Сын Войны, Дочь Хаоса (ЛП) - Рэллисон Джанет

Было глупо убегать каждый раз, когда я была расстроена, но я всё равно это сделала. Я не могла просто стоять на пляже и ждать. Не тогда, когда я знала, что остальные поглощают жизненную силу других людей. Песок вылетел из-под моих ботинок. Я сказала себе, что собираюсь на пробежку, чтобы избавиться от стресса, чтобы подумать. Я уже делала это раньше. Но другая часть меня знала, что на этот раз всё было по-другому. Я не хотела возвращаться.

Пятнадцать человек. Они хотели в ближайшее время убить ещё пятнадцать человек. Пятнадцать человек составляли хор. Или баскетбольную команду. Как Лечеминанты собирались найти такое количество преступников за несколько недель? Неужели они просто оставят тела валяться вокруг? Выбросят их за борт на следующей рыбалке?

С моей стороны волны разбивались в сердитом ритме, шлёпая по песку. Океан теперь казался живым, волны ревели в знак протеста. Я вспомнила один из первых случаев, когда мои родители взяли меня с собой на пляж. Мне было всего четыре или пять лет. Я не могла вспомнить, в какой стране мы были, только то, что береговая линия представляла собой не что иное, как скалистые валуны. Волны разбивались о скалы, каждый раз взрываясь влажным белым фейерверком. Я наблюдала за ними несколько минут, испуганная и зачарованная.

«Кто победит, скалы или волны?» — спросила я своих родителей.

Мой отец рассмеялся и пустился в объяснения о приливах, природных силах и том факте, что вода и камни не были живыми, поэтому они не могли сражаться.

И всё же мне было ясно, что волны хотят пройти мимо валунов, а валуны отказывались их пропустить. Я полагала, что ни волны, ни валуны не проявили бы столько энергии, если бы ни глубокая и напряжённая битва.

После объяснений моего отца я спросила:

«Но кто выигрывает?»

Моя мама, далеко не такая прагматичная, как мой отец, опустилась на колени рядом со мной.

«Как ты думаешь, кто выигрывает?»

Изучив ситуацию ещё несколько мгновений, я сказала:

«Камни, потому что они не двигаются, и они разрывают воду на части».

«Это выглядит так, — сказала мама, — но каждый раз, когда волны ударяются о валуны, они стирают крошечную часть камней. Волны никогда не остановятся, и, если пройдёт достаточно времени, волны превратят весь этот валун в песок».

Тогда мне стало жаль валуны, потому что они просто стояли и занимались своими делами. Волны были агрессорами.

«Почему они не могут прекратить борьбу?»

«Некоторые вещи не могут ужиться», — сказала мама.

Волны и валуны.

Я не могла помешать Рорку и Джеку отнимать жизни, и я не могла к этому привыкнуть. Как бы сильно я ни любила Рорка и Лечеминантов, я бы никогда не согласилась с тем, как они жили.

Или, может быть, я бежала не поэтому. Я пыталась стоять так же твёрдо, как валуны, но маленькие частички меня уже изнашивались. Когда ты любишь людей, возможно, не требуется много времени, чтобы оправдать, затем согласиться, а затем принять их действия.

Чувствовала ли моя мама то же самое? Она видела, как Рорк стал Сетитом, и, вероятно, беспокоилась, что я пойду в том же направлении. Папа изменился ради неё, но он верил в то, что должен позволить своим детям найти свой собственный путь. В нашей семье она была бы одинока в своих убеждениях. Неужели это знание заставило её убежать, как я убегала сейчас?

Впервые мне пришло в голову, что она, возможно, не умерла. Моё сердце забилось сильнее при этой мысли. После автомобильной аварии я не видела её тела. У неё не было похорон, не было никаких доказательств, что её убили. Может быть, она оставила нас и вернулась к Хорусианам. Может быть, Рорк и папа сказали мне, что она умерла, потому что они не могли объяснить мне правду. Они хотели уберечь меня от отказа.

Это была маловероятная теория, но, как бы я ни отвергала эту идею, она оставалась в глубине моего сознания, разрастаясь и вторгаясь в мои мысли.

Я бежала ещё полчаса, не останавливаясь. Ночь становилась всё темнее по мере того, как солнце исчезало, уступая место другому дню. С дополнительной силой Сетита я была в нескольких милях от пляжного домика. Я не хотела возвращаться, но мне больше некуда было идти. Мне некому помочь. У меня даже не было денег. Всё, что я взяла из пляжного домика, был мобильный телефон, ещё один из папиных специально изготовленных, не отслеживаемых телефонов. Он прислал мне водонепроницаемый. Папа сказал, что это потому, что я буду проводить время на пляже, но я всё равно почувствовала укор. Я отдала свой последний телефон Дейну, чтобы он починил его, вместо того чтобы сказать отцу, что я испортила его под дождём.

Я перешла на шаг и достала телефон из кармана, чтобы проверить, нет ли сообщений. Конечно, к этому времени все уже поняли, что я ушла. Они искали меня или решили дать мне выпустить пар?

Я пропустила два звонка, один от Рорка и один от Джека. Я бежала так быстро, что не почувствовала, как завибрировал телефон. Рорк оставил мне едва контролируемое сообщение, сказав, что я была незрелой и эгоистичной, уйдя и заставив всех беспокоиться.

«Ты забыла свою последнюю встречу с Хорусианами? Они всё ещё там, и им всё равно, что ты занимаешь моральную сторону в отношении эликсира. Если они найдут тебя, они убьют тебя, — не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, он добавил: — Папа сказал мне защищать тебя. Как ты думаешь, что с ним будет, когда он узнает, что ты снова сбежала? Как он может сосредоточиться на своей работе, если всё время беспокоится о тебе? Если ты так заботишься о спасении жизней, веди себя как взрослая, чтобы папа мог решить проблему со скарабеями».

Он не попрощался, прежде чем повесил трубку.

В голосе Джека не было злости, только грусть.

«Эйслинн, позвони мне, чтобы мы могли поговорить. Я заеду за тобой, и мы поедем куда-нибудь, хорошо? Я беспокоюсь о том, что ты одна на улице».

Я чувствовала себя несчастной и виноватой и хотела выбросить свой телефон в океан. Я была права, не так ли? Убивать людей было неправильно. Общество не потворствовало этому. Так почему же я чувствовала себя такой незрелой и эгоистичной, какой меня назвал Рорк? Как пара телефонных сообщений могла стереть грань между правильным и неправильным?

В темноте я сидела на пляже и хватала пригоршни песка, наблюдая, как набегают волны. Песок просачивался сквозь мои пальцы пыльными струйками, крошечные кусочки валунов, которые не смогли противостоять безжалостности океана.

Это было опасно делать здесь, на открытом месте, но я попыталась использовать своё хорусианское зрение, чтобы соединиться с этой частью меня. На этот раз это сработало. Мой фокус на мгновение затуманился, затем изменился и заострился. Я могла видеть кости внутри своих ног. Они выглядели как длинные тёмные палки на фоне полупрозрачной массы мышц. Я подняла руку и разглядела тонкие косточки своих пальцев. Когда я уставилась на свою руку, очертания внутри не только стали чётче, но и я смогла разглядеть цвет; крошечные струйки крови текли под моей кожей.

Я перевела взгляд на океан, чтобы посмотреть, как он выглядит. Всё, что я могла видеть, было тёмным, клубящимся пятном, поэтому я повернулась к ряду домов позади меня. Мои глаза были похожи на объективы фотоаппарата; что-то щёлкало внутри, меняясь и фокусируясь. Я могла видеть не только освещённые окна вблизи, но и предметы внутри дома, картины на одной стене и люстры, свисающие с потолка.

Я почувствовала, как по мне разлился трепет, мгновение счастья. Мама, я могу это делать!

А потом я почувствовала пустоту внутри. Мама никогда не узнает.

Если только она действительно не была ещё жива.

Эта мысль разъедала меня, заставляла моё горло сжиматься. Я хотела знать.

Мои звонки нельзя было отследить, и даже если бы они могли, я была за много миль от пляжного домика. Хорусиане не могли найти его, отследив моё местоположение прямо сейчас. Я нажала кнопку, которая скрывала мой номер от других телефонов, затем набрала номер Дейна. Я запомнила его ещё тогда, когда мы встречались.