Разорванная пара (СИ) - Дюжева Маргарита
В комнате жить не хотелось. Видать, разочарование отразилось в глазах, потому что она поспешно добавила:
— Или можно снять квартиру. Маленькую, правда, и без особого ремонта…
— Давайте посмотрим! — я тут же встрепенулась.
Пусть маленькая, пусть без ремонта — мне не привыкать. Главное, что отдельный мирок, в котором можно устроиться.
— Прямо сейчас?
— Да, — торопливо закачала головой, — а то мне снова придется на вокзале ночевать.
Женщина и рада радехонька, что потенциальный клиент объявился. Слезла с велосипеда и пошла рядом со мной, ведя своего железного коня уверенной женской рукой.
Квартира располагалась на втором этаже неказистого желтовато-бурого дома. В подъезде пахло сырой штукатуркой — недавно стены в порядок приводили, как пояснила моя сопровождающая.
Деревянная, угрожающе скрипевшая лестница, темный коридорчик на три двери. В самом углу нужная — та, за которой скрывалось мое новое жилище.
Один замок, который разве что от нашествия хомяков защитит, легко щелкнул, и мы попали внутрь.
Крошечная прихожая со шторкой вместо шкафа — двоим развернуться не так и просто. Дальше три двери — в узкую вытянутую кухню, в совмещенный санузел и в комнату. Высокие пороги, деревянный пол, выкрашенный темно-коричневой краской, стены, обклеенные старомодными светло-зелеными в мелкий цветочек обоями.
Все простое, на вид неказистое, но я другого и не ждала. Да и не нужны мне царские хоромы. Зачем?
— Вот так, — Ольга Александровна смущенно развела руками, как бы демонстрируя помещение.
— Мне нравится.
— Серьезно? — с сомнением уточнила она, видать, решив, что я издеваюсь.
— Да. То, что надо. Какова стоимость?
И она назвала сумму, от которой у меня глаза на лоб полезли. В хорошем смысле этого слова.
Да за такие копейки в родном городе я разве что велосипед смогла бы арендовать, а тут квартира!
Естественно, я ухватилась за выгодное предложение и к вечеру, заполнив все документы, стала законным квартиросъемщиком. Стояла посреди тесной комнатки, смотрела по сторонам и не знала, за что хвататься. Хотелось поесть, помыться, убраться.
Столько планов, столько желаний! Чувствую, сегодня мне будет не до сна.
* * *На то, чтобы обустроиться на новом месте потратила пару дней. Отдраила всю квартирку, покрасила рамы, батареи. Обновила шторку в прихожей и занавески на окнах. В местном магазине разжилась самым необходимым на первое время, с остальным буду разбираться позже.
Пора было переходить к следующему этапу. К поиску работы.
В этом Богом забытом городишке с работой было тяжело, но мне опять повезло. Неравнодушная к моей судьбе Ольга Александровна и тут помогла. Прибежала как-то ко мне утром, запыхавшаяся, румяная, плюхнулась на стул в прихожей, и пока я бегала на кухню за водой, сидела и обмахивалась подолом, пытаясь отдышаться:
— Танюшка, к крестнику моему срочно беги. У него место освободилось в магазине, может, возьмет.
— Какой магазин хоть? — уточнила осторожно, продавцом я еще ни разу не работала.
— Книжный, — выдохнула она, жадно напившись холодной воды из стакана, который я заботливо всунула ей в руку.
Конечно же, я побежала. Со всех ног. Я люблю книги и все, что с ними связано, и такой шанс просто не могла упустить.
Вот так, всего за несколько дней, я нашла себя в этом городе: жилье, работу, новых знакомых.
Жизнь продолжалась, несмотря ни на что, и я больше не собиралась от нее прятаться, стремилась проживать каждый день. Только по ночам, когда выдыхала и прикрывала глаза, в мои мысли врывалось прошлое. Разное. То веселое, то грустное. То щемяще нежное, то обжигающе яростное. И оставалось лишь одно — утешать себя тем, что рано или поздно все пройдет. Раны затянутся, к пустоте привыкну. Все будет хорошо.
Привыкала. Изо всех сил. Гнала вперед, не разрешая себе остановиться, оглянуться. День за днем, неделя за неделей. Работала, обживалась, не строя панов на будущее, жила здесь и сейчас.
Правда, иногда хотелось все оставить, уйти в лес, перекинуться и снова почувствовать то пьянящее ощущение свободы, когда бежишь вперед, не разбирая дороги, слышишь свои дробные шаги, тяжелое, но довольное дыхание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Хотелось, но я держалась. Слишком острым, ненормально агрессивным было это желание, и я не могла понять почему. Что не устраивало волчицу, раз так пыталась выбраться на волю? Мы с ней здесь, вдвоем, у нас новая жизнь.
Я перестала ее понимать. Раньше делили на двоих радости, горести, ожидания, любовь. Теперь каждый сам по себе, и точек соприкосновения становилось все меньше. Мы отдалялись.
Я знала лишь одно. Грифельная волчица тоскует, так сильно, что иногда, проснувшись ночью, я обнаруживала, что вся в слезах. Только слезы не мои были.
Ее.
Ей было сложнее. Тогда, год назад, она спряталась, оставив меня наедине с болью, а теперь захлебывалась ей. А я… я стала сильнее. Прошлые события меня закалили, и я даже не заметила, как это произошло.
Я с надеждой смотрела в будущее, а она без своей пары ходила с ума. Давилась безысходностью.
Так странно воспринимать ее эмоции чужими.
И снова отчаянные попытки обернуться, и опять не даю этого сделать. Не доверяю. Боже, как глупо это звучит. Не доверяю самой себе, своей второй сущности. Тем не менее это так. Мне не нравились те эмоции, что в ней бурлили. Злость, ярость, желание отомстить, неважно кому — хоть альфе Черных Тополей, хоть проходящему мимо человеку.
Я старательно держала ее под контролем, боясь, что она причинит кому-нибудь вред, или решит уйти в лес насовсем.
Мне все еще казалось, что мы сможем это преодолеть, надо просто перетерпеть. Собрать волю в кулак и терпеть, как бы хреново ни было.
И я терпела. Стойко, самозабвенно. День за днем. И мне казалось, что она успокоилась, пришла в себя. Но это было не так. Волчица просто сдалась. Отступила, не видя смысла идти дальше, забилась в угол, превратилась в тень самой себя.
Поняла я это не сразу, лишь перед Новым Годом, когда меня пригласил на праздник один из местных жителей. Мужчина лет сорока, грубоватый, не со зла, а потому что жизнь такая, работа такая. Он давно за мной ходил, по поводу и без наведываясь в магазин, где я работала. Приносил шоколадки, дарил безделушки, от которых я пыталась отказаться. В общем, ухаживал, как умел, несмотря на то, что предельно честно и категорично сказала ему «нет».
Волчица каждый паз лютовала, стоило ему только оказаться поблизости. А тут раз — и тишина, полный штиль. Она никак не отреагировала на его приглашения, а я здорово напряглась. Выпроводила горе-кавалера, соврав, что уже есть планы на новогоднюю ночь, и к своему внутреннему миру обратилась.
Волчица безвольно в комочек свернулась, не проявляя ни к чему интереса. Я пыталась ее растормошить. Злила мыслями о Руслане, вспоминала Вика, делала все, чтобы она очнулась. Только результата ноль.
Даже когда ушла в заснеженный лес — ничего не изменилось.
— Выходи, — попросила ее. В ответ снова тишина.
Попробовала обернуться… и не смогла. Волчья суть исчезала, растворялась. Не как в прошлый раз, когда резко исчезла, спряталась, оставив меня наедине с проблемами. Иначе. Я чувствовала, как она угасает, умирает.
В тот день долго сидела на снегу, обхватив себя руками, прикрыв глаза, обратившись взором внутрь себя.
Она смотрела в ответ. Грустно, обреченно. Она сдалась, слабея с каждым мигом. Ее образ становился все более расплывчатым, пока, наконец, совсем не исчез.
Домой я вернулась уже одна. Без нее. Волчица ушла, в этот раз насовсем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Помню, как пришла, села за стол и долго сидела, прислушиваясь к себе, к своим ощущениям. Второй раз я осталась одна, только ощущения были иные.
Как ни странно я успокаивалась. Теперь у меня остались мои собственные проблемы, половина груза с плеч упала. Больше не было иррациональной тоски по мужчине, к которому равнодушна, ее было жгучей, слепой ненависти к Руслану. Меня перестали раздирать противоречия, и как ни стыдно это признавать, но я… я стала счастливее, оставшись наедине с собой.