Анна Гаврилова - Благословите короля, или Характер скверный, не женат!
То есть я прекрасно видела, как Ринарион разворачивает мое убогое оригами и, встряхнув помятый листок, начинает читать текст. Однако сути этих действий не осознавала. Лишь в миг, когда брови величества резко приподнялись, а лицо заметно вытянулось, я выплыла из своей задумчивости и громко взвизгнула:
— Не смей!
За воплем последовал резкий выпад и попытка листок отобрать, но коронованная зараза увернулась и даже руку с письмом в сторону отвела. А когда подняла на меня свои наглющие голубые глаза…
В общем, про то, что «чуть-чуть влюбилась», он точно прочитал. Ну а я…
Блин! Я же написала фразу совершенно спонтанно! Я же не собиралась! Я…
— Как ты посмел?! — взвизгнула на все королевство.
Жесть, ад и трэш, но губы Ринариона дрогнули в улыбке. А следом прозвучало:
— Извини, я не нарочно. Всегда читаю то, на что ставлю оттиск королевской печати. Это рефлекс.
В словах определенно был смысл, но легче от этого не стало.
— Ты не имел права! Ты…
Я осеклась и чуть не взвыла опять. Боже, какая же я дура! Ну зачем?! Зачем отреагировала столь бурно? Я же могла просто взять и сказать, что это всего лишь отмазка для сестры. Ведь Юлька ужасно волнуется, а мы, девочки, так на любовь падки.
Впрочем…
Я все-таки нашла в себе силы глубоко вздохнуть и, приняв максимально спокойный вид, озвучить:
— Это совсем не то, о чем ты подумал.
— Да?
Ринар по-прежнему держал листок на вытянутой руке подальше от меня и по-прежнему улыбался. Последнее бесило не меньше первого, но я эмоциям не поддалась! Вздохнула еще глубже и добавила:
— Это отмазка для сестры. Для Юльчика.
— Отма… что? — слегка нахмурившись, переспросило величество.
Я честно хотела объяснить, но вновь осеклась и… нет, не сказала. Просто поняла: Ринар все равно не поверит, а я и без оправданий полной дурой выгляжу.
В итоге, сделав еще один глубокий вдох, указала на письмо и спросила:
— Дочитал?
И после того как монарх кивнул, рыкнула:
— Тогда запечатывай!
Да, я пребывала в прежнем бешенстве, а правитель Накаса, наоборот, улыбался. Эта улыбка будила давно угасшее желание — протянуть руки и задушить!
Вот только задушить я не могла, вместо этого пришлось стоять и смотреть, как его величество складывает мой листок в подобие конверта, потом извлекает из ящика стола кусок воска и зажигалку. Как запечатывает послание и ставит этот проклятый оттиск.
Одно хорошо — едва с формальностями было покончено, письмо мне вернули. И сообщили, кивнув на разложенные на столе бумаги:
— Сейчас, буквально несколько минут, и я закончу. А потом сходим в храм.
— Хорошо, — стараясь, чтобы голос не звенел от ярости, ответила я.
Тут же развернулась и, сопровождаемая недоуменными взглядами королевских помощников, проследовала к обеденному столу, чтобы порвать на мелкие кусочки черновик, закрыть чернильницу и едва не сломать ни в чем не повинное перо.
В храм шли молча и, к моей великой радости, не в обнимку. То есть когда выходили из кабинета, Ринарион порывался положить руку на талию, но я увернулась, а второй попытки никто не предпринял.
Но это так, ерунда. Настроение монарха, вот что злило! Ведь он прекрасно понимал, в каком я состоянии, однако стереть улыбку со своего лица даже не пытался.
Более того — он шел и тихо посмеивался! Выглядел до того довольным, что желание придушить расцвело самым буйным цветом. Жаль только, силы были неравны. Да и вообще попытка придушить — это лишнее подтверждение, а мне подобного точно не надо.
Когда миновали примерно половину расстояния, я чуть-чуть успокоилась и пришла к выводу, что паника и злость не помогут. Лучшая тактика — просто сделать вид, будто ничего не произошло.
А потом вспомнился диван, на котором меня изначально спать уложили. И то, как его величество уселся на разложенное на кресле платье. Вопиющий поход к любовнице, ревизия кривизны моих ног и вообще все!
И вот к этому мужлану я что-то там чуть-чуть испытываю? Ну, знаете… нет. Нет, это было минутное помешательство! Сумасшествие на фоне стресса!
Одно плохо — сделанный вывод не успокоил. Пришлось отринуть все мысли и сосредоточиться на дыхании. Зато к моменту, когда оказались на пороге храма, а его величество дернул за памятный шнурок, мое эмоциональное состояние приблизилось к норме. По крайней мере со стороны я точно выглядела спокойной.
Дальше была новая встреча с матушкой Фивией, прогулка к бронзовой статуе и молчаливая молитва. Я искренне поблагодарила Богиню за помощь, попросила передать еще одно письмо, а когда брошенное в чашу послание исчезло, выдохнула и попросила вот о чем:
— Дорогая Богиня, я знаю, ты все можешь… Умоляю, пожалуйста, сделай так, чтобы радиус связывающей нас с Ринаром телепортации увеличился. Просто жить на столь коротком поводке совершенно невозможно. Это даже не выматывает, а убивает!
Сказала и замолкла. И покорно опустила голову в искренней надежде, что Богиня не только услышит, но и поймет. Спустя несколько секунд меня посетило четкое ощущение того, что просьба действительно «дошла». А следом появилось уже знакомое иррациональное желание погладить божественный живот.
Только на этот раз я все-таки сдержалась. Вдобавок невольно вспомнила первую близость с Ринарионом и страдальчески закусила губу. Однако попросить о том, чтобы последствий у той близости не было, почему-то не смогла. А потому просто поклонилась и направилась прочь к замершим в отдалении королю и служительнице.
Ну а едва мы из храма вышли, едва сошли с мраморного крыльца…
— Ринар, подожди, — окликнула деловито. Остановилась, а когда монарх тоже встал, кивнула в сторону дворца и добавила: — А теперь иди. И шаги, если не сложно, посчитай.
Правитель Накаса глянул недоуменно и даже нахмурился, но просьбу все-таки выполнил — пошел. Я же скрестила пальчики на удачу и тоже принялась считать. Один, два, три…
Увы, но на пятнадцатом шаге чудеса закончились. Меня привычно окутала неведомая сила, а вот дальше…
Нет, это было не как всегда. Телепортация не только перенесла — она еще развернула и прямо-таки швырнула на Ринариона. Благо тот не растерялся. Благо успел среагировать — поймать, заключив в кольцо рук и крепко прижав к себе.
Ответом на королевские объятия стала бешеная волна возбуждения и хриплый стон. Чего в этом стоне было больше — желания или разочарования, не знаю. Вот только нахал коронованный воспринял все по-своему — воспользовавшись моей растерянностью, наклонился к губам и спросил с прежней, ужасно раздражающей улыбкой:
