Сердце сокола - Галина Васильевна Герасимова
– Догадалась? Я же говорю, неглупая. – Она уселась на лавку и громко крикнула: – Тришка, а ну-ка закрой дверь! У нас перерыв!
Из подсобки выскочила рыжеволосая конопатая девчонка, подбежала к дверям и закрыла их на щеколду.
– А это…
– Нет, это не моя внучка. Так, приёмыш. Подобрала её однажды, с тех пор прижилась. Помогает мне по мелочи. Глядишь, и вырастет достойная замена.
Тришка, слушая старуху вполуха, бойко расставила на узком деревянном столике в углу самовар и две чашки. Вытащила сушки и выложила на блюдце два маленьких кусочка сахара. Затем так же быстро умчалась обратно в подсобку.
– Ты присаживайся, в ногах правды нет, – позвала меня за стол травница и налила горячего ароматного чаю.
Запах шёл одуряющий. Никогда такого вкусного не пробовала. И сушки были сладкие, с маком.
– Ну давай, рассказывай, что тебя тревожит, – потребовала травница, когда мы допили чай.
Я и рассказала.
– Яблонька твоя чахнет, говоришь? И соседский пёс недавно пропал? Слышала я об одном обряде, который может духа-помощника погубить, даже такого сильного.
Старуха в задумчивости крутила в руках чашку с остатками чайных листьев на дне. Признаться, я думала, что она хочет погадать на чаинках, но на моё предположение она закашлялась и рассмеялась. Пусть и была травницей, но колдовством почти не владела.
– Надо проверить, не зарыта ли под корнями собачья кость, – посоветовала старуха и, порывшись у себя по полкам, дала мне мешочек с набором трав. – Если найдёшь, руками кость не бери, перчатки надень. А место то травами присыпь, они злое колдовство разрушат.
Я с благодарностью приняла совет и травы. Плату за травы старуха взяла, но лишнюю «случайную» монетку вернула.
– Захочешь отплатить за совет – заходи в лавку, поможешь с растениями. Тебя травы хорошо слушаются, а я ведь их не только собираю, но и выращиваю. А что со вторым вопросом? Вижу, не одна у тебя печаль.
– Не печаль, напротив, – смутилась я и, краснея всё больше, рассказала о своих мыслях о будущем ребёнке.
Старуха усмехнулась.
– Сразу видно, что тебя Вран учит. Он, паршивец, любит болтать о чём не надо, а вот по делу – умолчит. Сила колдовская – она как ребёнок. Её выносить надо. Вот и женское твоё начало на время закрылось, покуда сила растёт. Не бойся, не ждёшь ты малыша. Можете пока с мужем беззаботно любиться!
Я снова покраснела от её слов, хотя, казалось бы, куда уж сильнее? Облегчение смешалось с огорчением. Всё-таки я мечтала о детях, а вышло, что это не жизнь народилась, а сила моя откликнулась на ласку мужа.
– А… сколько обычно она растёт?
– У всех по-разному. – Старуха качнула головой. – Кому-то и месяца хватает, а другие годы тратят, чтобы взрастить. Но ты ещё молодая, так что не волнуйся, успеешь с детками понянчиться.
Я кивнула. И впрямь, когда мне с малышом колдовством заниматься? Я сейчас и за Алёшей-то едва успеваю следить, а там и вовсе не до обучения будет.
– Ну, ступай. Беспокойно нынче в городе, лучше не бродить затемно, – поторопила травница.
И правда, солнце за окошком уже садилось.
Вышла я из лавки – и не увидела, как старуха опрокинула чаинки на блюдце и, посмотрев на получившийся узор, тяжко вздохнула.
* * *
Лель стояла понурая, склонив ветки едва ли не до земли. Листья пожухли, а наливные яблоки сморщились и попадали на землю. Я позвала яблоньку, но в ответ раздался лишь тихий стон. Обняла, но она не шелохнулась. Отчаявшись достучаться до неё, я присела на корточки, ощупала землю вокруг. Если кость зарыли, то должны были остаться следы. Хоть что-то – ведь творить злодеяние надо было быстро, чтобы ни мы, ни Лель не заметили!
По другую сторону от яблони, ближе к соседскому забору, была примята трава и взрыхлена земля! Не мешкая, я схватила лопату, раскопала подозрительное место и увидела в чернозёме розовато-белую кость. Была ли это кость дружелюбного Толстяка или кого другого, я не знала, но последовала совету травницы и осторожно вытащила останки, а после посыпала осквернённую землю из мешочка. Кости сожгла, пожелав тому, кому они принадлежали, покоиться с миром.
За этим занятием меня и застал муж и обнял за плечи. Колдовской ветерок помог пеплу развеяться, а я всхлипнула, осознавая, что кто-то убил живое существо, чтобы погубить Лель. Но зачем? И кто это мог быть? Вряд ли Михей – он понятия не имел, что я – колдунья.
– Лада… Ладушка… – тихо прошелестела яблоня, и я повернулась к ней. Лицо Лель проявилось на стволе: блеклое, полупрозрачное.
– Как ты? – Я обняла дерево, отдавая часть силы, но ветки оттолкнули меня прочь.
– Торопись, Ладушка… Беги! Я не успела… Не остановила! Не смогла! – Её листья шелестели, и в этом шёпоте сквозило такое отчаяние, что я испугалась.
– О чём ты говоришь?
И тут по коре покатился сок. Как настоящие слёзы.
– Он забрал их! Михей забрал Алёну и Алёшу, – ответил вместо яблоньки Вран, чуть ли не вывалившись из дома. Избитый до полусмерти, шептун едва держался на ногах.
Я бросилась к мастеру, а Финист, побледнев, вскинул руки. Его ветер забушевал вокруг, выискивая, куда отправился Михей.
Никогда ещё мне не было так страшно, даже когда русалка тащила меня на дно. Даже когда мы вытаскивали с того света Марфу или спасали Милу. Куда идти, что делать? Беспомощность сковывала похлеще цепей. Всё, что мне оставалось, в беспокойстве метаться от пострадавшего Врана к мужу. Ветер Финиста пронёсся по всему городу, но Михей будто сквозь землю провалился! А вместе с ним и наши родные.
– Есть одно место, где они могут быть, – пробормотал Финист, закончив колдовать.
Тут в калитку постучали, и такой знакомый обыденный звук заставил меня подскочить на месте. Я бросилась открывать. На пороге стоял Святослав Вранович, хмурый, с разбитой скулой и в помятом мундире.
– Что случилось? – с порога спросил он.
– Алёшу похитили. Вместе с Алёной, – ответил Финист. – Как ты догадался?
– Почувствовал чужую силу и рванул к вам. Точнее, хотел рвануть, но на выходе меня поджидали два головореза. Парни ими занялись, думаю, к вечеру будем знать, кто их нанял.
– Вечером будет поздно.
У Святослава заходили желваки, затем он отвёл глаза.
– Ты же знаешь, это нарушение полномочий.
Финист рванул к нему и схватил за грудки.
– Мне плевать! Там мой сын! И колдовство его не находит. В городе есть только одно место, куда не проникает мой ветер.
– Если ты ошибся, нам обоим несдобровать.
Я
