Карен Монинг - За горным туманом

— Дьявол, дыра размером со сливу была проделана на ладони твоей руки! Старому целителю пришлось протащить стрелу через твою руку, чтобы вынуть ее. И ты сам слышал его. Если бы стрела попала тебе в грудь, куда и должна была, если бы тебе странным образом не повезло, он не смог бы ничего сделать, чтобы спасти тебя, настолько ужасно зазубренной она была. Ты будешь носить шрамы и боль в этой руке до конца жизни.

Хок мрачно вздохнул. Еще шрамы и еще боль. И что же? Она даже не потрудилась посмотреть, жив ли он. Она могла бы по крайней мере притвориться заинтересованной. Нанести короткий визит, чтобы поддержать иллюзию вежливости. Но нет. Она вероятно надеялась, что он умирает, и что убрав его с дороги она будет очень богатой женщиной. Лежала ли она уже сейчас в Павлиньей комнате, подсчитывая свое золото и блага?

— Даже ни одного вопроса, Гримм? — Хок изучал шелковистые волоски вокруг повязки, которые покрывали почти всю его руку.

— Ни единого.

Хок не стал спрашивать снова.

— Гримм, пакуй мою сумку. Отошли половину охраны и достаточно слуг, чтобы приготовить господский дом в Устере. Я уезжаю на рассвете. И хватит тыкать в этот проклятый огонь — в этой комнате и так уже чертовски жарко.

Гримм с грохотом прислонил кочергу к каменному очагу. Он чопорно отвернулся от огня и посмотрел в лицо Хоку.

— Ты едешь один?

— Я только что велел тебе собрать половину стражи.

— Я имею в виду, что насчет твоей жены?

Взгляд Хока снова упал на его руку. Он несколько мгновений изучал ее, затем взглянул вверх на Гримма и спокойно сказал:

— Я еду один. Если она даже не смогла побеспокоиться и убедиться в том, жив я или мертв, возможно, настало время прекратить попытки. По крайней мере, некоторое расстояние может помочь мне оценить мои перспективы.

Гримм сухо кивнул.

— Ты уверен, что ты сможешь путешествовать с такой раной?

— Ты знаешь, что я быстро восстанавливаюсь. Я остановлюсь в цыганском таборе и возьму немного ромашки и припарки из окопника, которые они используют…

— Но ты едешь верхом?

— Со мной будет все в порядке, Гримм. Ты не виноват. — Хок заметил горькую улыбку на лице Гримма. Его немного утешило осознание того, что его друг так верен ему, когда его собственная жена не смогла побеспокоиться и позаботиться о том, мертв он или жив.

— Ты настоящий друг, Гримм, — тихо сказал Хок. Он не был удивлен, когда Гримм поспешил покинуть комнату. За все те годы, что он знал его, похвалы всегда заставляли его чувствовать себя неудобно.

В массивной кровати Павлиньей комнаты беспокойно металась Эдриен, раздраженно бодрствующая. В этот момент она была совершенно уверена, что она никогда больше не уснет. Ее разум никогда не отвлечется от горькой, ледяной ясности, которая бушевала в ее мозге, перекрашивая каждое ее действие со дня прибытия в Далкит в совершенно другие цвета.

Хок и Гримм выехали верхом, как только рассвет забрезжил над богатыми полями Далкита. Удовлетворение волной поднялось внутри Хока, когда он осматривал свое поместье. Теперь, когда его годы королевской службы в конце концов закончились, он мог наконец-то увидеть нужды своих людей и стать Лэрдом, которым он был рожден. Теперь он хотел всего лишь одного — чтобы Эдриен по-настоящему стала ему женой в каждом смысле этого слова, чтобы помогла ему управлять Далкитом рядом с ним. Более всего он хотел увидеть их сыновей и дочерей, идущих по этой земле.

Хок проклял себя за то, что он такой безнадежный романтический дурак.

— Урожай на этот Самайн будет богатым, — заметил Гримм.

— Да, так и будет, Гримм. Адам. — Хок коротко кивнул кузнецу, который приближался, золотые поля раздвигались вокруг его темной фигуры.

— Ты выходишь из игры? Ты признаешь себя побежденным, ужасный Хок? — Адам с насмешкой посмотрел вверх.

— Не буди дьявола, кузнец, — коротко предостерег Гримм.

Адам рассмеялся.

— Сбейте с толку дьявола, и дьявол будет проклят. Я не боюсь дьявола, и не склоняюсь перед людьми. Кроме того, тебя это не касается, или по крайней мере, только слегка, — и определенно не в такой степени, в какой ты, оказывается, полагаешь. Ты безмерно переоценил себя, неотесанный Гримм. — Адам, улыбаясь, встретил взгляд Хока. — Не бойся, я позабочусь о ней в твое отсутствие.

— Я не позволю ему находиться рядом с ней, Хок. — поспешил успокоить его Гримм.

— Да, ты позволишь, Гримм, — спокойно сказал Хок. — Если она спросит про него, ты позволишь ему приблизиться к ней. Но ни при каких других обстоятельствах.

Адам самодовольно кивнул.

— И она спросит. Снова и снова своим хриплым, сладким голосом, который бывает у нее по утрам. И Гримм, ты можешь сказать ей, что у меня есть кофе от цыган для нее.

— Ты не скажешь ей этого! — отрезал Хок.

— Ты пытаешься ограничить мое общение с ней?

— Я не соглашался обеспечивать тебя посыльным! Но все же — что будет, то наверняка будет. Моя охрана присмотрит за ней, но я спрошу с тебя, если ей будет причинен вред.

— Ты отдаешь ее под мою защиту?

— Нет, но я призову тебя к ответу, если ей будет причинено зло.

— Я бы никогда не позволил причинить зло женщине, которая принадлежит мне — а она теперь принадлежит мне, глупый Хок.

— Только настолько, насколько она хочет принадлежать тебе, — тихо сказал Хок. И если она захочет, я убью вас обоих своими голыми руками и стану более спокойным по ночам, но мертвым внутри.

— Ты либо невозможно самоуверен, или невероятно глуп, ужасный Хок, — сказал с презрением кузнец. — Ты вернешься, чтобы найти безупречную Эдриен в моих руках. Она и так проводит большую часть дня со мной в твоих садах — а скоро она будет проводить это время в моей постели, — насмешливо сказал Адам.

Хок сжал челюсти, его тело напряглось от ярости.

— Она не спрашивала про тебя, Хок, — невыразительно напомнил Гримм, переминаясь с ноги на ногу.

— Она не спрашивала про него, капитан охраны? — весело спросил Адам. — Честный капитан, правдивый капитан?

Гримм вздрогнул, когда темный взгляд Адама остановился на нем.

— Да, — с трудом сказал он.

— Какую запутанную сеть мы плетем… — медленно протянул Адам, намек на улыбку появился на его блестящем лице.

— Что происходит между вами двумя? — спросил Хок.

— Этот кузнец — странный человек, — пробормотал Гримм.

— Я сказал бы тебе «Бог в помощь», но я полагаю, что Бог не допускает тесного общения, если вообще какого-то, с такими людьми как мы. Так что я попрощаюсь с тобой по-воински. И не бойся, я буду охранять прекрасную Эдриен, — пообещал кузнец, потрепав жеребца Хока по крестцу.