Секретарь старшего принца 3 (СИ) - Свадьбина Любовь

Просто уничтожу.

Я рычала… стояла под дверью и тихо, утробно рычала. Инстинкт требовал защитить своё от посягательств.

Усилием воли я заставила себя развернуться и ввалилась в свою комнату. Прислонилась к двери. Удар собственных кулаков по ней оказался полной неожиданностью, я дёрнулась, подняла руки: кровь стекала с проколотых когтями ладоней, падала на щепки паркета.

В комнате не осталось ничего целого.

Это всё я?

Память неохотно выдала: да, я.

Хорошо, что к Элору не зашла.

Сползла по двери, зажмурившись, стараясь дышать ровно.

Мне не надо входить! Благодаря амулету я могла проникнуть в сознание Сирин Ларн даже так, хотя это и менее надёжный способ, чем близкий контакт.

Главное, не проявить агрессию ментально, не выжечь её сознание, чтобы она никогда-никогда больше не смела прикасаться к Элору!..

Одёрнув себя, снова задышала чаще.

Элор не мой дракон.

Нас ничего не связывает.

Я не вправе осуждать его выбор и мешать его отношениям.

Я Риэль Сирин, я не могу позволить чувствам взять верх над разумом.

Я повторяла это снова и снова: мысленно, шепча онемевшими губами, в воображении выписывая эти слова на белоснежном листе бумаги чернилами.

Снова и снова.

Пока на меня не снизошло относительное спокойствие, и тогда – только тогда! – я потянулась сквозь стену к маячку ментального амулета.

Сирин Ларн спала. В её грёзах светило нежное ясное солнце, был парк, но не дворцовый, а какой-то сказочный, с размытыми границами, гигантскими растениями, звонкой и очень чистой рекой с прыгающими золотыми рыбками.

И в этом саду были все: Сирин Ларн, её мать, смеющаяся Энтария, их отец, её мать. Все улыбались, светились от счастья золотистым ослепительным светом. Мерцало в свете солнца изображение Великого дракона на алтарном камне под открытым ясным небом.

Слишком светло.

Слишком радостно.

Мир мечты…

Элора в нём не было.

Элор. Я вытолкнула его образ, пришедший со мной и за мной, взирающий на меня проникновенно, тянущий ко мне руки.

Нет!

Сознание Сирин Ларн…

Её память.

Наш разговор о том, что я скрываю ментальные способности – затереть. Заменить разговором о том, что я скрываю свои отношения с Энтарией. Затереть все намёки, благодаря которым Сирин догадалась обо мне, изменить их до неузнаваемости.

Мои отношения с Энтарией… Мне отчаянно не хватало образов, живых воспоминаний, из которых я сотворила бы правдоподобные воспоминания о том, как их отец сообщает на ужине, что Халэнн Сирин посватался к Энтарии и получил родительское благословение.

Это воспоминание получилось сумбурным, немного смазанным, но… это всё, на что я сейчас способна.

Похищение Энтари… слишком огромный пласт, мне не хватило бы ни времени, ни сил заменить столько воспоминаний. Но откорректировать их я могла.

Начала с воспоминания о первом насилии, более кратком: это была её встреча с женихом – мной. И я не стала ждать брачных недель.

Тогда Сирин слишком испугалась, и её настоящие воспоминания были достаточно путанными, я изменяла их, смягчала и путала сильнее: Энтария волновалась, что я от неё откажусь, что свадьбы не будет или я заключу брак между делом.

Похищение Тейранами пришлось оставить, но сделать не таким отвратительным: Тейраны просто хотели шантажом заставить меня влиять на Элора, Энтарии крепко досталась, и она совсем расхотела замуж за Халэнна Сирина, потому что это очень опасно, но он её утешал и вёл себя образцово.

Это была основная канва исправлений, но мне приходилось снова и снова проходиться по воспоминаниям Сирин Ларн, выискивая малейшие несоответствия и заменяя: сказанные слова, чувства, обстоятельства, мысли.

Я проходилась по памяти, постепенно смещаясь к настоящему моменту, потому что о беде Энтарии Сирин Ларн думала постоянно, даже в постели с Элором. Нужно было убрать как можно больше лишнего сейчас, пока её сознание открыто, ведь чем больше несоответствий останется, тем выше вероятность, что настоящие воспоминания прорвутся или правда выяснится через цепочку размышлений о несоответствиях.

Узнала я, и как Сирин Ларн предложила себя в любовницы: обнажённая, она спустилась во влажный после мороси сад моего столичного особняка и предстала перед Элором, до этого сосредоточенно о чём-то думающем. Он не согласился сразу, спросил:

– Знает ли Халэнн о том, что ты делаешь?

Тучи сгущались, вдали громыхала гроза.

– Да, я обсуждала это с господином Халэнном, – Сирин смотрела на каменные плиты под своими босыми ногами, на расплывающиеся по ним капельки дождя и не смела поднять голову.

– Зачем тебе это нужно? – глухо, раздражённо спросил Элор.

– Я хочу заботиться о вас, вы добрый и сильный, и вы сюзерен моего сюзерена, для меня будет честью и радостью войти в вашу жизнь и помогать в меру своих способностей.

– Что ты умеешь? – как-то неопределённо уточнил Элор.

И Сирин Ларн стала перечислять: готовить, шить, вышивать, ухаживать за садом, играть на музыкальных инструментах, петь, вести хозяйственные расчёты. Дождь стекал по её телу, и перламутровые чешуйки рефлекторно проступали на спине и животе, охватили напряжённые соски.

Элор снял камзол и накинул ей на плечи, окутал её карманом из тёплого воздуха:

– Иди, я подумаю над твоим предложением.

Смущённая, испуганная, поражённая его мягким поведением и заботой, Сирин зашагала к особняку, то и дело оглядываясь на задумчивого Элора и робко улыбаясь.

– Расправь крылья, – вдруг попросил он.

Сняв мундир, Сирин распахнула перламутровые крылья и тут же пожалела, что в такую пасмурную погоду не может показать всю их красоту, ведь в этом освещении они казались тусклыми, сероватыми.

– Повернись ко мне спиной и волосы перекинь на грудь, – добавил Элор со странной интонацией. Через минуту поблагодарил: – Спасибо, можешь идти.

Скорее заинтригованная, чем испуганная его просьбами, Сирин снова накинула мундир и вернулась в дом. С тех пор её жизнь стала сплошным ожиданием ответа и надеждами, надеждами на то, что ей не придётся покидать дом Сиринов навсегда, надеждой, что Энтария смягчится и будет рада встречам, что мама вернётся, признает Сирин, обнимет и скажет, как жалеет о том, что столько лет не могла с ней встретиться. И от этих мечтаний из глаз Сирин текли лёгкие слёзы надежды.

А когда вчера вечером Элор пришёл в особняк и сказал:

– Идём со мной, я принимаю тебя под своё крыло, будешь моим сердцем.

От радости Сирин Ларн улыбнулась и вложила тонкие пальчики в его горячую ладонь.

Меня мутило. Сирин Ларн слишком непохожа на меня: она думала иначе, чувствовала иначе, и подстроиться под неё было сложнее из-за рокочущей в глубине души ревнивой ненависти.

Эта ненависть грозила пролиться всё разъедающей кислотой, сквозь её призму каждая эмоция, мысль, вывод Сирин Ларн казались мне противными и неправильными, хотя объективно она была простой, не в меру доброй драконессой с одуряюще сильным желанием любить и быть любимой, и речь шла не только о мужчине в её жизни, она готова была любить и жалеть всех окружающих. Элора она тоже жалела – за то, что остался без избранной и даже несколько любовниц не могли заглушить его одиночество, за то, что он просто был добр.

Меня от этого тошнило.

От её внутреннего света, в сиянии которого я ощущала себя холодной, твёрдой и злой, словно мёртвой.

Мне безумно хотелось пройти по её сознанию, словно резаком, и загасить этот ослепляющий, отвратительный свет, добавить в её воспоминания, мысли, суждения глухую и беспросветную тьму. Чтобы засыпая в постели чужого и нелюбимого мужчины она ощущала не надежду на то, что всё теперь наладится, а отчаяние и страх за свою жизнь.

Заменить её «это оказалось совсем не страшно» на отвращение и боль.

«Нами должен управлять разум, а не эмоции, – прозвучал, как живой, голос дедушки. – Если поддаваться чувствам, мелкой мстительности, можно быстро выкопать себе могилу, потому что там, где буйствуют эмоции, произрастают ошибки. Поверь мне, я знаю, о чём говорю, мне довелось поддаться чувствам, и расплата за минутную слабость может настигнуть меня в любой момент».