Проданная (СИ) - Семенова Лика

— К вечеру. Может, раньше. Зависит от того как будут обстоять дела. Если очень повезет — в ночь улетишь. Просто сиди и жди.

Я снова кивнула и поспешила уйти.

Я была благодарна собственной усталости — в эту ночь она избавила меня от снов, от мыслей. От всего избавила. Я уснула мгновенно, едва голова коснулась свернутого валиком покрывала. Провалилась в черноту, будто умерла вместе с Квинтом.

А утром Огдена уже не было.

Говорят, самое мучительное на свете — это ждать. Час за часом, минута за минутой. Я бесконечно слонялась по этой ужасной квартире, чтобы хоть чем-то занять себя. Даже попыталась навести хоть какой-то порядок, разложить вещи. Здесь не было часов. Я могла лишь смотреть в грязное окно и наблюдать, как серое утро сменяется серым днем. Лишь далеко-далеко между высотками удавалось иногда разглядеть клочок голубого неба.

Здесь было душно, будто не хватало воздуха. Я достала баллон с водой и постоянно пила — так становилось немного легче. Есть не хотелось. Так было всегда: малейшее волнение — и я начисто лишалась аппетита. Но сейчас я была не одна, и я должна была есть. Я разогрела один из контейнеров с куском толстого мясного пирога. Это оказалось даже вкусно.

За окном стало темнеть, и тревожность, которую я изо всех сил старалась задавить днем, стала бесконтрольной. Я металась от двери к окну, прислушивалась, стараясь различить шаги или рев старого корвета, но слышала лишь глухую тишину. Совсем стемнело. Я опустила жалюзи, как вчера это делал Огден. Но снова и снова заглядывала в окно, надеясь различить свет его фонаря.

Я бесконечно уговаривала себя, что паук вот-вот вернется с хорошими вестями, и уже сейчас я смогу выйти отсюда. Но он не возвращался. Внутри начало скрести отвратительное предчувствие, что он попросту меня бросил. Я гнала эту мысль, как могла, старалась искать зацепки, оправдания, но с каждой минутой они были все ничтожнее.

Я поставила табурет перед дверью и ждала. Должно быть, в эти мгновения я воплощала собой ожидание. Вставала, подходила к окну и снова возвращалась на табурет. Я уже ни о чем не думала. Беспокойство сменилось оцепенением. Я пыталась оправдать его темнотой, что Огден сидит в корвете где-то рядом и просто ждет дня, не решаясь пробираться железной паутиной в темноте.

Ночь сменилась серым утром. Огден не вернулся.

Глава 40

Наверное, был полдень. Я не знала точно, но серая муть за окном казалась предельно светлой. Я все так же сидела на табурете, но теперь лицом к окну. Бессонная ночь вымотала меня, и я чувствовала чудовищную усталость одновременно с зудящим внутри напряжением. Затекшие ноги, дрожащие пальцы, которые слушались с трудом. Я прилагала усилие, чтобы управлять своим телом.

Я в очередной раз подошла к окну, вгляделась в паутину старого железа. И только сейчас подумала о том, что, возможно, окно выходило совсем на другую сторону, и бесполезно было высматривать долгожданное движение. Ориентироваться было невозможно. Но тогда куда мне смотреть?

Я все еще пыталась оправдывать Огдена, прикидывала, что могло его задержать. Все время вертелась мысль о том, что возникли сложности с регистрацией вольной. Ведь везде могут возникнуть сложности. Может, присутствия господина Вария оказалось недостаточно — я совсем не знала всех этих тонкостей. А, может, Огден все еще ищет корабль, который согласится взять меня на борт. И не находит…

Но тут же снова и снова подло подкрадывалась мысль об обмане. И если это было правдой… то Огден хуже и подлее Невия. Я знала, что его выставили из-за меня. На что способен обиженный управляющий, когда его гонят из дома, где он родился и вырос… где прожил всю свою жизнь? Но я с трудом могла уместить в голове такую запутанную многоходовку. Спасти, чтобы уничтожить? Это было слишком для одной несчастной рабыни.

Каковы бы ни были причины, я неотступно думала о том, что стану делать, если паук не вернется. Я проверила рефрижератор. В нем было пять контейнеров с едой и два баллона с водой. Один я бездумно опустошила вчера. Если экономить — еды и воды хватит дней на пять. Но что потом?

Я все же старалась думать о препятствиях, а не об умысле. Иначе становилось совсем невыносимо. Я все еще ждала. Что вот-вот пискнет замок, и войдет Огден. Но этого не происходило. Угасал второй вечер, и я снова оставалась в страшном одиночестве.

Этой ночью я спала, но сон был беспокойным, болезненным. Меня так одолевала тревога, что я не могла расслабиться даже во сне. Металась, как в горячке, все время прислушивалась. Так повторялось каждую ночь.

Я видела мутный бледный рассвет. Шестой по счету.

Я лежала на кровати, смотрела в потолок. Я смотрела в него каждое утро и уже изучила до мелочей все густые тенета, каждое пятно синеватой плесени. Я знала, что в самом углу, под старым настенным плафоном, живет семейка каких-то омерзительных тварей. Я слышала в темноте, как цокают по потолку их маленькие цепкие лапки. Но мне было все равно: я не трогала их — они не трогали меня. Это было справедливо.

Я, наконец, поднялась, прошла на кухню. На маленьком квадратном столике стоял последний баллон с водой, в котором осталась четверть — моя сегодняшняя порция. Дольше растянуть было уже невозможно. К вечеру не останется ничего. Как и еды… Я налила в стеклянный стакан, плеснула в ладонь, чтобы протереть лицо, прополоскала рот. Доела последнюю половинку мясного пирога, но этой крошечной порции было слишком мало.

Ждать чуда было уже слишком наивно. Какая бы причина ни помешала Огдену — она теперь не имела значения. Сейчас имело значение только то, что делать дальше. И я холодела от этой мысли. Самое главное, я не понимала, кто я теперь: беглая рабыня или свободная? Если беглая — меня очень скоро поймают и вернут, если свободная — куда мне идти? Без денег? Мне даже нечего было продать. Возможно, следовало бы отыскать дом господина Вария, но как я это сделаю? Я не могу просто сесть в корвет и заплатить пилоту. Если бы хотя бы знать, свободна ли я… Вокруг одни догадки. Очевидным было только одно — оставаться в этой квартире бессмысленно. Если, конечно, я не мечтаю умереть от голода и жажды. Я не мечтала.

Но я никак не могла решиться. Растягивала воду, бесконечно металась по комнате от окна до двери. Но больше тянуть было невозможно — я не должна оставаться на мостах, когда стемнеет. Что бы ни ожидало внизу — под ногами хотя бы будет земля.

Я допила последний глоток воды, встала перед дверью, глубоко дышала, вытирала о платье взмокшие ладони. Другого выхода просто нет — нужно идти. Я нащупала полочку ключа и вышла в коридор.

Когда под ногами загудело железо, внутри все замерло. Я вцепилась в перила, поближе к стене, как учил Огден. Шагала осторожно, стараясь не раскачивать. Мутное солнце, пробивающееся размазанным кругом сквозь плотные облака, уже миновано зенит и сползало. Сейчас моей единственной целью было спуститься до наступления темноты. И не сорваться. Это единственное, о чем я думала. Я должна успеть раньше солнца.

Я то и дело смотрела вниз, пытаясь определить, на какой высоте нахожусь, но неизменно видела туман. Движение по железной паутине напоминало какую-то игру-головоломку, потому что я с неприятной периодичностью оказывалась в тупиках, оканчивающихся балкончиками и парковочными площадками, или перед рухнувшими мостами. Я возвращалась, переходила над пропастью, умирая от страха так, что дрожали колени. Ноги становились ватными, и я оказывалась слишком неуклюжей там, где нужна была вся возможная сноровка.

Я двигалась слишком медленно, а солнце — слишком быстро. Зря я так долго решалась. Но теперь ничего не исправить. Кажется, я спустилась от силы лишь на пять этажей, а, может, и того меньше. Но я уже умирала от жажды, потому что от напряжения пересыхало во рту, и я покрывалась холодным липким потом.

Когда стала сгущаться вечерняя серая муть, я почувствовала близкую панику. Старалась двигаться быстрее. Меньше раздумывала, прежде чем наступить куда-то.