Тайна короля - Алена Юрьевна Савченкова
Алекто уже хотела было отвести глаза, когда заметила вдруг, что ступни, показавшиеся красными от холода, были действительно красными, но не от холода, а потому что на них алело нечто, при ближайшем рассмотрении напоминавшее едва различимые башмаки. Если бы могли существовать туфли из тепла, оберегавшие ноги от холода, Алекто поклялась бы, что это они и были. Алекто моргнула, и они начали медленно истаивать.
Девушка, с трудом поднявшись, ступила в снег, а когда убрала ногу, там осталась только растаявшая лужица. Все так же, не поднимая глаз и держась за стену, она заковыляла прочь.
ГЛАВА 17
— Как вам прогулка? — осведомился Эли, когда они вошли.
— Отвратительно, — бросила Алекто, обходя его, и двинулась к окну.
— Познавательно, — спокойно ответила мать.
Алекто кинула на нее яростный взгляд, но промолчала, усевшись на каменный подоконник и уставившись сквозь ромбики окна наружу, хотя за слюдой едва что-то различалось. Только сыплющее снегом небо, на которое она сегодня и так уже нагляделось.
— Оставь нас, Эли, — попросила мать, и тот, сграбастав вульписа, которого кормил в их отсутствие кусочками сушеного мяса, вышел.
Приблизившись, мать взяла ее за подбородок.
— На вас произвела впечатление сегодняшняя сцена на площади?
— Она была отвратительна, — повторила Алекто.
— Отвратительна, — согласилась мать.
— Тогда почему вы заставили меня на нее смотреть?
— Потому что порой через отвратительное мы учимся правильному. Вы почувствовали в себе что-то новое после этого? — Мать впилась в нее взглядом.
Казалось, ответ был ей очень важен. Алекто упрямо сжала губы.
— Алекто, — повысила голос та. — Ответьте на мой вопрос: вы что-то почувствовали сегодня?
— Кроме тошноты? Ничего.
Алекто снова отвернулась к окну.
— Этот замок… Мне все меньше здесь нравится.
— Король пригласил нас остаться еще.
— Что? — Алекто развернулась.
— Да, — произнесла мать, проходя на середину комнаты и отстегивая кошель, а с ним и пояс, которые бросила на кровать.
— И надолго?
Та чуть пожала плечом.
— Пока это будет нужно.
— Тогда надеюсь, нужно будет это недолго.
Мать остановилась, внимательно на нее посмотрев.
— А я надеюсь, что ты изменишь мнение.
* * *
Омод вошел в покои и раздраженно отшвырнул пурпуэн, который буквально содрал с себя, сорвав пару пуговиц.
— Чем все закончилось, Ройф? — спросил он вошедшего следом оруженосца.
— Оправдали. Кажись, не виновата девица.
— Просто выкрутилась.
Ройф удивленно взглянул на него.
— Кажется, тебя такие склоки никогда не интересовали.
Омод со вздохом провел ладонью вверх по лицу, зачесал назад волосы, сжал концы в кулак и отпустил.
— Ты прав, — произнес он, опускаясь на кровать.
— Что-то стряслось?
— Скорее открылось.
— Хочешь рассказать?
— Нет.
— А перекинуться в шахматы? Или нарды?
— Ты ведь никогда такое не любил.
— Ну, если заниматься тем, что люблю я, так прикажи поставить круг для метания ножей и принести доброго вина. А заодно пригласим ту девчонку с площади и ее подруг — глядишь, и почернеют ноги у всех, — хохотнул он.
Омод усмехнулся.
— Может, ты и прав: нужно менять не события, а мнение.
— Так я кликну вина?
— Кликни. А у меня есть дела.
— Ну вот, так всегда, — протянул Ройф, когда Омод прошел мимо. — Как веселье, так сразу уходишь. К той своей красотке?
— Какой красотке? — Омод замер на пороге.
— Не знаю, но та, к кому ты так спешишь, бросая друзей, должна быть очень красива.
Фыркнув, Омод переступил порог.
* * *
Ингрид напоминала мышонка, лежавшего, зарывшись в одеяло. Теплая и сонная. Когда он ее подхватил, она лишь что-то сонно пискнула. Ее перенесли в комнату, где мать устроила лекарскую.
— Тише, Ингрид, это я, — прошептал он, закинув одну руку девушки себе на шею, сделал несколько шагов и опустился вместе с ней у очага, подняв легкую дымку золы.
Она запуталась в ее волосах серыми искрами. Как ни странно, от Ингрид пахло не лекарствами, а сдобой. И Омод, не удержавшись, провел ладонью по ее прядям, сейчас свободным от каля. Ему всегда нравились ее волосы. Дрогнув ресницами, Ингрид раскрыла глаза, и в них отразилось два Омода.
— Омод, — прошептала она, легонько проведя кончиками пальцев по его лицу, словно до конца не веря, что это он.
И по его выстуженной сегодняшней прогулкой в столицу душе разлилось тепло.
— Это я, — осторожно перехватив ее руку, он поцеловал кончики пальцев. — Как ты?
— Я все время сплю. Ее величество дала мне какое-то питье… Я его пью и сплю. — Лицо девушки озарило светлое выражение. — Она принесла другую мазь, чтоб руки скорее заживали.
Ингрид попыталась разогнуть пальцы, но Омод легонько накрыл их.
— Не нужно, просто отдыхай.
Ингрид наконец проснулась окончательно и огляделась.
— Почему ты пришел?
— Потому что хочу быть рядом с тобой.
В ее глазах дрогнули огоньки.
— Значит все было не напрасно… — прошептала она.
Омод, потянувшийся было поворошить угли, замер.
— Что было не напрасно?
На лице Ингрид плясали красные отсветы.
— Это. — Она подняла перебинтованную руку. — Если бы я их не обожгла, ты бы не приходил ко мне и не был так внимателен.
Омод медленно отпустил кочергу и повернул к ней лицо.
— Если бы ты их не обожгла?
Какое-то время на ее лице отражалось непонимание. Наконец, его сменило осознание.
— Нет, я не хотела сказать…
— Ты обожгла их, — произнес Омод, вставая, так что Ингрид, ойкнув, упала с его колен на пол, — чтобы я был рядом?
— Нет, ты все не так услышал.
— Кажется, я услышал все именно так.
Ингрид умоляюще смотрела на него снизу вверх, а Омод впервые в жизни почувствовал желание ударить. Ударить кого бы то ни было.
— Лживая.
— Нет.
— Эгоистичная.
— Омод…
— Обманщица.
Швырнув кочергу в угли так, что Ингрид вскрикнула, он широким шагом покинул лекарскую.
* * *
— Вы уже отдохнули после прогулки в столицу?
Омод обернулся к матери, которая вошла в покои, тихонько притворив дверь.
— Я не отдыхал, — ответил он, снова поворачиваясь к карте, пестревшей флажками.
— Над чем вы трудитесь?
— Над разграничением земель, о котором я говорил вам в прошлый раз.
— Помнится, вы хотели уступить рудники Бассетам, а виноградники обменять на каменоломню, — заметила она, вставая рядом и внимательно изучая карту.
— Я был слеп. Мы не должны отдавать свое. Рудники и виноградники при правильном использовании могут удвоить поступления в казну.
— Но ведь это может усилить напряженность с Бассетами и Флемингами, — мягко заметила мать, проводя по его волосам, и Омод, раздраженно мотнув головой, стряхнул ее руку.
Она удивленно на него взглянула. Опомнившись, он вздохнул.
— Мне нет дела до их мнения. А если им
