Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
Со спины снова послышался смешок, а краем глаза Сюаньму заметил, что плечи Хеджин тоже вздымались и опускались, но хотя бы она смеялась без звука.
Он спрятал руки в рукава и опустил голову, прикрыл глаза — решил притвориться, что задремал. Ветер дул в лицо и — поскольку Сюаньму сидел боком — морозил левую щёку. Поначалу дорога была ровной и широкой, никакого дискомфорта, только немного покачивало, но чем дальше они отъезжали от Сонбака, тем больше кочек появлялось, поэтому вскоре его начало укачивать и подташнивать — даже на корабле такой проблемы не было, хотя он слышал истории о морской болезни. Сонгусыль оказался гористым королевством. Если столица располагалась у моря на равнине, то чем дальше они отъезжали, тем больше холмов возникало на их пути; вскоре дорога начала петлять вокруг невысоких гор.
Сюаньму ни с кем не общался и не вслушивался в разговоры сидящих рядом, а дремал большую часть времени. В один момент он сунул руку в шэньи, нащупал небольшой мешочек и запустил в него пальцы — колокольчик фурин в форме головы лисы, который он сделал для нуны и который прошлой ночью выпал из его одежды, находился при нём. Пока нуна спала, Сюаньму в драконьем теле слез с её кровати, отыскал фурин в углу, подобрал его хвостом и едва не разбудил принцессу мелодичным звоном, но всё-таки смог перетащить к сундуку. Проблемно оказалось открыть крышку, однако на помощь к нему пришёл каса-обакэ и помог забраться внутрь. Маленький дракон, плотно обмотав фурин своим длинным тонким хвостом, подлетел и нырнул в одежду, где отыскал собственный шэньи и заодно мешок с парой оставшихся монет, куда и спрятал колокольчик. Убедившись, что тот в целости и сохранности, он вернулся к нуне на подушку, свернулся калачиком и заснул на краю. Он не представлял, как преподносить кому-либо подарки, но решил сделать это однажды и порадовать нуну.
Сюаньму не заметил, когда опустилось солнце и стемнело. Он не сомневался, что караван успел проехать несколько десятков ли, но сам продремал большую часть пути уже без притворств и проснулся только после того, как повозка резко затормозила, а торговцы решили сделать привал. Тем более, передвигаться ночью опасно: в темноте и так почти ничего не видно, а также могли напасть разбойники.
Тело неприятно ныло от неудобной позы, в которой он провёл весь день, но уставшим он себя не ощущал.
— Я постою на страже, — предложил Сюаньму, пока торговцы определяли очерёдность караула.
Молодая госпожа Ли сонно посмотрела на него, но сделала интонацию удивлённой:
— Монах Сюаньму, тебе надо отдохнуть!
— Ещё успею.
— Я поделюсь с тобой запасными одеялами! — радостно воскликнула она и потёрла слипающийся глаз. За её спиной стояла служанка Цянцян со свёрнутым бельём, прижатым к груди.
Сюаньму взглянул на спрыгнувшую с лошади нуну, стоявшую в стороне в окружении слуг: она тоже устала и, не стесняясь, вовсю зевала и потягивалась. Не хотелось, чтобы ей пришлось спать на холодной и грязной земле.
— Отдай их нуне.
Цянцян, продолжая обнимать одеяла, смотрела на свою госпожу исподлобья и ничего не говорила, дожидалась указаний.
— Это её имя? — поинтересовалась молодая госпожа Ли. — Нуна — её так зовут?
— Не знаю.
Сюаньму только слышал, что её так называли друзья — «нуна», «нуним», но не догадывался, чем являлось это слово — именем, прозвищем или чем-то ещё. Может, просто обращение к другу или кому-то знатному.
— Монах Сюаньму, кем всё-таки эта дева приходится тебе?
Любопытные взгляды молодой госпожи Ли и Цянцян внимательно следили за его лицом, а он повернул голову и посмотрел в сторону нуны.
«Не знаю».
С его губ не сорвалось ни звука. Он молча отошёл к остальным торговцам, договорился с ними и затем расположился на камнях, пока все путники готовились ко сну. Издалека он поглядывал в сторону нуны: Цянцян всё-таки отдала им одеяло, и теперь нуна завернулась в него вместе со своей служанкой и расположилась на покрывале, постеленном на траве. Холодный ветер завывал вокруг холма, с хрустом ломал тонкие ветви деревьев и пытался сдуть разложенные вещи, но торговцы как следует всё прижали собранными камнями.
Сюаньму сел в позу лотоса, положил руки тыльной стороной ладони на колени и собирался помедитировать, но вместо этого периодически открывал глаза и смотрел на нуну. Как только он осознавал, что делал, то резко отворачивался и опускал голову, словно совершал нечто непристойное и пытался скрыть следы. Одновременно с этим он гадал, кем же всё-таки она приходилась ему — другом? Сестрой? Просто нуной, такой родной и хорошей, что он даже не горел желанием возвращаться в дом, в котором провёл последние двадцать лет своей жизни?
— Монах Шуаньму.
Потеряв бдительность, он вздрогнул и резко обернулся — мужской голос застал его врасплох. Евнух Квон приблизился и опустился рядом на камень, потирая плечи от холода и дуя на ладони, стараясь согреть их.
— Не знаете, зачем при… — евнух Квон закашлялся, едва не назвав нуну принцессой, но быстро поправился. — Не знаете, зачем понадобилось в Анджу? Всё-таки не близкий город.
— Нет, — тихо ответил Сюаньму, боясь разбудить отдыхающих.
Некоторое время они сидели молча: монах всё-таки выкинул мысли из головы и вслушался в окружающий мир — ветер завывал, раздувал траву и хрустел старыми ветвями, которые срывал и ронял на землю, насекомые стрекотали в далёких кустах, поблизости жужжала отдельно прилетевшая муха. Евнух Квон же ёрзал на камне и растирал руки, продолжал дуть на них и негромко жаловаться на холод, но в тишине он сидеть не смог и вскоре обратился к Сюаньму:
— Монах Шуаньму, что вас связывает с при… кхм, с моей госпожой?
Он пожал плечами, не зная ответа на этот вопрос. Вернее, он уже понимал и верил, что их связывало общее прошлое, о котором он ничего не помнил.
— Тогда что вы думаете о ней?
«Она сокровище, которое я хочу защищать».
— Может, она и хочет казаться храброй и необдуманно себя ведёт, лезет в драки… — продолжал настаивать евнух Квон.
«Я заметил».
— Но она тоже может совершать ошибки и бояться.
«Я хочу уберечь её от ошибок… Помочь найти верный путь. Спрятать от всех страхов, ужасов и печалей этого мира, укутать тёплым одеялом и унести далеко, как можно дальше от всех чудовищ и опасностей».
— Однако моя госпожа никогда не сдаётся.
«Нуна сильная и свободная, никто не отберёт у неё это».
— Когда она терпит неудачу, она плачет, бросается вещами, некоторые даже ломает, но собирается
