в мир сна…
В этот раз приснились мама и Натка. Они сидели на кухне в родительской квартире и пили чай. Натка, как ни в чём ни бывало, трескала тортик, а мама смотрела на неё грустными щенячьими глазами.
— Да не скули ты! — огрызнулась Натка, когда под материнским взглядом поперхнулась куском лакомства. — Вернётся твоя Настя, куда денется? Просто нервы решила потрепать! Су…
Натка не договорила, постеснялась материться. Мама тяжело вздохнула, ответила:
— Зря мы настаивали… Нужно было отдать эту квартиру ей и не спорить.
— Ещё чего! А как же мы? — выпалила сестра. — Почему мы должны ютиться тут? Баба Саша и мне родня, между прочим! Я устала делить с тобой кухню! И вообще…
— Наташа… я всё понимаю. Настя поступила эгоистично, но, с другой стороны, она никогда ничего не просила, никогда не спорила… Да пусть подавится этой квартирой!
— Нет… Я своего добьюсь. И эта новоявленная подружка с приставами мне не помешает! Только знаешь, что обидно? Эта старушенция, соседка, жалобу на меня подала! Дескать, я Настину квартиру захватить пыталась! Представляешь?
— Бог им судья, — рассудила мама. — В мире так много злых людей…
Натка кивнула и добавила:
— А вы вырастили ещё одну неблагодарную тварь.
Он этих слов стало так больно, что я проснулась.
Вокруг висела непроглядная, чёрная ночь. Даже звёзд не было. Огонь костра уже погас, только багровое пятно на земле осталось. Я всматривалась в жаркие угли, даже не пыталась утирать слёзы. Рядом тихо дышал Косарь, а Креатин, наконец, перестал храпеть, только посвистывал во сне.