Бунтарка и Хозяин Стужи - Валерия Михайловна Чернованова
Стража провела нас до его покоев и подождала, пока помогу ему приготовиться ко сну. Пожелав Фабиану спокойной ночи и поцеловав его на прощание, я отправилась к себе. Усталость навалилась на плечи тяжелым камнем, а оказавшись в спальне я почувствовала это особенно остро. Я никогда не звала служанку, чтобы помогла раздеться, и сегодня, в праздник, решила ее не тревожить. Наверняка она сейчас с другими слугами веселится, а я не сахарная и сама в состоянии о себе позаботиться.
Я медленно сняла украшения, избавилась от пояса, распустила волосы. Глядя на свое отражение в отблесках огня, думала о танце. Не о том, который исполняла с Бьяртмаром. О другом… И о другом мужчине. О его прикосновениях, о его улыбке. Тихом мягком голосе и…
Голова закружилась. Я схватилась за спинку кресла, возле которого стояла, и сквозь набежавшую на глаза мглу заметила ядовито-зеленый чад, поднимающийся над свечами. Не то показалось, не то… Пламя вдруг тоже позеленело, фитили свечей противно зашипели, комната поплыла перед глазами. Хотела задуть свечи, а может, позвать на помощь, но не смогла сделать ни того, ни другого.
Пальцы соскользнули с узорчатой обивки кресла, а я скользнула, провалилась в черную пропасть.
* * *
Хьяртан-Киллиан Эртхард
— Тебе не танцевать с Ливией надо, а кое-чем другим с ней заниматься…
Последние несколько минут Бьяртмар стоял над душой и требовал, чтобы он, выражаясь словами младшего брата, уделял бунтарке больше внимания. Хьяртан был бы и рад уделять, с удовольствием посвятил бы девушке весь вечер, а может, даже и всю ночь, но придворные (чтоб их ларги побрали!) от него не отставали. То одному припечет прилипнуть с вопросом, то другой приклеится с поздравлениями, а то и несколько сразу начнут атаковать. И так на протяжении всего вечера.
Только и удалось, что станцевать с ней один несчастный танец. Впрочем, на второй его величество вряд ли хватило бы. Силы были на исходе. Хьяртан это понимал, но не мог, не хотел навязывать ей свою близость, хоть мысли о ее губах не давали покоя. И неизвестно, отчего голова кружилась сильнее: от слабости или от желания ее поцеловать.
— Ты меня слышишь? — напомнил о своем присутствии младший брат. — У тебя уже на лице написано: тебе срочно надо к нэри Селланд. Давай я ее найду…
— И что потом? — усмехнулся его величество. — Приведешь сюда, чтобы я при всех ее поцеловал?
— При всех, наверное, лучше не стоит, — задумчиво пробормотал Бьяртмар. — Ее и так половина придворных дам ненавидит. А вторая половина тихо, но от этого не менее ядовито ей завидует. Давай поступим так! Возвращайся к себе, а я приведу ее…
Снежный было устремился в гущу толпы, горя желанием скорее отыскать девушку, но Хьяртан его остановил:
— Не надо. Я не хочу на нее давить и заставлять со мной целоваться тоже не стану.
— А разве она здесь не для этого? — нахмурился Бьяртмар.
Хьяртан ничего не ответил, лишь продолжил скользить взглядом по залу, пытаясь отыскать среди придворных красавиц ту, что пленила его воображение и затуманила разум. Он наблюдал за ней весь вечер, исподволь, осторожно, но когда загремели салюты и придворные вышли на террасы, потерял из виду.
А теперь искал, но, к своей досаде, не мог найти. Что, если ее опять кто-нибудь донимает? Если Дойнарт никак не угомонится… Отыскав взглядом брата, Хьяртан облегченно выдохнул. Дойнарт был в зале, никого не стесняясь флиртовал с новоиспеченной норрой, недавно выскочившей замуж. Муж девицы был здесь же, но старательно делал вид, что не замечает интереса старшего Эртхарда к своей супруге.
Где же Ливия…
— В общем, как знаешь, но я бы на твоем месте разыскал нэри Селланд и позаботился о своем здоровье. — Хлопнув брата по плечу, Бьяртмар отправился на поиски компании для себя. Вот только в отличие от старшего брата, замужние норры его не интересовали, а необремененные узами брака сами искали его внимания.
Хьяртан подозвал слугу и велел выяснить, где сейчас находится нэри Селланд. Его волновало не собственное здоровье, о котором младший брат так настойчиво советовал позаботиться, а девушка. Почему-то в сердце занозой засела тревога. Вроде и нет для волнений повода, но Снежному хотелось как можно скорее ее увидеть. Убедиться, что она все так же весела, что продолжает улыбаться, пусть эти улыбки у нее и вызывал один лишь Фабиан.
— Нэри Селланд с братом покинули праздник, — доложил вернувшийся слуга.
— Одни?
— Их сопровождали стражники. — Дождавшись, когда правитель кивнет, слуга поклонился и отошел в сторону.
Если они были со стражей, значит, все в порядке, — подумал Хьяртан. Значит, он просто себя накручивает. Просто хочет ее видеть — в этом все дело. Для тревоги нет повода, но…
Но шестое чувство заставило Снежного подняться и покинуть праздник. До гостевых покоев он шел, едва не срываясь на бег. И рад был бы броситься к ней бегом, но не давала клятая слабость.
У дверей стояла невозмутимая стража.
— Нэри Селланд у себя?
— Минут пять как вернулась, — отчитался один из воинов. — До этого была у брата…
Дослушивать Хьяртан не стал. Подгоняемый все нарастающей тревогой, вошел в полутемную гостиную и, быстро ее миновав, толкнул двери в спальню. Если что, извинится за свое внезапное вторжение, пообещает, что больше этого не случится, как-то объяснится… А сейчас важно просто ее увидеть, удостовериться, что все с ней в порядке.
Мысль оборвалась, стоило ему увидеть девушку в алом платье, его бунтарку, на полу бездыханную. От зловония, стоявшего в комнате, помутилось сознание. Хьяртан бросился к окнам и прорычал, зовя стражников:
— Лекарей сюда! Немедленно!
Глава 15
Ливия Селланд
Последнее, что я помнила — тяжелый, спертый воздух, сжимающийся на шее удушливым кольцом. Давящий гораздо страшнее ошейника, который я так стремилась снять, а после пришла темнота. Сейчас же я из этой темноты выплывала, покачиваясь на волнах какого-то странного, удивительного умиротворения. Мне не было холодно, напротив — я чувствовала себя так спокойно, так хорошо… Чьи-то сильные пальцы сжимали мои, и это прикосновение будто возвращало меня к жизни. Я уцепилась за него, чтобы открыть глаза, хотя веки казались тяжелыми, а в груди до сих пор стояла тяжесть удушливой горечи.
Комната была погружена в полумрак, но заливающая ее предрассветная синева говорила о том, что ночи еще недолго быть полновластной хозяйкой. Сглотнув сухую тяжесть, я повернула голову и обнаружила, что мою руку в самом деле держат в своей ладони. Наверное,
