Могущество - Анна Карвен

Медленно я пытаюсь уйти, мои босые ноги бесшумно ступают по холодному полу. Действительно, здесь очень холодно. Я не помню, чтобы здесь было так холодно, когда меня представили Хоргусу несколько лун назад.

Никто не смеет меня трогать.

Смотрю в глаза нескольким вельможам. Все они быстро отводят взгляд, не желая больше иметь со мной ничего общего.

— Помеченная, — шипит женщина, большими и указательными пальцами рисуя круговой знак Элара.

Не в силах удержаться, я оглядываюсь через плечо, бросая последний взгляд на императора.

Это правда… это?

Я могу идти?

Никто… никто не способен так повлиять на самого могущественного человека в Мидрии…

Кроме одного.

«Кайм? Это твоих рук дело?»

«Не бойся, Амали. Я уже здесь».

Мое сердце бешено колотится. Бабочки танцуют в животе. От предвкушения новой встречи с ним во мне бурлит необузданная энергия.

Элитная гвардия образует кольцо вокруг императора. Подняв мечи, они сопровождают его к заднему входу.

И вдруг они замирают.

— Кто это, черт возьми, такой…

— Стоп! — рычит Кроген, его голос громким эхом отражается от стен. — Ради всей империи… — Его рев заканчивается жалким хныканьем.

Люди колеблются.

Поворачиваются.

Смотрят на своего императора… а потом дальше, на богато украшенный золотой трон.

Тишина, опустившаяся на зал, не похожа ни на что. Она глубокая и всепоглощающая, как будто весь мир только что замер.

Над головой падает снег на большой стеклянный люк, то самое окно, через которое мы с Каймом сбежали не так давно.

Уголки моих губ подергиваются легкой улыбкой.

Тепло расцветает в груди.

Улыбка становится шире.

Возле трона стоит мужчина. Ну, он не совсем мужчина…

Высокомерно, нагло, он опирается одной рукой на голову дракона, окидывая зал полуночными глазами.

Итак, ты, наконец-то, пришел.

Дрожа от желания и возбуждения, смотрю на него.

Я знала, что ты придешь.

Кайм точно такой же, каким я запомнила его из наших снов, но теперь он стоит с обнаженной грудью, демонстрируя свои обсидиановые руки и впечатляющие татуировки Достопочтенных, которые еще более поразительны теперь, когда краска с его рук впиталась в змеиную чешую. Цвет настолько темный, что его руки мерцают в холодном утреннем свете.

Это завораживает. Кажется, что змея извивается и двигается под его кожей.

Черные волосы стали немного длиннее, они спадают за уши, растрепанные, спутанные и удивительные на фоне его белоснежной кожи.

Глаза у него того же оттенка сверкающей черной полуночи, что и раньше, и когда они скользят по комнате, то холодны, как замерзшее зимнее озеро.

Изменения завершены.

Это он.

Его мощное, скульптурное тело обнажено, каждая мышца и плоскость идеально очерчены, он выглядит чрезвычайно грозно.

Возможно, в этом и заключается смысл того, почему он решил предстать в таком виде, одетый только в черные брюки и высокие черные ботинки. Он излучает грубую, первобытную физическую силу, которую никто не может принять за человеческую.

Он довольно устрашающий.

Но не для меня. Он мой Кайм.

Люди начинают испуганно перешептываться.

— Кто это?

— Кто он? Не человек…

— Проклятие истинно. Она отмечена, помнишь?

Когда сверкающие темные глаза Кайма встречаются с моими, он замирает, и на мгновение на его лице проступает какая-то темная, непостижимая эмоция.

Температура падает еще немного.

А потом он подмигивает мне…

и исчезает в воздухе.

Глава 37

Кайм

Я снова удерживаю время, только еще раз, потому что мне не терпится добраться до нее.

Останавливаю изумленных лордов и леди двора, которые пришли накрашенными и нарядными, только чтобы увидеть смерть моей суженной.

Дураки.

Замораживаю глупого императора, который выполнил мой приказ до конца только потому, что боится смерти больше, чем бесчестья.

Замораживаю элитных гвардейцев, которые отныне и навсегда бесполезны против меня, потому что ни один клинок, каким бы острым он ни был, не сможет разрубить меня, если завис во времени.

Все это время единственная цель, которую я могу видеть, — это она.

Амали.

Та, что дороже всего на свете.

Иду вперед, мимо всех шокированных, окаменевших мидриан, которые застыли в полушаге, как будто они часть драматической картины Годриана.

Иду, пока не оказываюсь прямо перед своей парой.

Выражение ее лица мягкое и прекрасное. Нежная улыбка изогнула ее губы, когда она смотрит на то место, где я стоял всего несколько мгновений назад.

Приветственная улыбка.

Ее прекрасные глаза широко раскрыты и блестят от волнения.

«Наконец-то, ты пришел», — кажется, говорит она.

Мое сердце пылает от счастья.

Поглаживая ее лицо, я не могу не заметить, что ее кожа местами потрескалась и стала сухой. Губы тоже сухие, а щеки слегка впалые; челюсть и скулы немного более заметны, чем когда я видел ее в последний раз.

Грубое черное платье, в которое она одета, не может скрыть ни остроту ее плеч, ни стройность талии.

Они морили ее голодом.

Боюсь, что когда я раздену ее и хорошенько рассмотрю, увижу ее раны, и не смогу сдержать свой гнев.

Я уже близок к тому, чтобы убить весь этот гребаный суд дураков, но Амали не захочет этого, да и отец, подозреваю, тоже.

— О, Амали, — шепчу я, поглаживая ее щеку большим пальцем.

Мне следует освободить время и позволить ей увидеть меня сейчас, но не могу удержаться и сначала целую ее теплые губы. На фоне моей ледяной кожи она кажется чистым огнем.

Поглаживаю обсидиановым пальцем ее щеку, с трудом веря, что она прямо передо мной.

Моя.

С особой нежностью подхватываю ее на руки и несу по полу, мимо испуганного Крогена и его элитных охранников.

Сажаю ее на императорский мидрианский трон, вне досягаемости ее похитителей. Я забочусь о том, чтобы ей было удобно, затем опускаюсь перед ней на колени и беру ее руки в свои.

Ее пальцы истончились и слегка огрубели — еще одно свидетельство жестокого обращения со стороны мидриан.

Тот, кто заставил ее страдать, умрет.

Я нежно целую тыльную сторону ее руки. — Прости, что не смог добраться до тебя быстрее. Пожалуйста, прости меня, моя храбрая и драгоценная Энака, — бормочу я, снова медленно отпуская нити времени. С тех пор как Лок снял печать с моего тела, этот трюк стал слишком простым.

Мидрианский двор приходит в себя. Они в ужасе смотрят на нас, но я едва замечаю это.

Все мое существо сосредоточено на ней.

Глаза Амали трепещут.

Черты ее лица смягчаются.

Она оглядывается вокруг, пытаясь сориентироваться. На ее лице мелькает замешательство, но оно быстро сменяется пониманием, когда она осознает, где находится.

Опускает глаза, встречаясь с моим взглядом.

Тепло пробирается в мою грудь, и, как