100 грамм предательства - Мария Слуницкая
— Прежде чем продолжить… Я хочу сразу напомнить, что мы никогда никого ни к чему не принуждаем. Как ты знаешь, на Либерти основа всех основ — свобода. Поэтому… просто выслушай меня, а решение останется за тобой.
Я киваю, уткнувшись лицом в кружку, от которой до сих пор поднимается горячий пар.
— Итак, ты уже наслышана о легендарном Эйрике Халле. Наверное, и в зале Памяти была?..
— Да, Дин водил меня…
— Прекрасно. Как ты знаешь, он являлся ярым борцом за свободу. И однажды ему пришлось сбежать из Эйдолона и поселиться в Диких землях. Но даже здесь, ведя полную лишений жизнь, он продолжал бороться. Его вылазки в город принесли свои плоды. И в тот день, когда Эйрик Халле исчез, в город он отправился не просто так. Как следует из записей его жены Эм, он вёл какое-то расследование и обнаружил нечто такое, что могло положить конец режиму. В тот день он ушёл в Эйдолон, чтобы что-то проверить…
— И что это было?
— Не знаю. И никто не знает.
Магнус снова берёт кружку в руки и делает новый глоток.
— Но ведь у него была жена… и сподвижники… здесь, в Диких землях. Неужели совсем никто не знал, что он раскопал?
— Никто. — Магнус вздыхает. — Он хотел сначала убедиться сам… И пропал. Но я знаю, как узнать! — в глазах Магнуса появляется так хорошо уже известный мне блеск предвкушения. — С твоего позволения, я расскажу, что мне известно. Итак, его жена Эм писала в своих воспоминаниях, что Эйрик вёл дневник, куда записывал абсолютно всё. Но дневник тоже пропал… Однако, Эм была уверена, что дневник угодил в Музей. Нет, не так. Она была убеждена в этом.
— Но откуда она могла знать?..
— Я думал об этом. Единственное, что мне пришло в голову, что в Музее тогда у них был свой человек, который мог владеть такой информацией.
— Но в таком случае разве он бы не выкрал его?..
— И снова правильный вопрос. Я думаю, у него просто не было такой возможности. Уж ты-то должна понимать, что далеко не все двери Музея открыты для его сотрудников.
Я задумываюсь. Вряд ли дневник мог попасть в выставочный зал. А это значит, есть только одно место, где он может находиться.
— Хранилище N… — охаю я.
— Умница!
— Но ведь столько лет прошло… Вы уверены, что дневник до сих пор там?
— Полной уверенности, конечно, у меня нет. Но с другой стороны… Скажи сама, как работник Музея, часто ли из Хранилища N экспонаты изымаются и куда-то переносятся?
Я задумываюсь. На моей памяти такого не было. Среди работников Музея даже шутка такая ходила: в хранилище N угодила вещица — навеки ты с нею должен проститься.
— Нет, насколько я знаю, попавшее однажды в Хранилище остаётся там… Вот наоборот бывает — разрешённые вещи вдруг становятся запретными. В Питомнике как-то проводили ревизию и посчитали одну из кукол не подходящей для игр и изъяли несколько книг, которые раньше были разрешены для чтения. Директору Спритцу тогда ой как попало… — вспоминаю я.
— А это на самом деле логично. — Магнус достаёт из кармана мантии трубку и, постучав ею о стол, прикуривает. — Абсолютная власть как воронка — засасывает всё больше и больше. И глупцы, которые считают, что хуже уже быть не может, глубоко заблуждаются. Потому что Регентство всегда будет закручивать гайки, меняя нормы веса, например, или запрещая то, что вчера ещё было разрешено. Но так не будет продолжаться всегда, ибо если закручивать гайки до бесконечности, резьба однажды не выдержит и сорвётся. Так говорил Эйрик Халле.
— Вы думаете, это скоро произойдёт?
— А здесь не угадаешь… — вздыхает Магнус, затягиваясь. — Человеческое терпение уникально по своей природе. Всё может случится и завтра, а может придётся ждать и сто лет. Но у меня нет в запасе столько времени. Потому мне и нужен дневник.
— Вы для этого меня спасли?..
— Что ж… Я совру, если скажу, что нет. Нам действительно был нужен человек, который бывал в Хранилище N. Но я повторюсь, выбор за тобой. Ты — свободная. Одна из нас. И решать только тебе. Я лишь попрошу, ответить тебя на один вопрос… — он в задумчивости смотрит на меня, выпуская клубы дыма. — Рада ли ты, что мы тебя спасли?
— Да! — отвечаю, не колеблясь.
— Я счастлив, что это так. Но одна жизнь — капля в море, ты не находишь? А я хочу спасти тысячи, хочу, чтобы каждый дефектный и каждый стандартный обрёл свободу, понимаешь?
Я отставляю кружку с чаем, так и не сделав ни одного глотка, и разглядываю Магнуса. Волевой подбородок, острые линии, пронзительный взгляд. Он похож на воина. Нет, он и есть воин. Воин, который ведёт борьбу с сильными мира сего. Воин, который готов победить.
— Я помогу вам… — обещаю я, и моё сердце ускоряет свой бег. Надеюсь, когда придёт время, оно не разобьётся. — Только не понимаю, как я могу помочь.
— Насчёт этого не волнуйся! У нас есть план, который обязательно сработает! — с жаром восклицает Магнус.
В нордическим море его глаз полыхает пожар. Он готов рискнуть всем ради свободы. Он живёт этой мечтой, мечтой о том, чтобы свергнуть Регентство и спасти людей. Подарить свободу. Преподнести на блюдечке, а им только останется протянуть руку и взять.
— Мы обязательно всё обсудим! — он уже улыбается глазами, как довольный кот, объевшийся сметаны. — А теперь иди… Биргер, небось, тебя заждался…
Когда я покидаю веранду, солнце уже висит высоко в небе и, кутаясь в облака, освещает старый отель, ставший мне настоящим Домом.
***
И всё-таки Биргер остался не доволен моим опозданием. И причина его не очень-то волнует. Для таких как он даже падение гигантского метеорита недостаточно веская причина для опоздания.
А тут ещё и у Марны начались схватки — её малыш должен вот-вот родиться. Ну и дежурство меня ожидает…
— Ты почему не пришла раньше? — отчитывает Биргер будущую мамашу. — Зачем тянула?
— Ждала, пока Стиг уйдёт. У него смена на Ферме… Ой, ма-амочки… — она хватается за живот. — Он мне завтрак принёс и никак не уходил, ждал, пока я поем. А я не хотела его беспокоить…
— Не хотела она… О ребёнке нужно думать, а не о взрослом мужчине…
Самое трудное и страшное происходит, когда Марна начинает кричать. Хочется зажать уши и сбежать, но я не могу покинуть свой пост.
Биргер командует, как настоящий заправский цербер. Кара, принеси тёплой воды —
