Король плоти и костей - Лив Зандер
Роза сунула рыбу и нож в корзину, грязной рукой убрала со лба несколько выбившихся из-под косынки рыжих локонов и вразвалочку подошла ко мне:
– Жаль будет, если ты потеряешь еще один садок. А рыб лучше дай две.
– Две так две. – Я кивнула. – Держи веревку. На счет «три» пятимся и тащим до победного конца. Раз. – Я понадежней расставила ноги. – Два. – Желудок сжался. – Три.
Крепко держа веревку, я перенесла свой вес назад, создавая что-то вроде рычага. Упираясь пятками в ненадежные речные камни, я боролась за каждый дюйм, не обращая внимания на то, что в глазах уже мутится от усталости. Несмотря на хрусткий утренний морозец, по спине моей катился пот. Небеса, такой улов стоит немало монет.
А деньги мне нужны.
Я в них нуждалась.
Когда садки попали в быстрый поток и один из них закачался среди белых барашков пены, я рванула веревку что было мочи, откинувшись назад.
– Тяни сильнее!
– Тяну! – Роза пыхтела и сыпала проклятьями за моей спиной. – Будешь должна три рыбы!
Да хоть четыре, остальное все равно принесет мне достаточно денег, чтобы я могла наконец всерьез поторговаться с Торстеном и заполучить его чубарого блохастого мула.
Однако внезапный громкий треск чуть не лишил меня последней надежды.
Один из садков развалился; куски дерева сперва взлетели в воздух, потом шлепнулись в воду, и течение проглотило их, чтобы отнести дальше, к водопадам. Эти обломки присоединятся к тому садку, который я потеряла четыре чертовых дня назад.
Но остальные я не упущу.
Они все равно тяжелые.
Превозмогая дикую дрожь в руках и жгучую боль в плече, я тянула, борясь с течением, пока первый садок не выполз на камни. В нем прыгало две форели. Потом появился еще один – с одинокой тощей рыбешкой.
К горлу подкатился комок, но я проглотила его:
– Осторожней с последним. В него, верно, зашел весь косяк.
Последний рывок – и сопротивление исчезло. Садок со стуком лег на берег. Я пошатнулась, оступилась – и налетела прямо на Розу. Впрочем, ей удалось сохранить равновесие, а вот я основательно приложилась коленями о землю.
Камни разорвали тонкий хлопок платья и оцарапали кожу, так что я зашипела от боли:
– Проклятый дьявол, лучше бы там был еще и угорь.
Роза фыркнула и погладила ладонью свое беременное пузо:
– Едва ли, разве что угри теперь отращивают бороды.
Взгляд мой метнулся к последнему садку, и желудок кувыркнулся, плеснув на язык желчью:
– Нет…
– Все равно ты должна мне рыбу. Ты обещала, – заявила женщина. – Я же тянула, Элиза. И не виновата, что ты выловила труп.
Пару секунд я просто сидела неподвижно, вслушиваясь в предательский плеск воды о берег – кто же знал, что в глубине скрывается такое яростное течение. Прошло чуть больше двух недель, а я нисколько не приблизилась к Бледному двору. Две недели без вестей от Еноша, зато я постоянно слышала рассказы о том, как захватили в плен Короля плоти и костей.
Застрявший в горле всхлип смешался с кислотой, поднимающейся из пустого желудка. Три монеты лекарю, еще две за проживание в крохотной лачуге, еще одна за папины травы… Такими темпами я никогда не вернусь домой.
Позади меня застонала, держась за поясницу, Роза.
– Ох, этот ребенок меня убивает. Так больно, что я и с холма-то не спущусь.
– Наклонись и обхвати бедра. – Я поднялась и встала позади нее, надавив большим пальцем на нерв у копчика. – Просто головка входит в таз. Уже недолго. Ну, лучше?
Она выпрямилась и покачала бедрами так и эдак, кряхтя от облегчения:
– Будь проклята эта наша дыра, где даже нет повитухи. Нам, женщинам, не помешал бы кто-то вроде тебя, знающий, как унять такие боли. Где ты этому научилась?
– Видела где-то как-то раз. – Я подошла к садкам и вытащила из ножен на поясе нож. – Идиот так запутался в полнолуние, что даже не знаю, как его освободить, не разрезая веревку.
Роза подошла и посмотрела на мужчину сверху вниз. Его синее лицо раздулось от долгого пребывания в воде, в рыжей бороде темнели нити водорослей.
– Тебе придется оттащить его в погреб, чтобы его там заперли. Магистрат говорит, таков теперь закон. – Я сердито покосилась на нее, но она лишь пожала плечами: – Не смотри на меня так. Оставь его здесь, и он может ожить – правда, ненадолго.
Что ж, после захвата Еноша так делали трупы по всей стране. Выползали из земли, чтобы рухнуть, сделав три шага, застывали, а потом все повторялось по новой.
Поднимались. Падали. Поднимались. Падали.
– Никто из них не двигался по крайней мере неделю.
Кишки мои завязались узлом. Мысль о том, что это может означать, была для меня невыносима. Возможно, то, что делали сейчас с Еношем, было настолько ужасным, что он не мог больше призывать на помощь мертвых. Будь прокляты эти земли и все эти дураки. Я была так близко. Так близко к тому, чтобы все исправить, покончить с этим бардаком. И тут люди пленили его, испортив все! Возможно, Енош был прав, говоря о том, что мы порочны и нас ничто не исправит?
– Не могу же я тащить эдакого громилу. – Я наклонилась, ощупывая руку трупа в поисках сустава, чтобы было проще резать, и проглотила подступившую к горлу желчь. – И тележка моя слишком маленькая…
Желудок скрутило. Я судорожно глотнула воздух, пытаясь загнать обратно подкатывающую тошноту, обжигающую горло, язык, стиснутые зубы…
Меня вырвало прямо на камни. Роза, охнув, отпрянула и пробормотала:
– Ради Хелфы, лучше бы тебе не приносить сюда никакую хворь.
Я наклонилась и подолом платья утерла рот, избавляясь от липких желтоватых нитей слюны.
– Просто не позавтракала.
– То же самое ты говорила вчера, когда блевала за кустами. Маленькие деревни вроде нашей всегда настороженно относятся к чужакам, и уж совсем не любят, когда те приносят поветрие.
Я сняла с головы платок, вытерла со лба испарину, а косынку бросила на камни.
– Это не поветрие и не хворь.
Это хуже.
Уже несколько дней я просыпалась с тошнотой и не могла проглотить ни кусочка, ну разве что получалось пососать черствую горбушку. Потом становилось лучше. Прибавьте к этому задержку месячных – и не нужно быть повитухой, чтобы понять, от чего именно я страдаю.
Радость.
Страх.
Два чувства боролись в моей душе, регулярно меняя настроение. Столько лет я молилась о ребенке. Однако худшего времени, чтобы небеса ответили на мои мольбы, и быть не могло. Но как же так
