Камилла. Жемчужина темного мага (СИ) - Штерн Оливия

— ты здесь, потому что я так хочу, — получилось несколько рассеянно.

— Странное желание, — выдохнул маг.

— мне плевать на твое мнение.

— Я не понимаю, чем провинился перед вашим высочеством, — пробормотал Аларик.

Казалось, он покорен. но чернильная тьма следила за Эдвином сквозь глаза мага, ожидая удачного момента для нападения.

— ты сунул нос туда, куда не следовало, понятно? — снисходительно ответил Эдвин, — ты стал играть в игры, которые тебе не по зубам. Сидел бы в ковене и не лез не в свое дело.

— А какое дело — не мое? — вдруг спросил Аларик и начал медленно подниматься, — не мое дело — это спасти Камиллу Велье, которую потом вы объявили мертвой, м-м? Почему такая спешка была, ваше высочество?

— не дурак, это точно. но все-таки — дурак. Я собирался убить эту девку, она мне мешала, но… — и с лучезарной улыбкой закончил, — теперь я на ней женюсь. Да, мой драгоценный. После того, как ты побывал меж ее прелестных ножек, я заберу ее себе. надеюсь, она не беременна.

И тут Эдвин внезапно понял, что его удар попал в цель: маг дернулся, и его безмятежное лицо на миг исказилось такой мукой, что, казалось, его живьем режут на куски.

«Ба, да у вас там любовь!» — осознал Эдвин.

И ему стало смешно. И одновременно больно, потому что за одно мгновение он как будто погрузился в ту чистоту чувств, которой окружили себя эти двое. Это раздражало. Сияющий ореол хотелось сорвать и растоптать… Почему? он и сам не знал. но теперь желание сделать больно им обоим стало просто необоримым. И — да. Разумеется, для этого убивать их не нужно.

— Я женюсь на Камилле Велье, — с удовольствием повторил Эдвин, наблюдая за магом, за тем, как он упрямо стискивает челюсти, сжимает кулаки, — она будет королевой. И я буду любить ее каждую ночь. Впрочем, как и она меня. Сегодня она подарила мне весьма изысканное удовольствие, и я не собираюсь от этого отказываться.

— оставь ее в покое, — взгляд мага резал, — она просто несчастная немая девочка.

— так и прекрасно, что немая! — Эдвин вконец развеселился, — нет ничего лучше, чем немая жена. Стонать она умеет, я в этом убедился, а большего и не нужно.

— она скорбит по родителям, которых, возможно, отняли твои люди. И, знаешь, слишком мелочно для будущего короля мстить глупенькой девчонке за пощечину.

«Здесь уже не только пощечина», — подумал Эдвин.

нащупав болезненную для мага точку, он продолжал наслаждаться тем эффектом, которые производили его слова.

Что ещё сильнее унизит влюбленного?

только ложь о том, что объект его любви ему добровольно изменил.

— При чем здесь месть? Камилла ведь влюбилась в меня ещё тогда, да и как можно не влюбиться? так что, женившись, я сделаю ее счастливой.

Аларик ещё раз дернулся.

А потом вдруг его лицо снова обрело выражение полной безмятежности. он посмотрел на Эдвина — и одновременно куда-то сквозь.

— Когда я выберусь отсюда, ваше высочество, вам не поздоровится.

Эдвин едва не расхохотался. Поднялся с табурета и, шагнув к пленнику, произнес:

— ты никогда не выберешься отсюда. ты сгниешь здесь заживо, Аларик Фейр. но ты будешь еще жив, когда я поведу под венец Камиллу Велье. Возможно, ты даже доживешь до того момента, как она родит мне первенца. И обо всем этом я постараюсь тебе рассказать во всех подробностях. Да-да, и о том, как она будет кричать от удовольствия, когда я буду в ней. А если ты надеешься на то, что Светлейший узнает о твоем местонахождении, то ты глубоко заблуждаешься. Да и не нужно это Светлейшему. Если бы этот чурбан хотел что-то сделать, то уже бы сделал.

несколько мгновений он наслаждался беспомощным видом пленника, а затем пошел прочь, думая, что охранники скоро вернутся. И тихим шорохом сыплющегося песка в спину донеслось:

— Самонадеянность никогда не бывает безнаказанной, в отличие от прочего творимого зла.

«Да ты поэт, — Эдвин усмехнулся, — ну ничего, посмотрим, как запоешь через месяц».

Что до Светлейшего…

В самом деле, этот чурбан уже мог что-то сделать — но не сделал.

Светлейший мог спасти умирающего папашу, в этом Эдвин был почти уверен, но не стал лезть в дела, далекие от дел Храма.

Светлейший мог подсобить с герцогом Велье — но опять не стал вмешиваться.

С чего ему начинать разбирательство из-за какого-то исчезнувшего темного мага? тем более, что никакая тьма не грозила более будущему королю.

Эдвин усмехнулся.

«не самонадеянность наказуема, а бездействие. И, клянусь, возмездие докатится до нашего архимага».

он вернулся в спальню с цветами абрикосового дерева так же, как и ушел оттуда. однако, стоило высунуться из потайной двери — в спальне ждал его сюрприз.

неприятный, мягко говоря, сюрприз — поскольку сразу же стало ясно, что кое-кто сует нос не в свое дело.

— Какого верга ты тут делаешь? — спросил он замершую и отчего-то побледневшую Лафию.

он застыла, так и не добежав до двери. Выходит, следила? Шла за ним в эту спальню, кралась на цыпочках, чтоб он не услышал?

Эдвин так и впился взглядом в ее лицо. Как пить дать, следила. Что-то вынюхивала. Иначе бы не побледнела так, что даже под слоем пудры заметно.

но Лафия решила не сдаваться легко.

на полных губах мгновенно расцвела улыбка — как полагал Эдвин, насквозь фальшивая, и женщина, наивно хлопая ресницами, пропела:

— Ах, Эдвин. Я тебя искала. Весь дворец обошла, а сюда напоследок заглянула. И мне показалось, что там… — кивок в угол, — мышь.

В ее голосе слышалась растерянность. И дураку было понятно, что Лафия пробралась в «абрикосовую» спальню до того, как он вновь воспользовался тайным ходом. Потому и бросилась к выходу, что не знала — или наоборот, слишком хорошо понимала, кого оттуда ждать. Что она здесь вынюхивала? тайный ход в подземелье? но зачем ей?

Эдвин и бровью не повел.

— ну надо же… мышь. Кто бы мог подумать?

он улыбнулся женщине.

— Пойдем, дорогая, в мое крыло. Я не прочь бы и отдохнуть…

— но мышь! — картинно пискнула Лафия, все ещё изображая наивную дурочку.

Зря она это делала, ой зря. Эдвин терпеть не мог, когда прочие принимали его за дурачка. А ещё он искренне считал, что женщина не должна совать нос туда, куда не следует.

он распахнул перед Лафией двери в собственную спальню, улыбаясь, пропуская ее вперед. Поймал ее взгляд — и на миг показалось, что Лафия нервничает и боится. отблеск паники в карих глазах… но она продолжала сладко улыбаться и щебетала, не умолкая, несла какую-то раздражающую чушь. Эдвин старательно закрыл двери, остановился, прислонившись к ним спиной и рассматривая свою любовницу — отличную, ненасытную, но, к сожалению, слишком любопытную и охочую до власти.

Лафия же, понимая, что он рассматривает ее, прошлась по мягкому ковру, потом развернулась — картинно, изогнувшись так, чтобы каждый изгиб ее роскошного тела стал заметен: пышная грудь, тонкая талия, округлые бедра. Похоже, она специально носила такие платья, без кринолина, чтобы ткань мягко обтекала тело, распаляя фантазию.

она была хороша, очень хороша — Эдвин никогда этого и не отрицал.

но зашла слишком далеко. Еще не было такого, чтобы какая-то баба за ним следила. А может быть, она давно следит, а он, занятый своими мыслями, только теперь заметил?

И, глядя на Лафию, всю искрящуюся золотом в ярком свете дня, Эдвин спросил:

— Зачем тебе все это?

Женщина замерла на миг, затем заулыбалась — но этого мгновения уже хватило, чтобы убедиться: все она прекрасно понимает. но продолжает изображать наивную дуру.

Зря.

— Что — это? — с придыханием спросила она.

— Хорошо, я спрошу по-иному. Зачем ты за мной следила?

Лафия остановилась перед ним и как будто надула губы.

— Я же сказала, Эдвин. Я тебя искала, и это правда. ну, а то, что мышь…

— Потайной ход, — устало поправил он, — хватит, Лафия. Этот твой детский лепет уже надоел. Чего ты хочешь? Давай начистоту.