Король плоти и костей - Лив Зандер
Шаги!
Подошли двое.
– Мы отправили голубей во все города, деревни и хутора, прося… – Пламя трещало, заглушая голос, волдыри от ожогов шипели от жара. – Свидетели подтвердили слухи, ваше святейшество. Фрагмент записи был найден у… – Треск. Шипение. Хлопок. Еще хлопок. - …в лесу, но мы продолжаем поиски женщины.
Гнев лавой разлился по моим венам. Они никогда, никогда не получат мою жену, не отберут ее у меня. Неважно, сколько стрел пробило мое тело, сколько ножей рассекло сухожилия, сколько топоров разрубило кости… Я сражался, сражался еще долго после того, как лошадь добралась до Бледного двора.
А если точнее, сражался до тех пор, пока они не облили меня маслом и не подожгли.
– Остановите колесо!
Колесо остановилось.
Жар лизал мои ноги, но зрение, по крайней мере, вернулось – глаза восстановились быстрее, я вновь обрел возможность моргать. Передо мной стоял человек в белой рясе, расшитой золотыми солнцами. Он прижимал руку ко рту, словно пытаясь так заслониться от вони, и капли пота набухали на его лысине, когда он подался ко мне, пристально рассматривая, изучая.
– Двести лет. Но ты, ублюдок, решил появиться именно во время моего пребывания в должности. – Он ощерился, так что и без того резкие черты лица исказились. Одежду его оскверняли символы ложного бога. – Я первосвященник Декалон.
Ну конечно, кто ж еще.
– Прибереги представления для лорда Тарнема и капитана Мертока, смертный.
– Ваше святейшество. – Вооруженный человек в доспехах, стоящий рядом с Декалоном, опустил голову так низко, что отблески пламени озарили бугристый шрам, уродующий его переносицу. – Огонь – воистину единственное, что не дает ему сотрясать землю и поднимать мертвых. Солдаты заваливают могилы по всей земле, кладут двойной груз, но трупов слишком много, и ямы переполнены. Нам нужно перевернуть его.
Декалон пренебрежительно отмахнулся, разглядывая меня.
– Я надеялся, что Хелфа избавит меня от твоего внезапного появления. Впрочем, как и все первосвященники до меня. Отличная темница, не так ли? Мои предшественники… – голос его утонул в реве пламени, только чтобы вернуться, когда колесо завершило оборот, – …вырублена в склоне гранитной скалы, и ни единой могилы на многие мили вокруг.
Что ж, это объясняет, почему в моем распоряжении так мало костей, да и те принадлежат насекомым, крысам и прочим созданиям, нашедшим свой конец меж этих каменных стен. Сбежать удастся не скоро, и дастся мне побег нелегко, но все это не имеет значения, пока моя жена в безопасности и ждет меня дома.
Сердце мое сжалось.
Я так подвел ее. Потерял всякий контроль, охваченный страстью, и трупы поднимались из земли десятками. Хотя это сыграло мне на руку, ведь смертные напали на нас считаные минуты спустя, подвергнув мою маленькую смертельной опасности. Но теперь она в безопасности – что подтвердили слова этого человека, уничтожив все сомнения.
Еще один мучительный поворот, и Декалон протянул руку ладонью вверх.
– Клинок.
Горло мое сжалось.
Смертный рядом с первосвященником протянул ему нож.
Нож, который Декалон поднес к моим трясущимся ногам. Крепко сжимая резную рукоять, он приставил сверкающее острие к обожженному большому пальцу. И надавил, рассекая красную кожу и плоть. Когда лезвие уперлось в кость, он взялся за нож обеими руками.
Крак.
Кость поддалась, и палец, упав на грязный каменный пол, закатился в огонь.
А Декалон переводил взгляд с исчезнувшего в пламени куска моего тела на кровоточащий обрубок, вновь обретающий форму пальца.
– Я… впечатлен.
А я разозлился:
– О да, твой смертный разум настолько примитивен. Поверь, вечность на моей службе расширит границы твоего сознания.
Зеленые глаза первосвященника сузились:
– Ты весьма надменен для бессмертного, который скован цепями – и от которого провоняла уже вся темница.
Что он может сделать такого, чего еще не делали раньше?
– А ты весьма дерзок для умирающего, чьи кости скоро окажутся в моем распоряжении. М-м-м-м, твоя блестящая лысина послужит отличным украшением моего трона.
Он поднес клинок к моему лицу и неторопливо вспорол мне щеку:
– Разве тебе не больно? Должно быть больно… если верить старым писаниям.
Буду я признаваться в таких вещах какому-то смертному!
– Мы с болью старые приятели.
Под его ядовитым взглядом я продолжал собирать кости – отовсюду, куда мог дотянуться мой усталый разум. Кости крошились в мельчайшую пудру, которую подхватывал ветер и нес по темным коридорам. Мимо факелов, мимо стражи, касаясь грязных камней, вниз по одним лестницам, вверх по другим – и сквозь щели в дубовой двери, отгородившей меня от мира.
– Все свитки, книги, рукописи, хранящиеся в Главном храме… в них ведь не просто россказни и даже не просто история. Двести лет здешние первосвященники готовились к тому, чтобы захватить тебя, если ты появишься. – Самодовольная ухмылка тронула уголки его губ. – И все же, стоя сейчас перед тобой, обугленным и жалким, я чувствуя себя… униженным.
– О, я могу показать тебе истинное унижение…
– Проверните его! – Декалон подался ко мне; голос его сочился ядом. – Дважды.
Огонь охватил меня.
Огонь и агония, нарастающие мало-помалу, градус за градусом, сжигая разум – пока я не показался из пламени вновь, рыча:
– Ох, глупый смертный, я…
– Продолжайте вращать!
Пылающее, жгучее пламя грызло и сдирало с меня едва наросшую кожу, пережевывало обнаженную, ноющую плоть. Колесо делало оборот за оборотом, мои мучения продолжались, а смерть обходила меня стороной. Воздух был спертым, горьким, а потом тошнотворная, сводящая с ума вонь пепла хлынула в остатки моего обезображенного носа.
Разум съеживался, проваливаясь в безумие, я давился и задыхался от смрада собственной обугленной плоти. Зубы впились в язык, кровь брызнула на десны – и вот уже за стиснутыми челюстями остался болтаться лишь жалкий обрубок.
Я убью его.
Я убью их всех!
Много оборотов спустя, когда обоняние давным-давно уже отказало мне, исчезнув вместе со зрением, колесо снова остановилось. Послышались медленные шаги, сопровождаемые голосом первосвященника.
– Клянусь Хелфой, он откусил себе язык. Скажи что-нибудь, Король плоти и костей. Пригрози мне, пока кровь сочится из щелей между твоими зубами. – Раздался смешок. – О… у тебя же больше нет языка, чтобы грозить кому-то. Тебе не понять мою ненависть к тебе, не понять, какой хаос ты оставил в этом мире после того, как покинул нас. – Передо мной появился размытый силуэт. – Людям некому было молиться, не на что рассчитывать – а после
