Проклятие для Обреченного (СИ) - Субботина Айя
— Вряд ли тебя должна заботить моя честь, воин. Я не в жены пришла тебе напрашиваться.
Надо же, несколько смешков. Хороший признак. Хоть и обольщаться не стоит.
— Ты уже нашла себе мужа, насколько нам известно. Говорят, у него и прозвище есть. Потрошитель, вроде? – Бородач кривится, как будто ему язык прижгло.
— Я знаю, кто мой муж, северянин. И знаю, что ты не был бы таким острым на язык, стой он сейчас рядом. Потому что зачем язык умнику без головы?
Снова смешки.
У северян в почете сила и смелость. А раз мелкая баба не трусит перед вождем – значит, сила в ней есть.
— Зачем пожаловала… халларнка? – Вперед, оттесняя товарища, выступает второй. – Мы тут не рады чужакам: у костра не согреем, и в обратный путь харчей не дадим.
— Приехала предупредить, - не тяну с ответом. – Ваши люди живы и сейчас в темнице под стражей. У меня в плену. А Намару и Геарата можете найти чуть больше, чем в полудне пути отсюда. Если, конечно, волки не вернуться за остатками своего ужина.
— Что за нелегкая их в лес понесла? – спрашивает другой.
— Я – та нелегкая – Смотрю ему прямо в глаза, выдерживаю хмурый, налитый кровью взгляд. – И я не стану держать перед вами ответ. Отец учил отвечать добром на добро, а кровью – на кровь.
— Добрая месть – оно всегда правильно, - басит первый, тот, что из этой парочки кажется более разумным. – Но не когда враг топчет нашу землю, и распри нужно забыть ради общего дела. Так что…
— Отступитесь, - перебиваю его. – Отступитесь, что бы вы ни задумали. Вам нужны жизни обитателей Красного шипа? Они дадутся вам слишком высокой ценой. И еще большей ценой они станут для ваших жен и детей, потому что Потрошитель не простит тех, кто посягнул на его дом.
— Он так ценит свою ручную северную девку? – снова высовывается второй.
Я проглатываю очередное оскорбление. Знала, когда ехала, что встретят не хлебом и солью.
— Он ценит свою собственность: замок, то, что под замком, земли и слуг.
Было бы правильнее сказать «рабов», но эта правда сделает наш тяжелый разговор еще «веселее».
— Ты отдала ему себя. – Второй все-таки прет вперед, и вдруг оказывается почти рядом со мной. Так близко, что невольно зажимаю в кулаке ту шутку на цепочке, которую дал халларнский командир. – Ты без боя отдала ему свой дом. Как ты собираешься смотреть в глаза предков?
— С предками у меня будет свой разговор, - пытаюсь выдержать спокойный тон. Не хватало еще, чтобы халларны решили, что меня тут режут и убивают, и прискакали с мечами наголо. – А пока я пришла к вам – без оружия, без армии, хоть могла бы. Халларнам только повод дай думать, что у них под носом вызрел заговор, и они не пощадят никого. Но я прошу к вам, и прошу добром – оступитесь. Не губите себя, подумайте о своих семьях. Сохраните силы, чтобы вырастить своих детей. Чтобы рассказать им сказки Северных просторов.
— Севера не будет, пока есть такие, как ты, - зло выплевывает первый. Кажется, я слишком поторопилась, решив, что с ним будет проще. – Халларны нападают на наши деревни, жгут и убивают. Вот такой у них «договор о мире». Что же это за мир такой, а? Что это за мир, я тебя спрашиваю, когда убивают наших детей, истребляют наш скот и дичь в лесу, обрекая нас на голодную смерть?
— Мир, где вы не умрете впустую, пытаясь захватить то, что не несет никакой ценности. Красный шип – это просто камни. Но генерал отомстит за эти камни.
— Эта сучка просто боится за свой курятник! – слышится откуда-то сбоку.
— Вздернуть потаскуху! – теперь с противоположной стороны.
Живое кольцо сжимается вокруг нас.
— Руки с ногами ей долой!
— Сжечь, халларнскую подстилку!
Гул разрастается, призывы один другого страшнее, становятся все громче.
Один голос сменяется другим, потом третьим, пятым. Кажется, даже дети хотят моей крови.
Один из стоящих в центре поднимает сжатую в кулак руку – и гул постепенно стихает.
— Ты проведешь нас в Красный шип, женщина. – Говорит так, будто ему не отказывают, а тем более – худые никчемные бабы. - Мы сделаем, что должны, и уйдем. Ты будешь ублажать Потрошителя, делать все, что он пожелает, и задавать ему нужные вопросы. Мы скажем, о чем надо спрашивать. Ответы будешь пересылать нам.
Знаю, что дальше бессмысленно разговаривать.
Но ведь это – мой народ: упрямый, бестолковый, но… смелый и честный.
Я должна стоять за них до конца.
Хоть они и дурьи головы.
— Войдете в Красный шип – и некому будет пересылать ответы. – Качаю головой. – Уходите туда, где можно переждать зиму. Халларнам есть с кем воевать, они не станут преследовать вас в землях, где для них слишком холодно. Когда-нибудь… - Я искренне верю в то, что говорю, но глядя в лица обступивших меня людей, понимаю, что они не готовы слушать. Но все же. – Когда-нибудь придет время говорить с ними на равных. Но кто скажет те слова, если говорить будет некому?!
Двое в центре переглядываются.
Боги, вложите же в их пустые головы хоть ума.
— Мы отправим Потрошителю твою голову, - говорит второй, довольно скалясь. – Только сперва немного ее поджарим, чтобы в дороге не протухла…
Глава пятидесятая
Я поздно спохватываюсь – сзади наваливаются, грубо валят на землю. Заломленные за спину руки, в плечах взрываются острой болью. И снова гул одобрения со всех сторон –крики, ругань, какое-то дикарское улюлюканье. Пытаюсь что-то прокричать в ответ, но получаю пинок в живот и захожусь в кашле.
Куда-то волокут по снегу, не особо церемонясь, когда на пути попадаются мусор и камни.
Плохой из меня получился переговорщик.
Мой теплый плащ срывает какая-то здоровенная баба, тут же накидывает его на себя.
Платье подо мной хоть и теплое, но не может защитить от ветра и тут же мокнет, прилипая к ногам холодным блином.
Пытаюсь вырваться, но в ответ получаю только еще пару тумаков. Кажется, кому-то доставляет большое удовольствие бить женщину, пуст даже и грязную халларнскую подстилку. В голове звенит, перед глазами все кружится. Выплевываю кровь в сторону и попадаю на сапог одного из волокущих меня северян. Его короткий удар в висок практически выбивает из меня дух.
— Смотри, не прибей, - слышу далекое ворчание. – Хочу, чтобы подергалась.
Меня ставят, словно куклу, заводят руки за голову. Ноги подгибаются, но упасть не дает какой-то грязный, воняющий падалью мужик: обхватывает рукой и припечатывает спиной к столбу.
Нас можно называть дикарями, можно называть даже животными, но мы не смердим, как мертвяки.
— Хороший будет ужин, - хрипит он прямо мне в лицо, грубо лапая за грудь. — Люблю такое.
Что? О чем он вообще?
Северянин поворачивается – и я даже дар речи теряю: на его шее вижу черный треугольник с пятью лучами.
Как у того взбесившегося старика, чья болезнь и смерть так и осталась для меня загадкой.
Таких совпадений не бывает.
Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но не успеваю, потому что мужик заталкивает кляп мне в рот.
— Не оскверняй наш слух своим грязным языком.
А теперь мне становится по-настоящему страшно.
Не знаю, куда подевались сопровождавшие меня халларны, но лучше бы им поторопиться, иначе спасать им будет уже некого. Я пытаюсь как-то высвободиться из веревок, вытолкнуть кляп языком, но это бессмысленно – в последний момент, смердящий падалью прихватывает меня очередным витком, намертво фиксируя мою голову у столба.
Боги, пусть это будет просто страшный сон.
Боги, пожалуйста…
Деревенские, как будто для них такие развлечения не в новинку, быстро стаскивают к моим ногам вязки с хворостом.
Кто-то передает бутылку с маслом. Кто-то обильно поливает им будущий костер.
Мне страшно! Мне ужасно страшно.
Я боюсь боли, боюсь даже подумать, что почувствую, когда ног коснется огонь и когда кожа загорится, как пергамент. Я видела, как люди сгорали заживо, когда халларны пришли в Красный шип, и сейчас отчетливо слышу их ужасны вопли.
