Воронье сердце. Отбор по принуждению (СИ) - Бородина Мария
— А если… один мой удар? — усмехнулась в ответ. Жар вина бежал по венам, рождая безумие.
— Я надеюсь, что до драки не дойдет, — Рэнимор резко отстранился, и по коже пробежала враждебная волна холода. — Так мне уйти?
Я закусила губу. Привкус дурманящего напитка застыл на языке: — Нет.
— Подумай еще.
— Я сказала, останься.
Мои слова прозвучали, как откровение. Пронзительно, отчаянно, звеняще… Протянула руки. Положила Рэму на плечи и прижала его к себе. Он дрожал. Как листья яблонь за окном под порывами теплого ветра. Как и я сама.
Страх накрыл с головой, когда ладони Рэма легли на мои колени и побрели выше, задирая рубашку. Дрожь, будто сорняк, проросла меня насквозь, пустила щупальца во все клеточки тела, и Рэнимор чувствовал это. Медленно и осторожно развел мои колени, обезоруживая. И когда поцелуи согрели внутреннюю сторону бедра, неуклонно поднимаясь к самому эпицентру жара, я снова зажмурилась.
Рэм ослабил пояс моего халата и неожиданно поднял сорочку выше, перескакивая дразнящими поцелуями на живот. Инстинктивно дернувшись, попыталась опустить открахмаленную ткань, и тут же засмеялась над тем, как нелепо выглядят со стороны мои попытки защититься.
— Что-то не так, Лира? — Рэм поднял голову.
— Щекотно, — призналась я, улыбнувшись.
— Неужели ты никогда не…
Сразу сообразив, о чем речь, я честно мотнула головой. Несмотря на буйный темперамент, я никогда не знала всепоглощающих желаний, дурманящих рассудок и требующих разрядки во что бы то ни стало. Парни побаивались девушку, что с первой попытки способна подбить из лука движущуюся цель, и отказывались со мной гулять. Да и близких подруг, с которыми я могла бы обсудить откровенные темы, у меня никогда не было. В конце концов, кругом столько интересных занятий! Стрелять из лука на спор, готовить реквизит и плакаты для митингов, подпевать любимым ансамблям на концертах, дрессировать Эстер… да даже книги читать куда интереснее и полезнее, чем ублажать себя прикосновениями.
Рэм не стал смущать меня разговорами: лишь медленно раскинул полы халата, расстегнул пуговицы на рубашке и накрыл ладонями грудь. Безумие, дрожащее в воздухе, обрело вкус и объем. И цвет… густой темноты перед моими глазами. Оно навалилось на нас плотным одеялом, выжимая стоны и заставляя дышать чаще. Оно пахло греховными мыслями, вином и шиповником.
По коже бежали молнии, замирая внизу живота. Я вся превратилась в молнию, оголенный нерв. Прикосновение пробежало по бедру — разряд. Еще одно, чуть выше — почти взрыв. Еще — и крик сорвался с губ. В крошку потолок, в крошку небо, и душу — в крошку!
Не в силах противостоять соблазну, я откинулась на перину, и прохладное белье защекотало кожу. Мысли в голове потеряли четкость, будто отдаленные голоса. И все вмиг потеряло значение: сомнения, глупая ревность, едкие слова шута.
Просто чувствуй меня…
Я загоралась. Тлела от поцелуев. Задыхалась от прикосновений и отдавалась всецело. Отдавала свою беззащитность, свою пробудившуюся чувственность… Ту себя, что никогда не знала раньше. И нет: я не прогнала Рэма. И не закричала, когда тело наполнила пульсирующая боль: лишь закусила губу.
Мы поднимались выше. С каждым движением, с каждым поцелуем. Держались друг за друга переплетенными пальцами и летели в распахнутое ночное небо. Как листья, оторванные ветром от яблоневых ветвей. Как лепестки шиповника…
Пожалуй, все истории о первой ночи в книгах и экранных постановках слишком страшные. О боли почти не думалось. Я просто чувствовала. Теплоту, не имеющую названия, что распускалась в сердце пряным цветком, нарастающее томление внизу живота, сладость поцелуев и приятную боль в груди. Разряды, летящие по коже, и колкие мурашки. Сладостное удушье и головокружение, уносящее в запределье. И ощущала себя в эти мгновения самой роскошной и желанной.
— Лира, я… — крепкие пальцы сжали грудь.
Острая молния пронеслась по позвоночнику, давая ответвления и наполняя пульсирующим теплом каждую клеточку. Свет перед глазами вспыхнул золотистыми искрами и тут же подернулся занавесью мрака. Выгнувшись, я скомкала простыни пальцами. Душе стало тесно в теле, и она выплеснулась наружу криком. Душе стало тесно в комнате, и она улетела под самый Аэрийский купол и заполнила его собой… Я словно умерла на мгновение, и не было ничего слаще и приятнее этой маленькой смерти…
… - Много у тебя было женщин? — невпопад спросила я, когда Рэнимор укутал меня одеялом.
Он отвел глаза и заулыбался: — Одна.
— Шанти? — я провела ладонью по его щеке, собирая капельки пота.
— Ты, — проговорил Рэм, переплетая наши пальцы.
Глава 58
— А кто научил тебя, — я поперхнулась словами и сильнее стиснула его ладонь, — всему…
— Ох, Лира, — засмеялся Рэнимор. — Думаешь, мне позволили бы ударить в грязь лицом перед будущей королевой? У каждого навыка есть своя теория.
— И кто тебе ее преподавал? — я нахмурила брови. — Куртизанки?
— Ревни-и-ивица, — протянул Рэм, склоняясь ко мне и заставляя откинуться на подушку. Горячее дыхание толкнулось в губы. — Ревнивица моя милая… Некоторые вещи тебе лучше не знать.
Кончик языка скользнул по губам и разомкнул их, проникая в рот. Я приняла его поцелуй нежно и осторожно. Страсть совсем не оставила нам сил, выбросив на сухой берег. Оставалось ждать солнца.
— И все равно тебе придется терпеть в своей постели Лусьену Трагго, — проговорила я, нехотя отрываясь от его губ. Веселье куда-то ушло, оставив легкую горечь. — Или кого-нибудь еще, более талантливого и умного, нежели я.
— Нет, Лира, — Рэнимор улыбнулся и погладил мою щеку. — Я постараюсь обойти трон.
— Не получится, — я придвинулась ближе и откинула голову на его плечо. — Ты — единственный наследник королевской четы.
— А вдруг не единственный? — отрезал Рэм так холодно, что я вздрогнула.
Я догадывалась, что он имеет в виду: гадкие слухи о похождениях короля помутили и его рассудок. Но все же упорно гнала от себя самую страшную мысль: о неверности матери. О словах шута. И о разрезе моих глаз. Только на этот раз попытки оказались тщетными: ненужная дума то и дело выплывала из озера памяти брюхом вверх, как дохлая рыбина. Она свербила под ложечкой неприятной тошнотой и нагоняла панику.
— Что ты имеешь в виду? — пробормотала на всякий случай.
— Сколько участниц на отборе, если считать выбывших? — Рэнимор испытующе посмотрел на меня.
— Двадцать одна, — проронила я. — Вместе с этой, новенькой. Которая рыжая.
— Ты тоже это заметила. Нарушено Правило двадцати, — Рэнимор кивнул. — Все, о чем говорило Великое Писание Цветов неожиданно оказалось ересью. Единственный раз за долгие тысячелетия. И знаешь отчего?
— Очевидно, что одна из девушек — самозванка, — подхватила я. — Но, скорее всего, она отсеялась уже. Все хотят твоей руки, Рэм. Тебя это удивляет?
— Правильные мысли, Лира, — рука Рэнимора скользнула по плечу и вплела пальцы в мои волосы. — А кто она, эта самозванка? Как думаешь?
— Ну, не знаю. Это у Филлагории надо спрашивать.
— Я не об этом, — оборвал Рэнимор. — Предположим, что мое сердце самозванке ни к чему. Какие у нее еще могут быть мотивы?
— Я бы подумала о засланке из оппозиции, — подмигнула, — но точно могу сказать, что кроме меня из «Воронов» тут никого нет. А я стигму получила случайно.
— Нет, Лира, — Рэнимор мотнул головой, и его кудри защекотали мой лоб. — Все гораздо сложнее. Я действительно не единственный наследник короля Рихара. Самозванка — моя сестра. И она пришла сюда, чтобы занять трон.
Острая боль пролетела под ребрами, и дыхание на миг остановилось. Тошнота стала ощутимой и подкатила к горлу кислой оскоминой. Закашлявшись, я села на кровати. И он туда же? Неспроста, ой, неспроста… Кажется, все куда сложнее, чем казалось.
— Что-то не так? — теплые пальцы скользнули по плечу и, спустившись, прочертили линию вдоль позвоночника.
— На кого ты думаешь? — сипло проговорила я, не оборачиваясь.
