А печаль холод греет - Дайана Рофф
Вот и сейчас на меня словно плеснули белой краски, чтобы прикрыть всю плесень чёрной и сделать меня чуть счастливее. И так оно и было, но жаль, что это ненадолго. Слой за слоем – и когда-нибудь придёт моя кончина, когда-нибудь от меня останется лишь пепел, пока болезнь сжирала заживо, спичку поглощал огонь. А что с такими делать? Лишь выкинуть – пусть догорают в мусоре среди остальных.
Таких же заражённых, как и я.
– Мы рады, что ты жива, Делора.
Уже вытерев с лица об футболку все взбитые сливки, Ченс похлопал меня по плечу, желая ещё больше подбодрить. Но мой взгляд зацепился за его ожоги на руке – такие же были у мамы.
– Ты тоже заражён? – удивилась я, понимая, что в глубине души надеялась на то, что мой друг будет жить дольше, чем я.
– Ага, смотри!
Ченс встал с кровати, на которой я лежала, и потряс рукой, словно она у него затекла. Секунда – и пламя озарило неосвещённую комнату, почти достигнув короткого рукава красной футболки, сочетавшейся по цвету с шапкой парня. Тот широко заулыбался при виде огня, как маленький ребёнок, играющий со спичкой, в его светло-зелёных глазах отражались дьявольские огоньки, точно он собирался поджечь весь дом. Ловко достав из кармана шорт пачку сигарет, Ченс вынул одну и закурил, взяв огонь со своей же руки. От этого зрелища мне стало не по себе – так странно было наблюдать человека, способного управлять пламенем, и понимать, что всё это не являлось частью какого-то фантастического фильма, что это – реальность. Опасная, горячая, обжигающая. Но такая, какая была. И я – часть её.
Может, и не стоило вовсе просыпаться?..
Я быстро отдёрнула себя. Нет, что за ерунда. Конечно, стоило просыпаться. Я не трусиха, чтобы прятаться в Закулисье или в своём воображении, не разбита, не сломана, не подавлена. Я сильная, храбрая и упрямая. А снаружи меня ждали Джозеф, Филис, Хэмфри и многие другие.
А ещё болезнь, смерть матери и собственная страшная участь. Может, и не стоит тут оставаться?
– В смысле тоже? – Ричелл скрестила руки на груди, наблюдая за мной миндальными глазами, через один из которых теперь шёл уродливый шрам, почти как у меня.
Я невольно закусила губу, не желая так прямо отвечать своим товарищам о том, с чем я сама только недавно смирилась. Не хотелось думать об этом, не хотелось ничего вспоминать, винить себя или проклинать мир – всё бесполезно, от правды не убежишь. Нервно теребя кольцо в носу, я оглядела уютную комнату, в которой проснулась: тёмно-бежевые обои, кремового цвета занавески, доходящие только до длинных горячих батарей, с которыми не была страшна метель, стоящая за окном, – тепло и спокойствие дарили ощущение домашнего уюта и безопасности. А большой чёрный медведь, сидящий на невысоком шкафу, и гирлянда, украшающая книжные полки, лишь усиливали это чувство. Всё казалось волшебным, предрождественским и даже привычным, хотя я понятия не имела, где находилась.
– Моя мама… – голос дрогнул, но я быстро взяла себя в руки. – Она тоже была заражена.
– А ты сама?
Ричелл казалась мне непривычно спокойной, но не равнодушной, словно только-только отходила от действия «сыворотки». Я с тоскливым лицом посмотрела на зиму, не желая терять внутреннее и внешнее тепло. И как бы мне ни было жарко, я поплотнее закуталась в одеяло, краем которого задела висящий на конце ножки кровати новогоднюю красную шапку.
– Рано или поздно близкие и друзья покидают нас, и, порой, воспоминания, которые остаются о них, причиняют сильную боль, – Ченс вдруг проникся ко мне сочувствием, задумчиво куря сигарету. – Очень тяжело справиться с этим чувством, когда твоя прошлая жизнь буквально крутилась вокруг них, и всё вокруг напоминает об этом. Бывает, что на этот пустой стул садится новый человек и заглушает боль, привнося в жизнь много положительных моментов. Но есть люди, которых не может заменить никто. И эта рана продолжает кровоточить, всю жизнь храня память об ушедшем. И поэтому я тебя понимаю, Делора. Я потерял бабулю, деда, маму и отца. А скоро не станет и меня…
– Поэтому…
– Поэтому я и забросил спорт и решил, вот, погубить своё здоровье ещё больше, – рассмеялся парень, пытаясь сделать кольцо из дыма. – Какая разница, если пепел от меня останется такой же, как и от родителей и многих других? И даже никто не узнает, кто сгорел, почему вредил самому себе, зачем курил и пил. Даже моей неотразимой внешности не останется, хотя я совершенно не самовлюблённый мудак, но кому не хочется остаться после смерти таким же, каким ты был при жизни? Жаль, что сейчас это уже у многих невозможно. И у меня в том числе.
– И у меня, – буркнула Ричелл, выглядя совершенно недовольной.
– Почему ты смотришь на меня с таким лицом? – никогда не унывавший Ченс ещё шире улыбнулся, показывая свои слегка пожелтевшие зубы.
– С каким таким? – огрызнулась девушка.
– Ну, с таким страшным…
– Это моё обычное лицо.
Ченс залился громким смехом, тогда как я невольно улыбнулась, наблюдая за ними из тёплой кровати.
– Слушай, придурок, будешь ли ты встречаться с девушкой выше тебя ростом? – решила отомстить Ричелл.
– Нет, – с трудом успокоившись, ответил Ченс.
– Это так низко с твоей стороны, – зло процедила девушка.
– Ричи, я гей.
Пытаясь вновь не засмеяться, он подавился смехом под гневным взглядом Ричелл и закашлял.
– Не умри тут, красная шапочка.
Я с широкой улыбкой на губах наблюдала за их перепалкой – такой привычной, такой родной. На несколько секунд мне всё показалось добрым, весёлым: радостное лицо друга, вечный злой вид Ричи, приятная атмосфера, тёплая кровать – не хватало только чашки чая в руках и толстого свитера. Но собственный жар и так согревал тело помимо одеяла и батареи, и одно только это разбивало хрупкое ощущение безопасности и мира на множество осколков. Не склеить их больше, не собрать вместе в прекрасную вазу – и это губило, разрушало, уничтожало. Наверное, многие испытывали такое жуткое ощущение, когда твоя любимая дорогая ваза падала со стола, а ты стоял слишком далеко, чтобы её поймать. Но ты всё равно побежал, прыгнул, упал, и тебе не хватило всего каких-то нескольких сантиметров, доли секунды. Иногда ты даже успевал коснуться её кончиками пальцев, но она всё равно разбивалась. У тебя на глазах она разлетелась на тысячи мелких осколков, которые невозможно будет склеить, а если и получится, то тонкие полосы швов всё равно будут видны, если не снаружи, то внутри – точно. Тебе жаль
