Попасть в сказку и не выйти замуж? Книга 4 - Инга Ветреная

— Особенно на зависть остальным девицам, что с Елисеем за огороды шастали, а под венец его затащить не сподобились, — не выдержав наивного пафоса, еле слышно резюмировала румяная зараза.

Нас всех вдруг пробрала неуместная при допросе Марфы веселость, поэтому, дабы оставить губы на лицах в исходном положении, пришлось применить немалые усилия, отчего у меня даже слезы из глаз брызнули, причем, не только у меня одной.

Марфа, растроганная нашим сочувствием и сопереживанием ее счастью, тоже пустилась в сырость, правда, всерьез и, судя по ее настрою, надолго.

— Я Елисея возле церкви подкараулила. Поссорилась с ним, такого наговорила, самой стыдно. Незаметно для него сбила шапочку с головы, а потом в нее одну иголочку и воткнула. Збара, когда мне иголочки продавала, рассказала, что, если воспользоваться сразу тремя иголками, то Елисей станет весь в моей власти, но полного подчинения своего царевича я не желала, хотела лишь помочь ненаглядному своему истинные чувства ко мне раскрыть, так как жизни своей без него не видела! — чуть прикрыв глаза, тараторила Марфа.

Мы незаметно для нашего трепетного оратора переглянулись и многозначительно посмотрели на посольских. На лице молодого посла читалось недоумение, а вот родители были настроены более категорично, мол, кого ты, сыночек, в дом приволок?

— Я думала, — продолжила белокурая мечтательница, — как только царевич шапку оденет, так сразу все его любовные чувства ко мне и воспылают. А он, окаянный, шапку надел, ТАКИМ взглядом меня одарил, что я потом так плакала, так плакала! И захотелось мне его проучить, чтобы он немного помучился, но потом я его, конечно же простила бы. Поэтому в тот же день я к тетке — маминой сестре в деревню уехала! Мечтала, что царевич Елисей соскучится по мне, прискачет к тете в деревню на белом коне да с целым войском и, измученный страстью и любовью, кинется ко мне в ноги и будет вымаливать у меня прощение. А я расчувствуюсь от его искренних самобичеваний и клятв в вечной ко мне привязанности и любви, пушу одну единственную слезинку, чтобы нос не покраснел. Та подскажет царевичу силу чувств, что я к нему испытываю, и опустится царевич Елисей передо мной на колени, предложит свои руку и сердце мне во владения до окончания времен прямо на глазах моей сестры — противной теткиной дочери! Чтобы видела Весняна, что мои мечтания — не пустые слова, а настоящие чувства! Чтобы противная Весняна аж до самых косточек ногти сгрызла и больше не смела меня дразнить. Ведь царевну дразнить запрещается, за это царь-батюшка и приказать может на конюшне выпороть!

Янина неосмотрительно палилась, украдкой зевая в ладошку, слушая весь этот мечтательный бред, за что и получила удар локтем в бок от родной сестренки.

— Ой! — невпопад ойкнула юная вредина, — И через какой срок к тебе Елисей наш примчался в любви неземной признаваться? — искренне подначивала Янина.

— Он не приехал! — в голос рыдала Марфа. — Я его неделю ждала, две ждала, извелась вся, переживала, не случилась ли чего, может, где с войском своим по дороге заблудился или деревеньки перепутал, а его все не было и не было! Весняна мне все уши прожужжала, что я глупостями занимаюсь, объезжая окрестности теткиного имения, чтобы встретить дорогого гостя! А когда третья неделя к концу подошла, не выдержало мое сердечко, и отправила я домой весточку, что возвращаюсь, и стала собираться в путь-дорогу. А на полпути до стольного града нас Любомир со своими конниками догнал. Я обрадовалась, подумала, что это Елисей обеспокоился моей безопасностью. Сам приехать не смог из-за государственных важных дел, слуг своих верных прислал меня до царского терема сопроводить, чтобы сразу при отце и братьях, а так же царских ближниках и при всем честном народе мне в любви признаться и замуж меня позвать. А во время привала Любомир мне отвара какого-то поднес, я его выпила и заснула. Очнулась уже тут, в имении, — задыхаясь от своей длинной речи и слез, докладывалась боярышня Марфа.

Мы переглянулись с коллегами, судя по их скептическим лицам, они были полностью со мной согласны. Ничего нового, о чем бы мы не знали или не догадывались, опрос потерявшихся особ женского пола нам не дал. Мы так до сих пор и не знаем, кто решил погубить нашего Елисея. Но уныние — это не наш метод, поэтому, бодро развернувшись к посольским, мы начали «второй акт марлезонского балета».

Я широко улыбнулась до характерного хруста в суставах, повернувшись к посольской чете и их исполнительному в шпионских делах отпрыску:

— А ты, Пшемислав Тадеушевич, ничего не хочешь дополнить к рассказам твоих очаровательных гостей?

Ирина подозрительно прищурилась, внимательно рассматривая молодого посла, а Марфа, подтверждая свою …, назовём это «наивностью», даже не вдумавшись в мой вопрос, кинулась на защиту молодца:

— А причем тут Пшемислав? Он по доброте своей душевной приютил нас с Ириной в своем имении, где мы не знали ни нужды, ни обиды. По какому праву вы его в чем-то обвиняете, намекаете на какой-то злой умысел? Он добр, отважен и щедр! — вскочив на ноги и прикрыв своей упитанной тушкой, одетой в ярко-розовое платьице, Марфа, искренне веря в пушистость молодого диверсанта, отстаивала его честь.

— Марфочка, — ласково обратилась я к белокурой заступнице. — Ответь мне на два вопроса. Почему Любомир перенес тебя в имение Пшемислава, а не в любое другое место, например, к себе в дом? И кто завербовал самого Любомира, между прочим, старшего конника — очень уважаемого служивого самого царя-батюшки Ждана Годиновича?

Девица застыла, мыслительная деятельность причудливо отражалась на ее кукольном личике. Она в растерянности повернулась к не на шутку встревоженному послу и, не веря своим выводам, спросила:

— ТЫ??? Не может того быть!!! — тряся головой, прошептала Марфа.

— Марфуточка, не верь им! Я сейчас тебе все объясню! Я был вынужден! — посольская выучка — не опускать руки даже в самых проигрышных ситуациях, дала о себе знать.

Но мы не дали ему и шанса продолжать подрывную деятельность в рядах наших допрашиваемых. Яга и Янина шустро запечатали рты волшебными кляпами всему семейству, чтобы лишний раз не отвлекали.

— А кто, по-твоему, через руки Любомира и Збары передал тебе иголочки для Елисея, проклятые самим Кощеем Бессмертным? — продолжала я задавать неприятные для Пшемислава и его родителей вопросы. — И ты, большая умница, что из-за любви своей чистой и безграничной к царевичу, прикрепила к его шапочке только одну иголочку. Так как прокляты они были не ради вечной любовной привязки