Инсектерра. Выжить в любви - Регина Грез
– Я хочу искупаться с тобой. Не смей мне отказать!
Но самое пугающее ожидало впереди. В середине бассейна на дне оказался лаз, прикрытый деревянной крышкой. И пока я топталась по колени в тягучей массе рыжеватого оттенка, Альбира сорвала пленку с нескольких ближайших ячеек на уровне наших плеч, чтобы в бассейн хлынули струи новой пахучей жидкости.
Я еле успела увернуться, как царица открыла лаз на дне и толкнула меня к нему, заставляя провалиться вниз и словно по извилистой трубе аквапарка умчаться дальше с потоками мутной воды.
Мне казалось – еще немного и я захлебнусь, с ног до головы покрытая липкой пастой. Я барахталась и пыталась очистить нос, чтобы хоть немного вздохнуть. Отчаяние уже почти настигало, когда я вылетела из трубы на мягкую ворсистую поверхность.
Не сразу разлепив склеенные ресницы, я шарила руками вокруг, чувствуя, что лежу в чем-то отдаленно напоминающем песок. Но он оказался сладким и таял на языке подобно сахарной вате. Боже! Боже! Разве такое возможно!
Я готова была закричать от восторга, но только разевала рот, как рыба, выброшенная из воды. И лишь когда с торжествующим визгом рядом приземлилась Альбира, я вновь обрела дар речи и способность нормально дышать.
Мы сидели внутри гигантского живого цветка. Сопоставив размеры и формы, я решила, что это местная лаватера или гибискус. Ярко-красный граммофон с длинными тычинками и бревноподобным пестиком посредине принял нас подобно маленькой корабельной каюте и теперь плавно раскачивался по инерции, осыпая нас новыми порциями душистой пыльцы.
Альбира знала толк в наслаждениях. Она развалилась на желтоватом покрывале и блаженно закрыла глаза. Наши тела были сплошь покрыты миллионами крохотных пыльцевых зернышек. Итак, мы вымазались в меде и вывалялись в цветочном пуху. Похоже, именно здесь кроется разгадка долголетия и неувядающей царской красоты – я была поражена и взволнована своим открытием.
И даже когда Альбира внезапно подсела ближе и принялась деловито слизывать с моей груди вкусные капли, я попыталась воспринять это как часть церемонии, но в душе всерьез начинала бояться темпераментную царицу. Любопытство мое было полностью удовлетворено, я искренне хотела домой.
Глава 22
Великая новость
Инсектерра.
Кормаксилон. Чрево Матери
Уно сидел посреди комнаты на полу в самой привычной позе – раздвинутые в стороны колени и соединенные стопы. Старший наставник сосредоточенно наблюдал за самым крупным и зрелым коконом из десяти особенных. Все они выглядели светлее остальных, на них не было чешуек и борозд, хотя размеры мало чем отличались.
С того дня как паланкин Магрит исчез за Зеленой стеной Уно избегал собратьев – забирал еду и ужинал в одиночестве, почти все время проводил во Чреве Матери, снова и снова поудобнее раскладывая яйца, часто навещал пещеру-хранилище с коконами. Особенные он сразу разместил в отдельной нише и каждый день следил за тем, как они растут.
Такое поведение наставника немного тревожило прочих «нянек», но они понимали, что Старший также как и все кормисы взволнован из-за новых яиц, что слишком быстро преобразовались и могут дать удивительное потомство.
Однако Уно беспокоили не только необычные коконы. Он просто скучал по своей королеве. Фраза за фразой разбирал в голове их разговоры, вспоминал черты лица любимой женщины, ее голос и смех, а сердце наполнялось необъяснимой тревогой и тоской. В голову Уно сейчас приходили незнакомые прежде мысли и желания.
«Как я не понял ее… Она хотела принадлежать одному мне, потому что наши звезды дышат одновременно. Но она нужна всем нам, разве я могу один любить ее и пользоваться вниманием в Семье, где все равны…»
Эти вопросы сводили Уно с ума, он считал дни, сгорая от нетерпения вновь увидеть Магрит, поскорее остаться с ней наедине и высказать все, что прячет душа. Поведать о своей огромной любви, о том, что он на все готов ради ее благополучия и счастья.
В их последнюю ночь Уно видел слезы на ее щеках, значит, и ей было тяжело расставаться. Как больно… как же больно… Уно застонал, в порыве яростного сожаления сжимая свои кулаки и склоняясь к полу гибким мускулистым телом.
Он только сейчас осознал, что встреча с Магрит – это самое чудесное, что могло произойти в его жизни. Непостижимая, трепетная женщина была в его руках, спала на его груди, дарила свою нежность и тепло, доверчиво раскрывала перед ним тайники чистого тела, а он же порой будучи рядом витал в облаках, думал о новых нишах для яиц и мысленно раздавал поручения младшим. Жалкий глупец!
Нужно было пойти с ней и ни на мгновенье не оставлять одну. Нужно было вовсе запретить ей этот опасный поход. Магрит бы послушала его, Уно подозревал, что имеет особенное влияние на ее решения и наверняка мог бы заставить передумать.
Но он слишком легкомысленно отнесся к королевской причуде и теперь невероятно страдал. Даже записи Высокоумного Чаро не способны были утешить в минуты отчаяния. Уно наугад брал один из многочисленных свитков и читал первые слова, что зацепят его взгляд.
Сегодня в "Поцелуях небес" он наткнулся на следующее поучение:
– Все вокруг и ты сам есть такое, что было создано прочно, но всегда способно меняться. Научись сдержанно встречать перемены и сделай им шаг навстречу. Тогда плохое обтечет тебя, не причинив вреда и уйдет прочь, а хорошее поселится в твоем сердце, пустит корни, даст плоды и рассыплет новые семена в свой срок.
Уно вздохнул, отложив тексты в сторону. Он желал перемен и был готов меняться. Но пусть Магрит всегда будет рядом – та Магрит, что он любит и ждет.
Некоторым кормисам Уно и прежде казался странным из-за любви к уединению и склонности к долгим размышлениям, а потому поведение наставника сейчас никого не удивляло. Так же сдержанно Семья отнеслась к появлению Коконов из необычных яиц.
– Уно поймет, что нужно делать. Он справится, потому что чувствует их сильнее, чем мы. У него особая связь с детьми, – говорил один из старых нянек и все соглашались, оставив Старшего наедине с будущим потомством.
А сам Уно, слыша эти разговоры, испытывал тяжкие муки совести, ибо думал он сейчас больше о Магрит, нежели о своей работе. Целыми днями он ждал Королеву, ловил руками воздух так, словно искал любимые пальцы, а порой наматывал на собственную ладонь ленту, взятую из ее волос. Этот кусочек тряпки уже не хранил ее запаха, но был единственной вещицей, что Уно смог вынести из королевских покоев в память о ночи с любимой.
«Когда она вернется, я никому ее не отдам»,
«Прекрати. Ты не можешь запретить другим касаться ее, не можешь запретить им желать и любить. Ты не имеешь права на подобное. Лучше забудь»
Уно вздрагивал и тихо стонал от внутреннего спора.
