Никаких ведьм на моем отборе! - Наталья Витальевна Мазуркевич
Пользуясь тем, что Жан-Батист отвлек на себя все внимание девушки, я сменила кочергу на вазу и…
«Прости, Вив», — вот и все, что я успела подумать прежде, чем ваза рухнула ей на голову. Девушка качнулась, теряя сознание, и я с трудом ее удержала — веса в ней оказалось больше, чем во мне.
— Ррр, — недовольно выдал Жан-Батист, разжимая острые зубки и отступая. Поморщился, фыркнул пару раз, демонстрируя все, что он думает о чистоте людских конечностей, и… принес мне оброненную кочергу.
— Спасибо, — тихо шепнула я, свела вместе руки поверженной Вив и попросила: — Принеси второй шнур.
Пес фыркнул и… принес. Теперь шторы выглядели симметрично.
Второй раз я справилась быстрее. Хотя морально было куда сложнее, чем с горничной. Вив я знала, помнила, как она смеялась, как мечтала о принце, как сокрушалась о предстоящем браке. И в глубине души я надеялась, что действительно где-то испачкалась и запах, который не давал ей вдохнуть свободно, шел вовсе не от смоченной в зелье ваты.
Приходя в себя, на ковре завозилась горничная, и мне пришлось оставить Вив. Правда, я все равно, прежде чем уйти, влила ей в рот один глоток зелья. Больше побоялась — мало ли захлебнется, да и господин Виктор убеждал, что должно хватить…
— Следи за ней, — наказала Жану-Батисту, кивнув на бывшую — едва ли она простит мне удар вазой по темечку — подружку.
Пришедшая в себя ведьма дернулась, но, поняв, что руки ее связаны, притихла. А я… я не собиралась обходить ее, чтобы та могла видеть меня, а я ее руки — нет. Потому осталась у нее за спиной. Правда, прежде пришлось избавить поверженную соперницу от кляпа. С ним она не смогла бы отвечать на мои вопросы.
— Что ты должна была найти? — хриплым от волнения голосом спросила я. Девушка дернулась, но промолчала. Видимо, она не хуже меня знала, что любое слово можно использовать против его хозяина, а вот тишина шла обычно лишь на пользу.
— Ладно, расскажешь менталисту. Хотя я бы предпочла разговаривать с королевским дознавателем, а не с графом Анделом, — разоткровенничалась я. И кажется — зря. Собственным советам про тишину нужно следовать, а не только декларировать, потому что шум голоса может заглушить не только здравые мысли в голове, но и чужие шаги.
— И чем же вам так не симпатичен мой коллега, Эвильен? — осведомился новый гость. Покои королевской тетушки определенно в этот день стали самым популярным местом встреч. Знать бы еще: с чего им выпала подобная честь?
— Он не вы, — пожала я плечами, понимая, кто стоит за спиной, и почувствовала, как начинает жечь кожу. Мне даже не надо было смотреть, чтобы абсолютно точно сказать, кинжал из какого металла замер у моего горла. Индариум. Тот, что так тяжело достать простому смертному, и чего вдоволь в закромах инквизиции.
— Счел бы это комплиментом, если бы вы хоть раз зашли ко мне пообщаться. — Я слышала насмешку в его голосе, но от того, чтобы обернуться, меня надежно удерживал острый аргумент в руках… демона? Ведь если прав господин Виктор и его величество, то выходило, что граф Лакрей имеет мало общего с людьми.
— Если бы я знала, что глава инквизиции не принадлежит к одной, кхм, расе со своими предшественниками… — продолжить я не успела. Доминик рассмеялся, будто мои слова были хорошей шуткой, а после заметил:
— С чего вы взяли, Эвильен, что мои предшественники отличались в чем-то от меня? — вкрадчивым шепотом уточнил инквизитор и заметил: — Если хочешь спрятать что-то — лучший способ положить это на самое видное место, и люди сами придумают, почему это невозможно. Главное им не мешать.
— И вы не мешали, — проговорила я. Краем глаза увидела кожаную перчатку на руке, что сжимала кинжал. Хотя… влияет ли индариум на силу демона, лично я не знала.
— Арли, довольно валяться, — не удостоив меня ответом, окликнул инквизитор горничную. Девушка вздрогнула, рванулась, но узлы мне определенно удались. Впрочем, глядя на то, как осыпаются прахом и мои усилия, и шнурок, я поняла, что едва ли покину комнату в здравом уме или… вовсе ее покину.
— Зачем же так пессимистично? — усмехнулся любитель чужих мыслей. — Вы еще можете мне пригодиться. А отличие от нее.
Я не видела, на кого он смотрит, но даже это не помешало мне понять. Вивьен. Случайная жертва, которой не повезло оказаться не в том месте не в то время. Вот только…
— Кому пришлось умереть, чтобы ваши тва… крииды вырвались?
— Кому же, а, Арли? — переадресовал демон вопрос. Голос его был столь холодным, что я бы на месте горничной бежала без оглядки, едва он отвернется. — Увы, она более не может покинуть этот город. А спрятаться от инквизиции ни одной ведьме не под силу. Даже странно, что о вас мне не доложили. Впрочем, рано или поздно каждая из вас оказывается в стенах ведомства и готова на все лишь бы их покинуть. Или — никогда в них не оказываться.
Я буквально чувствовала его снисходительный взгляд. И, вкупе с тем, что успела услышать раньше…
— Поэтому ведьмы в Билене пропадали? Из-за вас?
— Расходный материал. Природниц способных на большее, чем вырастить цветок не так много, а уж на изменение живых…
— Но это запрещено! Вмешиваться в природу разумных существ нельзя! — выпалила и поняла, кому и что сказала. Запрещено. Для демона, пошедшего, похоже, против своих же. Иначе как объяснить, почему господин Виктор его так не любит?
— Кем? — весомо уточнил демон, а я… промолчала.
Что я могла ему ответить? Что пересказываю слова своей наставницы, свой болезненный опыт? Едва ли мнение природной ведьмы для него значило хоть сколько-нибудь много. Что подобное вмешательство противоестественно? Демон определенно знал об этом лучше меня: криид и вовсе не должно было существовать в природе, а они плоть от крови его. И я могла сотню раз повторять ему, что одно дело — помочь растению прорасти или быть крепче своих собратьев, и совсем другое — изменять разумных. Хотя именно нашему воздействию живое подчинялось охотнее, словно не ожидало предательства.
И я вспомнила бабочку, вылупившуюся до срока и не способную от рождения поглощать пищу. Я нашла ее утром. Погода внезапно переменилась, и вместо теплой весны на нас обрушилась зима. Снег укрыл набухшие почки, мороз выстудил сарай, а я чуть не наступила на торопыгу, решившую опередить своих братьев и вылупиться, едва миновало десяток теплых солнечных дней.
Она должна была погибнуть. От холода, от неспособности пить нектар первых цветов, от того, что
