Моя милая ужасная невеста (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна
— Добро пожаловать в чудный мир детских болячек, Зак. — Я посмотрела на него с сочувствием. — Ты правда ложись. Надо принять порошки, иначе лихорадка станет хуже.
Связка ключей нашлась на полочке возле двери. Они лежали в деревянной коробке с портальными амулетами из заведений, ради престижа содержащих собственные ворота-кабинки.
— Кстати, а где здесь аптекарская лавка? — уточнила я у Зака.
— Я похож на человека, который знает, где находится аптекарская лавка? — с внезапным высокомерием уточнил он и очень обиженно кашлянул в кулак.
— Ты вообще или именно сейчас?
— Понятия не имею, где она, — буркнул Торстен с таким видом, словно говорил: «Просто дай мне тихо помереть, женщина! А перед смертью хорошенько почесаться».
Видимо, в модном квартале болеть было непринято. Никто ровным счетом не знал, где найти аптеку. Один прохожий даже указал на питейную, дескать, там продают отменный эль, правда, не имеющий никакой лечебной нагрузки. Повезло поймать старушку в экстравагантной шляпке с вороньим пером и крупным цветком-брошью с клыкастой сердцевиной, пришпиленным прямехонько на пальто. Леди-то и послала меня на край света, в смысле, в конец улицы.
Лавка встречала покупателей вывеской со змеей, накрученной на склянку, переливчатым колокольчиком и высоким прилавком. Худосочный аптекарь с жиденькой седой бородкой выстрелил внимательным взглядом, словно пытался определить недуг по степени растрепанности, и немедленно спросил:
— Средство от похмелья? Или от мигрени?
Ну не настолько я плохо выгляжу, право слово.
— От ветряной оспы.
— Неужели? — Аптекарь вдруг страшно обрадовался, словно в его лавке, кроме средства от похмелья, вообще ничего не покупали, а тут удача сама пришла в руки. — Госпожа, сколько лет ребеночку?
— Двадцать три, — со смешком ответила я. — У него уже началась лихорадка.
На прилавок была выложена пирамида из завернутых в бумагу порционных порошков от жара, флакон общеукрепляющего витаминного средства и бутылка с бриллиантовой зеленью. Судя по размеру склянки, этой зеленкой можно было обмазать Торстена ровным слоем от макушки до пяток.
Вдруг вспомнилось, как малыш Ро с важным видом рассекал по замку, покрашенный в жизнерадостный зеленый горошек, и стало ясно, что Торстен не позволит к себе приблизиться с зеленкой ни за какие уговоры. Его даже подкупить не получится! Будет отползать на кровати и отбиваться темными заклятьями.
— А есть что-то вместо бриллиантовой зелени? — осторожно уточнила я. — Что-нибудь не такое… яркое.
— Травяная мазь, лично мной изготовленная! — Аптекарь вытащил из-под прилавка объемную жестяную банку, отвинтил крышку и продемонстрировал мутно-белую субстанцию, подозрительно попахивающую сельдереем. — Тоже снимает зуд.
— Торстен меня проклянет, — на выдохе предрекла я и оплатила все снадобья с мазью и бутылкой бриллиантовой зелени.
Аптекарь дал строгий наказ сначала больного накормить, а потом травить, в смысле, лечить. И непременно развести порошки водой! Как знал, что Торстену грозило получить снадобья в первозданном виде. Засыпала бы в открытый рот и заставила жевать.
На обратной дороге вместо таверны с готовой едой, я зашла в продуктовую лавку. В тот момент во мне отчего-то проснулось убеждение, что с овсяной кашей справится любой дурак. Не королевский же обед из трех блюд. В общем, благими намерениями самоуверенных кухарок выстлана прямая дорога к предкам Варлокам и основательнице ковена грозной Агате…
В апартаментах царила такая тишина, что становилось не по себе. Комната утопала в скорых вечерних сумерках. Зак лежал в кровати, накрывшись одеялом, но просипел из своего гнезда:
— Вернулась?
— Ты как? — осторожно спросила у него.
— Как в аду, — сердито пробормотал он, словно злясь, что попал в идиотское положение, вынужден валяться в кровати и перебарывать не только желание удавиться, но и потребность поелозить по простыне спиной, чтобы хорошенько почесаться.
Пробудив лампы, я сгрузила бумажные пакеты на кухонный прилавок, скинула пальто и начала хозяйничать в доме бывшего врага. Сначала отправила Эмбер сообщение и попросила поделиться секретным знанием, как сварить съедобную овсянку, чтобы потом выжили все, а не только тараканы, но дожидаться ответа не стала. Решила, что от одного раза без кашки жаропонижающее точно хуже не сделает, и развела порошок в стакане. Намочила салфетку для холодного компресса на лоб и решительно направилась в спальню оказывать больному посильную помощь.
— Зак, — я потрепала его по плечу, — надо выпить снадобье.
Думала, он начнет ворчать, но Торстен проявил сознательность: приподнялся на локте и послушно забрал стакан. Собственно, на этом желание сотрудничать у него закончилось. Он принюхался к снадобью с такой подозрительностью, словно на запах пытался оценить степень ядовитости.
— Ты чего в нем пытаешься унюхать? — возмутилась я.
— Я требую положенные двадцать минут, — заявил, в смысле, прокряхтел он.
— Чего?
— Принцип двадцати минут, — напомнил Торстен и самым нахальным образом протянул мне стакан. — Сначала ты.
— Ты обалдел? — опешила я. — Пей, пока тебе делают хорошо без насилия!
— Могу я написать завещание? — скорбно уточнил он.
— Залпом!
— Но я буду приходить тебе в кошмарах, — поклялся Закари и, затаив дыхание, опрокинул в себя жаропонижающее.
И так его перекосило!.. Клянусь, чуть сама не написала завещание.
Он прижал ко рту ладонь. Зрачки вдруг вытянулись и стали вертикальными, но в глазах вместо злости появилась вся предсмертная печаль ведьмовского народа.
— Зак, что случилось? — сжав в кулачках мокрую салфетку, встревоженно выдохнула я.
— Какого демона оно такое горькое?! — рявкнул он внезапно прорезавшимся голосом.
— Ты что? Ты на меня орешь? — Я почувствовала, как меняюсь в лице, и выдрала из его рук опустевший стакан с мазком от мелких гранул порошка на стенке. — Не в курсе, что полезное вкусным не бывает? Я думала, ты решил слиться на тот свет, подлец!
Он сердито упал на подушку.
— Дай положу салфетку на лоб, — проворчала я.
— Не надо.
— Надо, Торстен, надо! Лежи и радуйся, что у тебя лихорадка, иначе придушила бы этой салфеткой!
— А без пыток нельзя? — простонал он.
— Без пыток будешь со своей маменькой болеть. Позвать вашу мать, господин Торстен?
— Клади, — немедленно согласился господин болящий и вздрогнул, когда влажная холодная тряпица легла на пылающий лоб.
— Поспи, — сменив гнев на милость из-за хорошего поведения норовистого больного, посоветовала я и одним щелчком пальцев потушила люстру, а настенный ночник зажгла.
— Марта… — позвал Зак, когда я добралась до дверей.
— Что-то надо? Сейчас воды принесу.
— Спасибо, что приехала.
Пока мы справлялись с приемом снадобья, Эмбер успела удивиться кулинарному порыву и закидала меня сообщениями. Странно, как переполненный почтовый шар не лопнул и не засыпал кухню стеклянным крошевом.
«Записывай!» — не дождавшись объяснений, в финале скомандовала она.
— Стоп! — приказала я почтовику и полезла в свою сумку за блокнотом и грифельным карандашом.
Писать под диктовку подруги было сплошным наказанием. Пауз она не делала. Ей-богу, как магистр по истории магических войн: только успевай скрести пером по бумаге. Когда в ингредиентах овсяной каши неожиданно начали появляться подозрительные травки, я тихо выругалась и, стряхнув бесполезное сообщение, возмутилась:
«Эмбер, мне не нужно одурманивающее зелье!»
«Ага, тогда записывай!» — с подозрительной легкостью согласилась она, что каша с дурманом, мягко говоря, за нормальную еду не пойдет.
Соседка шустренько продиктовала рецепт, и у меня возникло большое сомнение в ее адекватности.
«Ты издеваешься?» — без зазрения совести обругала я.
«Чем тебе не угодила приворотная каша? — проворчала она. — Действенное средство! Когда говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, имеют в виду именно его. Между прочим, этим рецептом еще моя бабуля пользовалась».
