Небесное чудовище - Яся Белая

– Поскольку Хушэнь не мог сопротивляться, я провел над ним Обряд Связывания, – со вздохом продолжает он. – А так как Маогуй буквально висел на нем, не желая отпускать ни на минуту, то Привязкой задело и его. К счастью, капельки твоей крови хватило, чтобы завершить ритуал. А когда эти двое пришли в себя, я пригрозил им силой Владыки, чтобы они не смели рассказывать тебе. К счастью, они не знали, что на Привязку мне пришлось потратить целых шестьдесят тысяч лет совершенствования, и я в тот момент был не сильнее новорожденного котенка.

– Десять тысяч на заколку, шестьдесят – на Привязку. Тебе всего восемьдесят пять тысяч лет, идиот!

Хватаюсь за голову: да что не так с моими стражами?! Почему они совсем не думают о себе? Зато теперь понятно, почему тогда Гаошан еле-еле смог потушить мой огонь, почему так сильно пострадал. А потом еще и силы, которых у него и так почти не было, ему ограничили…

Ненормальный! Убью! Точно убью!

Но сначала надо расставить все черточки в этом вопросе. Раз и навсегда. Чтобы больше не возвращаться.

– То есть когда я полетела в Котел Перерождений…

– …Хушэня утащило за тобой. И Маогуя тоже. Но поскольку ты уже перестала быть могучей богиней, то их суть перекорежило: Хушэня заключило в камень – тигриный глаз, а Маогуй стал вредным вечно голодным котом. И, кстати, зол он на Тигриного Бога, считая его источником своих бед.

Теперь все становится на свои места. Значит, Хушэнь не так уж и плох и не хотел бросать своих жен и тигрят. Просто не мог сопротивляться силе привязки.

– Почему, Гаошан, почему?! – восклицаю я. – Зачем было так бездумно тратить драгоценное совершенствование?

– А ты разве еще не поняла? – Он по-прежнему стоит передо мной на коленях, преданно заглядывая в лицо. – Мы с Лэйшэном твои стражи не просто так. В нас буквально вплетена потребность защищать и спасать тебя. Иррационально. Перечеркивая себя. Нас создали такими. Именно для этого. Мы ведь, по сути, тоже твои духи-прислужники…

Едва не подпрыгиваю на месте от такого открытия. Еще недавно я переживала, что мне предстоит выйти замуж за мальчишку, а теперь, оказывается, и вовсе за прислужника!

Ой, кажется, я сболтнула вслух! То-то глаза у Бай Гаошана становятся такими круглыми и лезут на лоб.

– Ты выходишь замуж? За Хушэня?!

А-а-а-а-а!

Кажется, я убью его раньше, чем планировала!

Выставляю руку вперед и мотаю головой, выпаливая:

– Стой где стоишь и не вздумай идти за мной! Тебе нужно хорошенько подумать, очень хорошо! Перед тем, как что-то сказать или тем более сделать. Я сейчас уйду. А когда вернусь, наш разговор будет другим.

Прыгаю на парапет и взлетаю.

– Огонек! – несется мне вслед. Гаошан наконец вскакивает и тянет ко мне руку. – Я понял! Я все-таки понял!..

Только мне уже не до него. Хочу спрятаться и просто помедитировать. В одиночестве!

Я устала от тех, кто пытается сделать как лучше, а получается…

Эх!

Эпизод 29

Вот сама у нее и спроси

Мое имение было разрушено. Прекрасный дворец, в котором я знала и любила каждую мелочь, каждую занавеску, каждую вазу и каллиграфию на стенах, превращен в прах. От прежнего величия Дайюй Цзиньхуа только и осталось, что трон в Зале Пяти Стихий. Как насмешка. Как напоминание, что бывает с теми, кто идет против воли Небес.

Да, кстати, а почему я, собственно, пошла? С чего вспыхнула та война? Я напрочь забыла мотив, побудивший меня – беспечную и равнодушную Дайюй, ту, которой никогда не было дела до бед и радостей небесных, – начать восстание. Нужно будет еще раз встретиться с Линь Вэйюанем и позадавать вопросы. Он-то точно разобрал те события по косточкам, ведь они отняли у него сердце. Их любовь с Чжэнь Цянцян была словно из песен и легенд. Всем на зависть.

Несусь над Небесным Царством, смотрю на золоченые крыши, стройные белокаменные стены, роскошные сады, зеркала озер. Внизу, подо мной, кипит жизнь: у кого-то праздники, у кого-то ссоры. Но в этом огромном и таком разнообразном мире нет места для меня. Может, это и справедливо? Зачем Хаосу и Всепожирающему Пламени иметь пристанище? Память вновь подкидывает ту картинку, где мы с Пеплом наблюдаем, как играют наши дети, и в груди начинает щемить. Даже головой приходится помотать: прочь! Не хочу мечтать! Не хочу ранить свою душу несбыточным!

Поскольку остановиться мне негде, а очень хочется побыть в одиночестве и многое обдумать, я сворачиваю к Хижине, Парящей в Пустоте. Где-то там, в закромах дядюшки Жу, еще сохранилось его чудесное вино. Оно сейчас будет весьма кстати.

Хижина встречает меня привычной тишиной – ее единственный обитатель до сих пор не вернулся, что странно. Иду прямиком к тайнику и извлекаю из него три кувшинчика из синей глины. Сажусь к низенькому ротанговому столику, плещу себе в чашу вина. Я – высшее божество, могу обходиться без еды, воды, сна, но зачем, если вино такое вкусное, а вишни и виноград – такие сочные? Зачем отказывать себе? Так что пью чашу за чашей и раздумываю.

Итак, была война. В которой мы, чудовища, проиграли, потому что мои стражи вырастили предателей внутри моего войска, чтобы спасти меня. Сложная многоступенчатая логика ускользает от моего понимания. Ладно, допустим, спасли. Я здесь, и пусть у меня стерли значительную часть воспоминаний о прошлом, жить можно. Жива-здорова, руки-ноги на месте. И…

Кладу ладонь на свой плоский живот. Возможно ли это? Ребенок! Была бы я счастлива, родись он? Был бы счастлив Пепел? О, он – определенно! А я? Не знаю… Слишком привыкла быть одна. Слишком не привыкла заботиться о ком-то.

Все это я имею благодаря моим стражам. Они старались как могли, в очередной раз забыв спросить меня: а надо ли оно мне? Но это уже дело третье.

Мысли становятся вязкими и тягучими, путаются и ускользают. Голова то и дело соскальзывает с руки, которой я ее подпираю, поэтому решаю устроиться поудобнее за столом, опустить голову и позволить сну овладеть мной.

– Ай-я! – последнее, что слышу перед тем, как окончательно соскользнуть в сладостную бездну. – Вот же глупая девчонка!

Это привычное ворчание умиротворяет и усыпляет еще больше. Неожиданно сильные – для стариковского голоса – руки подхватывают меня, переносят на лежанку и накрывают стеганым лоскутным одеялом.

– Спи, Никчемная. А проснешься – уж я тебе задам!